Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И тут мы достигаем точки, где фантазия берет верх над правдивым описанием; может быть, именно так и достигается очарование романа. Почему Гарди называет утесы Бини Безымянными? Деревня Бини значится на всех старых картах, а Гарди всегда дает сходные по звучанию названия: Камелтон становится у него Камелфордом, Тинтагел превращается в Дандагел. Я думаю, назвав утесы Безымянными, он хотел привнести в сцену пугающую таинственность. Примерно то же сделал Серджо Леоне: в его расплодившихся вестернах главный герой — Человек без имени, сыгранный Клинтом Иствудом — был отрицательным персонажем. Называть — это сделать первый шаг к приручению; чтобы «приручить» самый высокий утес, мы должны его назвать. Анонимность вселяет ужас. Когда совершается серия преступлений, самое страшное — когда преступник еще не известен: безымянный кошмар. Писатель знает это; тут и начинается искусство. Гарди уважал факты, но он также знал, когда с ними следует повременить. Трилобит тоже был удачным плодом фантазии. В слоях каменноугольного периода в этой части Корнуоллского берега никогда не находили трилобитов. Теоретически это возможно: скалы имеют подходящий возраст. Но окаменелости чрезвычайно редки в таких тектонически измененных породах. Некоторое количество окаменелых животных все же нашлось — предки аммонитов, другие моллюски и микроскопические животные, — и по ним определили возраст горных пластов, но трилобитов среди них не оказалось. Я был бы весьма рад получить трилобита из рук какого-нибудь коллекционера, которому посчастливилось ударить молотком в нужном месте; такая находка имела бы заметную научную ценность. Гарди поместил своего трилобита в правдоподобные условия, только вот собственно трилобит в том самом месте — это чистая выдумка. Писателю понадобился трилобит, чтобы посмотреть в глаза Стивену Найту. Читатель оценит выбор трилобита в качестве персонажа, это «просто ничтожная букашка», по контрасту с которой обостряется напряженность эмоциональной драмы. И не важно, что трилобит вымышлен, тогда как остальные картины будто сфотографированы с реального ландшафта. Любой ученый пришел бы в ужас от подобной выдумки, ведь ученому нужны реальные факты и ничего, кроме фактов. Художественная правда видоизменяет факты во имя искусства, задача ученого совсем другая — он открывает правду, скрытую внешними проявлениями. Однако обе задачи равно требуют воображения.
Что же до Найта, то он избежал роковой гибели благодаря веревке, которую в отчаянии соорудила Эльфрида из нижних юбок. Этот эпизод послужил поворотным моментом романа: он символизировал перелом в отношениях между посрамленным мужчиной и яркой женщиной. И читателя не интересует, случилось ли это на самом деле, потому что событие неразрывно связано с самой тканью повествования.
От утесов Бини я взобрался вверх по крутому склону к точке Файр-Бикон (Fire beacon point означает буквально «точка сигнального огня»), на дикий крутой обрыв, с которого виден весь Герцинский берег. Может быть, его так назвали по одной из многочисленных сигнальных вышек, расставленных здесь когда-то, чтобы предупреждать о приближении Армады. Сейчас здесь только скамейка, поставленная в память о некоем Поле Херде, но я благодарен родственникам мистера Херда за возможность посидеть и отдышаться. Теперь я направляюсь в сторону от берега, по старой тропке вдоль каменных межевых оград. Я хочу взглянуть на приходскую церковь Св. Джулиота, которую реставрировал Гарди. Она стоит, уютно скрытая склонами холмов; прямо от задней ее стены бежит через поля тропинка, вокруг лениво пасутся овцы. Несмотря на пасторальные пейзажи, в самой церкви Св. Джулиота и даже в ее приземистой башне с бессмысленными зубцами чувствуется что-то уныло-прямолинейное, викторианское — возможно, винить нужно Гарди. Такому пейзажу полагалось бы иметь что-то более выдающееся, под стать здешним историям. В конце концов, Гарди сам писал, что «место всегда служило ключом к событиям в моей жизни»[5]. Церковь будто бы не воздает должных почестей древнему и наверняка святому месту. На церковном кладбище похоронены несколько Джоллоу — может быть, производные от Джулиот, — подобные семьи вскормила сама местная земля, они часть этого края, как пригнувшийся под ветром утесник. Внутри церкви висит объявление, что почти весь церковный инвентарь украден. Мне здесь нечего делать.
Уже уходя, я вдруг замечаю кельтские каменные кресты. У церковных ворот, словно в карауле, стоит грубо вытесанная колонна в человеческий рост с диском наверху; на такие обычно ставят бюст, здесь же на диск водружен примитивно сработанный крест. Кресты вытесаны из гранита, тогда как могильные плиты выполнены из сланца. Эти кресты будут стоять еще долго и после того, как сотрутся каменные имена Джоллоу, а сами могильные плиты превратятся в забытый прах. Гранит рожден магматическими выбросами из недр Герцинских гор. Может быть, гранитные блоки везли из Бодмина или Дартмура, но в любом случае каменотесы знали о прочности камня. Каждый памятник есть свидетельство масштаба геологического времени, напоминание о долговечности камня по сравнению с человеческой жизнью. Каждый памятник — это перекресток, где человеческий труд столкнулся с тектонической историей, с той же самой историей, которая поместила вымышленного трилобита Гарди на утесы Бини. Дискообразная вершина креста — словно магическая замочная скважина, через которую видны папоротниковые леса и двоякодышащие предки амфибий. Может быть, именно за этим я добирался сюда холодным ноябрьским днем из Боскасла. Я смотрел, как ледяные капли стекают по лишайнику, который только и способен выжить на каменной гранитной поверхности, и ощутил неожиданный трепет перед этим несокрушимым гранитом, наблюдавшим шествие трилобитов по мелководью исчезнувших океанов.
* * *Если существует любовь с первого взгляда, то я влюбился в трилобитов в четырнадцать.
Юго-западная оконечность южного Уэльса образована полуостровом Сент-Дэвидс. Он выдается к западу и подобен миниатюрному Корнуоллу, где Гарди нашел свою любовь. Как и Корнуолл, это край внушительных древних утесов, хотя материковая его часть плоская и невыразительная. Вдоль берега тоже встречаются небольшие круглые бухты с названиями вроде Солва и Аберкасл и бывшими некогда глухими рыбачьими деревушками; в наши дни дома здесь штукатурят, чтобы придать грубому камню цивилизованный вид. Но утесы как были дикими, так ими и остаются, и видны те же перевитые складки пластов, что и всюду в Корнуолле. Словно на параде, одна за другой выставлены вдоль берега горные свиты, каждая своего цвета и фактуры: вот массивные желтые и розовые песчаники, будто ребра, погруженные во взбитую пену; вот группа изломанных темных сланцев, зигзагом прочертившая утесы, точно безумная гармоника. В заливе Карфай яркие красные сланцы смотрятся неуместно нарядно в тусклом мире геологии. Все эти каменные образования гораздо древнее своих корнуоллских соседей. Их датируют кембрийским периодом, самые старые сланцы сформировались из осевшего на дно глинистого ила еще раньше — около 540 млн. лет назад. Эта дата уносит нас к началу начал — ко временам, когда на суше еще не появились растения и еще не существовало ни одного вида позвоночных животных. И все же в том новом мире уже существовали свои наблюдатели — трилобиты. Им было на 200 млн. лет больше, чем вымышленному трилобиту Гарди (или, лучше сказать, его реально существующему собрату), а это временной промежуток в 100 раз больший, чем все мимолетное существование человечества. Именно кембрийский период меня и заинтересовал в ту пору моей жизни, когда голос мой из баритона то и дело превращался в предательский фальцет. Мои сверстники обнаружили существование девочек, я же обнаружил трилобитов.
На моей карте нанесены известные местонахождения трилобитов. Их описывали как самые древние ископаемые на Британских островах. Что может быть притягательнее? Душу охватывает восторженный трепет, когда погружаешься все глубже в древность. Сдернуть с ландшафта зыбкий покров человеческого присутствия, а потом слой за слоем снимать в воображении историю, пока не откроется самая глубинная реальность. Моя усталая мать вязала или читала, а я колотил камни в Найн-Веллз или в Порт-и-Роу[6]. Туда я мог дойти пешком, и камни разбивались без особого труда. У меня даже не было нормального геологического молотка. Меня охватила лихорадка открытия. Я научился разбивать камни, чтобы они раскалывались параллельно бывшему морскому дну, — так у меня было больше шансов добыть что-нибудь стоящее. Я надсаживался, стараясь отделить подходящего размера камень. Шипы утесника кололи руки, я этого и не замечал. Время сделало камни одновременно и твердыми, и хрупкими: казалось, они ломаются как угодно, только не так, как мне было нужно. На сколах оказывались кусочки чего-то, что могло быть — а могло и не быть — следами некой жизни: черные пятна, более блестящие, чем сам камень. И наконец я нашел трилобита. Камень просто распался вокруг него, и он появился будто специально для меня. На самом деле, трилобит сам и ослабил камень, приуготовляя свое явление, будто хотел, чтобы его нашли. Я стоял, держа в руках два камня: в левой руке оттиск трилобита, собственно существо (он называется отпечаток), а в правой — прилегающий к нему противоотпечаток; две части тесно прижимались друг к другу, чтобы пережить все превратности, уготованные им в каменной темнице. На окаменелом животном было коричневатое пятно, но по мне оно не портило вида — воистину, я держал в руках оживший учебник. Рисунки и фотографии — ничто перед радостью держать в руках только что найденную окаменелость. Осененная мальчишеским эгоизмом, она, казалось, предназначалась только мне. Так я нашел животное, которое позже изменило мою жизнь. Длинные узкие глаза трилобита приветствовали меня, и я ответил им тем же. Более притягательные, чем любые голубые глаза, эти узнали меня через 500 млн. лет и заставили трепетать.
- Нерешенные проблемы теории эволюции - В. Красилов - Биология
- Мифы об эволюции человека - Александр Соколов - Биология
- Расширенный Фенотип: длинная рука гена - Ричард Докинз - Биология
- Почему жирафы не стали людьми и другие вопросы эволюции - Станислав Владимирович Дробышевский - Биология / Прочая научная литература
- Лестница жизни: десять величайших изобретений эволюции - Ник Лэйн - Биология
- Вымершие люди: почему неандертальцы погибли, а мы — выжили - Клайв Финлейсон - Биология
- Волшебная эволюция - Стестад Ханна Нюборг - Биология
- Паразиты: Тайный мир - Карл Циммер - Биология
- Хозяева Земли - Эдвард Уилсон - Биология
- Слепой часовщик. Как эволюция доказывает отсутствие замысла во Вселенной - Ричард Докинз - Биология