Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Было около полуночи, ужин шел к концу. Агнесса, закончив свои хлопоты, уселась за стол неподалеку от Тельмы Леон-Мартен, почти напротив нее. Затаив дыхание, Агнесса- слушала ее рассказы о светской и общественной жизни, шедшей своим чередом даже вне официальных кругов, о новом парижском быте - о приемах, о встречах.
- Огромную роль играет теперь телефон, - говорила Тельма.- Трудно передать, как много разговаривают сейчас по телефону. Парижане научились беседовать намеками, опасаясь бюро подслушивания, которого, уверяю вас, на
Агнесса старалась ничего не упустить из этих признаний, и, хотя разговор стал общим, ей удавалось следить за рассказами Тельмы. Какова бы ни была она, эта краснобайка Тельма, Агнесса все же испытывала к ней нечто вроде симпатии, все-таки приятно было, что за столом сидит парижанка, которая в курсе всего, которая столько знает о жизни оккупированной столицы и, не заставляя себя просить, делится всеми этими сведениями с другими. Тельма повязывала голову тюрбаном, используя для этой цели шарф из ярко-красного сукна с золотыми узорами, и изящный его фасон выдавал работу знаменитой парижской модистки. Агнесса сделала ей по этому поводу комплимент, и Тельма тут же назвала имя модистки.
- Она, знаете ли, придумала этот фасон специально для меня. Таким образом я не опускаюсь до дешевки, ношу вещь, все-таки приготовленную по специальному заказу, и в то же время не выделяюсь в метро, ибо все теперь носят тюрбаны. А нужно вам сказать, что в Париже сейчас не слишком рекомендуется выделяться. Мне, например, как вы сами понимаете, было бы не так уж трудно при желании получить "освез" на автомобиль. И горючее в придачу. Благодаря положению, которое занимает мой супруг. Однако я этого не сделала, потому что не всем это может понравиться. Я отказалась. Обхожусь без машины и чувствую себя прекрасно. Самые шикарные женщины разъезжают теперь в метро. И не путают, даже при пересадках. И никаких первых классов, только общие вагоны. Зато теперь в метро все читают. Женщины нашего круга читают в метро от начала до конца поездки. На улице Сент-Оноре продают чудесные папки для книг из полотна и даже из кожи, с удобными ручками, прямо как сумочки, так что их очень легко носить. Вы вполне можете встретить где-нибудь в вагоне метро даму в норках, читающую книгу. Вот так мы и живем.
Уже несколько минут Агнессе хотелось задать Тельме один вопрос, но парижанка не давала никому вставить ни словечка. Замолкнув на минуту, она тут же взяла стакан и стала прихлебывать, как опытный оратор между двумя торжественными периодами.
- Мадам, - успела сказать Агнесса, несколько понизив голос, и тут же пожалела, так как за столом установилось напряженное молчание, но отступать было поздно.- Мадам, я хочу вам задать один вопрос, который, возможно, Париж, - добавила она, как бы желая оправдаться перед собравшимися.
- Да? - бросила Тельма, часто моргая и чуть улыбаясь снисходительной улыбкой, как бы говоря, что она ждет продолжения.
- Мне хотелось бы знать, с каким чувством смотришь на Париж, в котором находятся немцы.
Вся во власти своего волнения, Агнесса не заметила, как внезапно застыла в полной неподвижности Мано, обратив беспокойный взор в сторону Тельмы. Но та, которую называли в насмешку "сипухой", решила, что для вящего эффекта требуется выдержать паузу.
- Я очень понимаю ваш вопрос, - бросила она присутствующим. - Его как раз и задают мне чаще всего. Ну что ж, мадам, когда я подхожу к окну и вижу, как по авеню Президента Вильсона марширует патруль эсэсовцев, я не стану уверять вас, что мне это приятно. Однако я не могу не думать, что если бы не они, то на их месте были бы санкюлоты, и выбираю из двух зол меньшее.
Мано положила ладонь на руку своего соседа - капитана корабля, очевидно, не только затем, чтобы удержать его, - ей самой требовалась поддержка. И Агнесса уловила ее жест. За столом воцарилось холодное молчание, предвещавшее взрыв. Но Мано так быстро и так решительно сумела переменить разговор, что Тельма сразу почувствовала: есть пределы, которые перед этой аудиторией переходить не следует. Нимало не смутившись, Тельма сделала поворот на сто восемьдесят градусов и стала высмеивать "серых мышей", то есть немок в военной форме, весьма неуклюже на них сидевшей. Но, - добавила она, - власти не особенно заботятся о том, что скажет общественное мнение... - Сменив пластинку, она даже решилась поставить под сомнение лояльность цензуры Виши, которая запретила спектакль "Любовники" Доннея и не одобряет возобновления "Тартюфа". Но Агнесса уже перестала слушать.
Рассказы Тельмы давали достаточно пищи для размышлений. Агнессу удивили отнюдь не разглагольствования этой вздорной особы, ибо в смутные дни разгрома она не раз уже подмечала у буржуа м у аристократов симпатии к немцам, порожденные именно ненавистью к республиканскому режиму. Нет, удивило ее другое: слово "санкюлот". Этот намек на восемьдесят девятый год перенес Агнессу в недра ее собственной семьи. Буссардели считали себя представителями исконной республиканской традиции и громогласно заявляли, что до Революции они были ничем. В особняке на авеню Ван-Дейка, хотя и напоминал он не столько об эпохе Революции, сколько о пышности Второй империи, - так вот, в их особняке было принято вспоминать о личности, ставшей почти легендарной, о некой вязальщице, которая участвовала в Революции и была 13 вандемьера на улице Сент-Оноре и которая затем прижилась в семействе Буссарделей, где заменила осиротевшим малюткам их умершую родами мать. И в конце концов три поколения Буссарделей, взращенные в духе самых высоких идеалов, усвоили правила верности и преданности, достойные античных героев. Бабуся до самой глубокой старости хранила воспоминание о некоей тете Миньон, урожденной Буссардель, которую упомянутая вязальщица учила читать и писать в царствование Карла X, о чем тетя Миньон рассказывала с очень живописными подробностями. Одним словом, эта принятая в лоно Буссарделей особа, бывшая как бы одним из краеугольных камней истории и традиций всего клана, покоилась ныне в семейном склепе на кладбище Пер-Лашез, и кое-какие ее взгляды оказали влияние на нравственные принципы Буссарделей. Все дамы, принадлежавшие к этой фамилии, не могли удержаться от слез во время исполнения "Марсельезы", будь это даже в таких торжественных случаях, когда гимн играли в театре Гранд-Опера и честь появления в ложе президента Республики; в ответ на шутки они отвечали, что ничего не могут с собой подделать, ибо это у них врожденное, недаром знаменитые близнецы Буссардели, которым фамилия обязана всем: почетом, богатством, местом биржевых маклеров и нотариусов, не говоря уже о наследственных землях в долине Монсо, - так вот эти самые близнецы в младенческом возрасте играли на коленях у одной из фурий гильотины; Агнесса не раз слышала, как ее мать, ее тетки повторяли эту хвастливо-выспреннюю фразу, и ей вдруг показалось, что она вновь стоит перед стеклянной горкой в большой гостиной на авеню Ван-Дейка и там рядом с саксонским и японским фарфором по-прежнему красуется стакан довольно грубой работы, наследие революционерки, стакан, который, как утверждали, принадлежал самому Гракху Бабефу. Вообще на нее в этот вечер нахлынули воспоминания, как бывает, когда вдруг оживает в душе угасшая любовь.
В эту минуту одна из присутствующих дам посмотрела на часы и ужаснулась: было без пяти двенадцать, ее слова произвели впечатление, все замолчали, даже Тельма. Одни и те же мысли возникли у сидевших за столом людей, передаваясь от соседа к соседу, у каждого были дорогие им существа, семья, дом, был родной очаг, от которого они уже давно были оторваны, и каждому вспоминались прежние сочельники, вспоминались те, кто умер, и те, кто далеко, вспоминались все беды Франции. Парочки переглядывались, одинокие опускали глаза.
- Уже полночь? Это точно? - спросила Мано, и на фоне общего молчания было особенно заметно, что голос ее предательски дрогнул.
Над столом, где веточки остролиста стыдливо скрывали начисто вылизанные гостями тарелки, капитан поднял левую руку с часами. Соседи склонились над циферблатом.
- Ровно полночь, - сказал кто-то.
Мано поднялась с места.
- Поскольку полночь наступила, - произнесла она, - наиболее чувствительные могут облобызать друг друга.
И первая подала пример, обняв своих соседей справа и слева. Агнесса ждала, пока Мано подойдет к ней, ждала, опустив голову, отчего ее лицо Юноны казалось еще более упрямым, и уж совсем не вязалась с этим выражением по-детски выпяченная нижняя губка. Дойдя до Агнессы, Мано наклонилась и взяла в свои руки ее голову, но почувствовала, что та сопротивляется. Мано выпрямилась, и тут Агнесса вскочила с места, бросилась в объятия подруги и заплакала,
Агнесса сама удивилась этому неожиданному взрыву и никак не могла успокоиться, прерывисто дышала и тревожно жалась к груди подруги. Затем вспомнила, что они не одни, и пробормотала какие-то извинения.
- Стакан воды (сборник) - Эжен Скриб - Проза
- Записки бойца Армии теней - Александр Агафонов-Глянцев - Проза
- Исповедь неполноценного человека - Осаму Дадзай - Проза
- Море исчезающих времен - Габриэль Гарсия Маркес - Проза
- Фонтаны под дождем - Юкио Мисима - Проза
- Печатная машина - Марат Басыров - Проза
- Долина Молчаливых Призраков - Джеймс Кервуд - Проза
- Европейцы (сборник) - Генри Джеймс - Проза
- Пятая колонна. Рассказы - Эрнест Миллер Хемингуэй - Проза
- Предостережение любопытным - Монтегю Родс Джеймс - Проза