Форма входа
Читем онлайн Летопись мужества - Илья Эренбург
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Враги захватили немало нашей земли. Что они нашли? Пустыню. Я не знаю ничего патетичней крестьянина, который, узнав, что немцы близко, подносит спичку к соломенной крыше отцовской, дедовской хаты. Да, помимо идей, помимо пафоса русской истории, существует еще земля, родная земля, своя земля, и ее теперь отстаивает весь советский народ.
В лесах рыщут партизаны. Вчера еще они были землепашцами, пастухами, ткачами, сапожниками, бухгалтерами, библиотекарями. Они взялись за винтовки. У них гранаты и страшное для танков оружие — бутылки с горючим. Это — население захваченных районов. Это — деревни и города, которые стали кочевыми отрядами. О мощи партизанского движения можно судить по тому, что три дня тому назад отряды партизан заняли два уездных города много западней бывшей польской границы.
Немецкие сводки неизменно говорят о победах — Гитлер хочет утишить голод и тревогу своего народа названиями захваченных городов. Советское командование дает отчеты о боях, о немецких потерях, о живой силе. В такой войне судьбы дивизий важнее судеб городов. У нас большая территория и крепкие нервы. Наших солдат не страшит треск немецких мотоциклов. Наш тыл не страшит треск немецких реляций.
Позавчера наша дивизия отбила у врага город С., захваченный немцами при помощи авиации и танков. Советская противотанковая артиллерия показала себя в этом бою: враг беспорядочно отступил. Еще не подсчитано множество трофеев. Это один из эпизодов гигантской битвы, но для умеющих думать он весьма назидателен: «непобедимая» германская армия начинает походить на буйного умалишенного, который несется к бездне и кричит: «Вперед! Я победил!»
Это не мои мысли. Это мысли германского командования. Пока я писал эту статью для «Дейли геральд», меня дважды отрывали от машинки. Первый раз — сирены. Была воздушная тревога. Немцы, как и в предшествующие дни, не пробились к столице. Сейчас меня снова оторвали от работы. Я хотел бы, чтобы мне всегда так мешали… Принесли приказ. Этот документ захвачен во время последних боев. Он лучше всего показывает всю иллюзорность немецких побед. Вот текст: приказ 18-й танковой дивизии. «Потери снаряжением, оружием и машинами, как это видно без дальнейших пояснений, необычайно велики и, несмотря на успешное продвижение, значительно превышают захваченные трофеи.
Это положение или его продолжение в течение длительного времени недопустимы, иначе мы напобеждаемся до своей собственной гибели. У меня сложилось впечатление, что к этим потерям относятся с недостаточным вниманием. Для выяснения положения с потерями приказываю в ротах составлять письменные акты о потерях за данный период времени, командирам делать на них краткие, но ясные отметки». Подпись — генерал-майор Неринг. Что может быть красноречивей этого документа? Несмотря на заботы генерал-майора, «положение» будет продолжаться. Оно будет даже обостряться — после написания приказа произошли некоторые события. В итоге 18-я танковая дивизия потеряла не только бумажку с подписью генерала…
Да, они скоро «напобеждаются» до разгрома!
23 июля 1941 года
Сегодня ночью Москва снова подверглась беспощадной варварской бомбардировке. Сгорели десятки жилых домов и домишек. Надо ли объяснять, какие «военные объекты» уничтожает гитлеровская авиация? Госпиталь, поликлиники, Книжная палата, школа — вот куда метили фугасные бомбы. Уничтожен один из красивейших домов Москвы эпохи ампира. Я шел на рассвете через город — бомбардировка меня застала далеко от дома. Развороченные дома, битое стекло, гарь. Вот выносят из дома труп женщины. Вот санитары несут раненую девочку. Улицы полны народом. На всех лицах решимость и ненависть. Погорельцы из деревянных домиков на окраине проходят по улице. У некоторых узлы с вещами. Одна старуха торжественно, по-библейски, проклинает Гитлера. Молодой красноармеец ей говорит: «Вы не сомневайтесь — мы его прикончим».
Я не видел слез — только гнев. С необычайным мужеством всю ночь москвичи гасили зажигательные бомбы, ликвидировали пожары. Героически вытаскивали людей из-под обломков, из огня. И только-только прозвучал отбой воздушной тревоги, как сейчас же стали убирать обломки, подметать тротуары, вставлять оконные стекла. Сейчас — полдень, и Москва, проведшая две бессонные ночи, работает, работает еще яростней обычного. Может быть, гитлеровцы рассчитывали вызвать панику, пробудить малодушие? Они просчитались. Фашистские бомбы лучше всех статей, всех радиопередач рассказали Москве о жестокости и низости врага.
После первого месяца войны мы вступили в новую фазу. Я не раз указывал, что Гитлер торопится. Сопротивление Красной Армии разбивает его планы. Он теперь готов на все. Вчера его авиация возле Новгорода трижды возвращалась, чтобы расстрелять на дороге беженцев — женщин и детей. Среди беженцев не было ни одного мужчины. Гитлеровцы аккуратно, с бреющего полета убивали детей. Передо мной фотографии — детские трупы. Гитлер хочет устрашить русских. Он пойдет на все. Его химические батальоны уже в нетерпении разгружают ящики с минами — зеленые или голубые полоски — газ…
Они не знают наших людей. Выдержка и ненависть — вот ответ. Грозное слово «месть» встает из-под дымящихся обломков, глядит из мутных глаз убитых детей. «Мы отомстим!» — говорят красноармейцы, уходя навстречу врагу.
24 июля 1941 года
Тревога меня застала в Наркоминделе после пресс-конференции. Я оказался в убежище с иностранными корреспондентами. Среди них американский писатель Колдуэлл. Помню его рассказы — жестокие и человечные. В них много от глины и от мастера. В два часа ночи он надел шлем и поехал на радио: выступает для Америки. Верт был в Париже и в Лондоне, другой англичанин был в Испании: это специалисты по войне и по фугаскам. Многие из них настроены скептически: опасаются «молниеносной» развязки. Они не знают русской силы сопротивления…
В театрах актеры — дежурные по противовоздушной обороне. Сирена, и вот испанцы эпохи Лопе де Вега бегут на крышу к насосам.
25 июля 1941 года
В мои руки попало письмо одной немки, подписанное Кетхен и адресованное Grockimann. Письмо отправлено из города Drossen возле Франкфурта-на-Одере. Кетхен указывает, что пишет письмо в помещении местного отделения национал-социалистской партии Ortsgruppe. Письмо представляет огромный интерес признаниями об отношении польского населения к гитлеровцам.
Вот наиболее любопытный пассаж: «Со мной едет фрау Brantickam, чтобы со мной ничего не случилось. Здесь сбежали два поляка, их все боятся. Вообще, как эти поляки, теперь ведут себя — неслыханно! На прошлой неделе множество поляков доставили в полицию. Там они получили изрядную порцию. Понятно — с начала войны против России они вели себя вызывающе. Грозят работодателям. Некоторых из них арестовали. 22 июня, когда пришло известие о походе на Россию, в Дроссене один субъект меня остановил, грозил мне. Они, наверно, думали сейчас сделать то, что им не удалось осенью 39-го года. Но их укротят, эту шваль. На одной ферме поляк убил хозяина и жену и убежал. Сын, приехав в отпуск с фронта, нашел трупы. Какая мерзость эти поляки! Мы были слишком гуманны к этому сброду».
Вслед за этим Кетхен пишет, что она получила от mutti печенье, что она сейчас будет пить ликер с секретарем «ортсгруппы» герром Rowe и что она шлет своему Грокиманну «страстные поцелуи».
Эта Кетхен сентиментальна, как классическая Гретхен. Она кровожадна и тупа, как образцовая гитлеровка. Ее признания представляют тем больший интерес, что она пишет не из захваченного края, но из самой Германии, куда гитлеровцы нагнали рабочих-поляков. Она скромно называет рабовладельцев «работодателями». В маленьком прусском городке Кетхен боится одна передвигаться. Она ругается площадной руганью, говоря о поляках. Легко догадаться, как упомянутый в письме герр Рове, любитель «Майн кампф» и ликеров, «усмиряет» поляков. В победоносной Германии царит страх.
Остается добавить, что Кетхен в конце письма говорит о своей тревоге за родственников Грокиманна, проживающих в Ольденбурге: «Здесь говорили, что туда часто налетают англичане…» Кетхен рассчитывала на близкое свидание со своим Грокиманном: «После русского похода тебе, наверно, дадут отпуск». В Дроссене немцы считали, что война на Востоке будет «молниеносной». Только поляки не верили в торжество Гитлера и Кетхен.
Что ж, Грокиманн погиб где-то в Белоруссии. Молнии Гитлера застыли в небе, как заколдованные. Правы оказались поляки…
28 июля 1941 года
Идиллические окрестности Москвы — леса, речка, лужайки с яркими цветами, запахи смолы и сена. Никто не догадается, что здесь командный пункт аэродрома. Воздух Москвы охраняют смелые летчики.
Под вечер тихо. Некоторые летчики спят, другие читают газеты или валяются в траве. Близок час ночной работы. Телефон: «Группа бомбардировщиков замечена над Вязьмой». Летчики наготове. Мощные прожекторы пронизывают небо, их лучи рыщут, мечутся, настигают незримого врага. Вот он!.. И тотчас вдогонку несется истребитель.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Летопись мужества - Илья Эренбург бесплатно.
Похожие на Летопись мужества - Илья Эренбург книги
- Валентин Распутин. Боль души - Виктор Кожемяко - Прочая документальная литература
- Германия и революция в России. 1915–1918. Сборник документов - Юрий Фельштинский - Прочая документальная литература
- Летопись театра кукол в России XV–XVIII веков - Борис Голдовский - Прочая документальная литература
- Маннергейм и блокада. Запретная правда о финском маршале - Александр Клинге - Прочая документальная литература
- Сталинград - Сергей Лагодский - Прочая документальная литература
- Чудо-оружие. Как американцы искали ядерные секреты Третьего рейха - Сэмюэль Абрахам Гоудсмит - Прочая документальная литература / Политика / Публицистика
- Человек, из Подольска! - Георгий Витальевич Панкратов - Военное / Прочая документальная литература / Публицистика
- Сталинский ответ на санкции Запада. Экономический блицкриг против России. Хроника событий, последствия, способы противодействия - Валентин Катасонов - Прочая документальная литература
- Сталинские премии. Две стороны одной медали - Владимир Свиньин - Прочая документальная литература
- Так говорил Геббельс - Йозеф Геббельс - Прочая документальная литература
