Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Громко и весело взвизгнул черт Конфеткин:
– Слышь, лысый, привет своей беременной племяннице от меня передай.
Гигант медленно, всем телом, стал разворачиваться к черту.
«Он его убьет сейчас!..» – с ужасом подумал молодой ученый.
Конфеткин радостно загоготал.
– Ну, что ты на меня вылупился, чудо пузатое? Развратничаем, значит, без учета мнения Великого Магистра?
Гигант наконец закончил грузное движение и замер. Тусклые глазки принялись рассматривать черта.
– Что вылупился? – спросил Конфеткин.
Гигант почесал кончик носа.
– Что?.. – уже буквально расплываясь в благодушной усмешке, повторил Конфеткин. – Что тебе непонятно, зараза ты немытая?
Взгляд молодого ученого, обращенный на черта, стал благодарным. А его пожилой коллега опустил вдруг озорно сверкнувшие глаза. Со стороны могло показаться, что профессора вдруг заинтересовали раздавленные на брусчатке огурцы.
Могучие руки палача ловко вдернули черта из телеги и взвалили его на волосатое, квадратное плечо.
– Па-а-ма-а-а-ги-ите-е-е!.. – сквозь смех звонко заверещал Конфеткин. – Братцы, родненькие, я же не хочу быть чертом. Не хочу, честное слово!
Гигант с ношей на плече направился в ближайшую, широко распахнутую дверь.
– Идемте, – тихо шепнул профессор молодому человеку. – Панцирблат с ним разберется без нас. Нам здесь больше нечего делать.
Дунул ветер, занося серой, последождевой пылью человеческие следы на брусчатке… Потом, словно после раздумья, он дунул еще раз, уже вслед профессору и молодому человеку, как бы подгоняя их.
Где-то там, со стороны городских ворот, раздался тяжкий, тележный скрип и женский голос надрывно закричал:
– Свежее мясо и старое вино!.. Налетай!.. Свежее мясо и старое вино!»
10.
– … Ради Бога извините меня, но я не понимаю, за каким таким чертом вам вдруг так срочно потребовался именно 215-й номер?
Ольга Евгеньевна совсем не сердилась. Если в ее голосе и звучала насмешка, то она была, скорее всего, совсем добродушной. Тем не менее, в глазах красивой женщины уже светились боевые, яркие огоньки. Леночка согласно кивнула и тоже улыбнулась.
Режиссер снова болезненно морщился. Он морщился каждый раз, когда слышал обращенную к нему речь, и со стороны могло показаться, что он не соглашается даже с тем, что ему осмеливаются задавать вопросы.
– Поймите, я просто устал с дороги… Я хочу отдохнуть. Мне необходимо выспаться.
– Возьмите другой номер, – хором выпалили Ольга Евгеньевна и Леночка.
– Я не хочу другой.
– Идиотизма какая-то, – повысила голос Ольга Евгеньевна. – Послушайте, гражданин, с вами все в порядке?
«Гражданин» опустил голову.
– Вы не понимаете!.. Я… Как вам это объяснить… Я… – толстяк-кинорежиссер все-таки посмотрел в лицо Ольги Евгеньевны и в этом взгляде легко угадывалась мука. – То есть мне… Точнее даже для меня… Да! Для меня очень важен творческий процесс… Он никогда не был для меня понятен. Вот что важно, понимаете, да?.. Этот процесс, наверное, самая величайшая загадка в мире. Как он идет и почему все в нем идет именно так?.. Я не знаю. И этого никто не знает. Например, вы кушаете бутерброд и смотрите на стакан пива. О чем вы думаете?.. Да, в общем-то, и не о чем… Но вам в голову вдруг приходит великолепная… Нет! Великая идея. Но где?! В самой обыкновенной и пьяной забегаловке. Я думаю, вы не поймете, что…
– Про пьяную забегаловку я как раз понимаю, – перебила Ольга Евгеньевна.
Режиссер вяло улыбнулся. Он положил на стойку руку и, наверное, удивился тому, что его ладонь была сжата в кулак.
– Нет, вы все-таки не понимаете. Я пытаюсь говорить с вами о том, как рождается искусство…
– Со мной? – засмеялась Ольга Евгеньевна.
– Именно с вами… – толстяк разжал ладонь и принялся изучать ее тыльную сторону. – В данный момент от вас кое-что зависит…
– Что же?
– Есть вид из окна номера на кирпичный забор, – тихо сказал толстяк. – Рядом с ним мусорный ящик, а дальше – другой мусорный ящик и дом середины 19-го века… Удивительная картинка! Сейчас утро. В поезде я не спал всю ночь и так устал, что, откровенно говоря, готов послать все куда подальше. Но это-то и важно!.. Для того чтобы придумать лишнее, нужны силы. А у меня их сейчас нет…
Ольга Евгеньевна посмотрела на Леночку и выразительно покрутила пальцем у виска.
– Возможно и это, – легко согласился режиссер. – Иногда в искусстве дежавю и есть самое главное. Но подумайте сами, если у меня сейчас нет сил, чтобы придумать лишнее, значит, я придумаю только самое главное?
– У меня тоже сил нет выслушивать всякий бред про придуманное искусство, – сказала Ольга Евгеньевна.
Леночке вдруг надоело улыбаться.
– Вы раньше жили в «215-ом»? – участливо спросила она.
Кинорежиссер ничего не ответил. Он все так же изучал собственную руку, словно впервые видел ее.
Леночку кольнула жалость к толстяку. Она подумала о постояльце из «215-го».
«Нет, я не пойду туда!..» – решила Леночка.
«Ты жестокая, – тут же одернул девушку немного странный, но хорошо поставленный, внутренний голос. – А может быть, ты даже бесчеловечная!»
11.
«… Черт Конфеткин забился в самый дальний угол темной, как могила камеры. Потолочный свод был настолько низким, что когда Конфеткина бросили в камеру, он задел его рукой.
«Жаль, что тут нар нет, – подумал черт после того, как ощупал все вокруг. – Хотя, зачем они тут?»
Он сел поудобнее на полу и захрюкал от наслаждения, едва ли не раздирая когтями окровавленное колено.
Из-за двери, откуда-то издалека, донесся человеческий вопль.
«Работают, – усмехнувшись, подумал Конфеткин. – Ну, их всех!.. Идиоты какие-то…»
Сильно пахло плесенью и еще чем-то застойным и неприятным. С потолка капало, и на больное колено попадали холодные брызги.
Черт не знал, что такое сон, но иногда любил побыть в состоянии забытья. Конфеткин оставил больное колено в покое и лег спиной на холодный, как лед пол. Возбуждение уходило медленно и прерывалось то желанием снова почесать колено, то болью в сломанном роге, а то и просто какой-либо насмешливой мыслью.
«Дураки, да?.. – по телу черта мелкой рябью и волна за волной, проходила дрожь смеха. – Впрочем, разве это главное?.. Разве и я в дураках не был? Но надоело, понимаешь, надоело все!..»
Очередной приступ смеха оказался нестерпимым и Конфеткин захохотал.
«… А им не надоело! Вот идиоты, а?! Двести лет как креститься разучились, а в чертей верят. Ох, бли-и-ин, и борцы с рогатым меньшинством!..»
За дверью по коридору шел человек и бил в барабан.
– У-у-ужин!.. – громко тянул он. – У-у-ужин!
«Мне не дадут, – подумал Конфеткин. – Я же черт, все-таки…»
12.
– Ну-ну, вы подеритесь еще!.. – строго оборвала горячий спор тетя Поля.
– Да я вообще не понимаю, о чем мы
- Артария - Алексей Раковский - Прочее / Периодические издания
- Последний патрон - Алексей Николаевич Котов - Прочее / Прочие приключения / Юмористическая проза
- Принцип анекдота - Алексей Николаевич Котов - Русская классическая проза
- Кедря и Карась - Андрей Лебедев - Русская классическая проза
- Нежинские огурцы - Всеволод Иванов - Русская классическая проза
- Полвека без Ивлина Во - Ивлин Во - Прочее
- Вальтер Эйзенберг [Жизнь в мечте] - Константин Аксаков - Русская классическая проза
- Дорогое имячко - Павел Бажов - Русская классическая проза
- Привет, офисный планктон! - Светлана Рощина - Русская классическая проза / Прочий юмор
- Зараза - Наталья Брониславовна Медведская - Русская классическая проза