Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из-под подушки этой же кровати вынул я в утра своих дней рождений немало книжек и один футбольный мяч... В это месте я вынужден глубоко вздохнуть, ибо никогда больше у меня не было столь перманентного ложа. Время от времени npoфилактически ошпариваемая кипятком и затем протираемая бензином и керосином (клопы не выносили этих жидкостей), верная подружка моя издавала всегда легкий индустриальный запах. Как молодой мотоцикл или как пишущая машинка, на которой я набиваю этот текст.
Диван сменил кровать, если не ошибаюсь, в 1954 году. Если выставить такой диван в музее "ретро", то вокруг всегда будет присутствовать толпа зрителей. Если сидячая часть дивана, с брюхом (служившим кладовкой) и двумя валиками подлокотников еще видится в пределах хотя и причудливого, но нормального воображения, то спинка... О эта монументальная спинка! Oна напоминала одновременно стену публичного туалета в нашем ресторане и доску почетa на советском заводе. С двумя зеркалами и двумя двухъярусными полками (мать покрывала полки кружевными салфетками и уставляла по моде того времени статуэтками животных: слонов, гусей и белок), спинка была плодом воображения столяра, принявшего себя за архитектора.
Я проспал на агрегате этом остаток моего детства и весь жаркий подростковый возраст. В первый раз, сидя на его шкуре цвета каштанов, открыл для себя мастурбацию. Удивительно, как он не расплылся от доменной температуры моих подростковых эротических грез. С этого дивана я стал совершать пробные побеги (в Бразилию, нa Кавказ), возвращался и с наслаждением и облегчением пораженца зарывался носом в угол между ямкой и валиком. Пружины дивана тихонько приветствовали меня" перебором струн. Отоспавшись, оправившись от испуга перед жизнью, именно на диване я накапливал силы, необходимые для того, чтобы его покинуть и бежал опять... На диван сложили меня, бессознательно пьяного (обнаружив лежащие у дороги) поселковые ребята. Принесли за руки и за ноги...
О родительский диван! Успокоение находил я на твоей натруженной груди.
Тело мое оспаривала (с 1956 года) у дивана раскладушка. Подаренная семьей профессора Шепельского (семья жила в том же доме), раскладушка перманентно помещалась на веранде и была мила мне своей военно-полевой, туристски-романтической внешностью. Если диван представлял семью, гнездо, очаг, то раскладушка символизировала бодрое, неоседлое, солдатско-мужское существование.! Диван и раскладушка незримо боролись за влияние на меня. С раскладушки я уходил на мои первые кражи. С нее - я мирно спал, посапывая на осеннем воздухе (веранда была незастекленная) - снял меня однажды утром начальник детской комнаты пятнадцатого отделения милиции капитан Зильберман; "Гражданин Савенко, вы арестованы!"
Упомянув милицию, нельзя обойти молчанием все милицейские скамьи, на которых мне приходилось спать или тревожно ворочаться. вопреки мнению интеллектуалов-диссидентов, нюхавших лишь советские места заключения и не обладающих потому наружной широтой горизонта, мне хочется заступиться за советские нары и советские милицейское скамьи. Пусть они и жестки, но достаточно широки, и (главное!) окружены добротными стенами, предохраняющими правонарушителя от досужих, всегда неприветливых взглядов. На демократическом же Западе камеры иезуитски открыты одной зарешеченной стеной взорам всех желающих, а ширина скамьи редко превышает две ладони. На такой скамье не уснешь. (Уверяю вac, что знаю предмет исследования, хотя и не хотел бы вдаваться в детали).
Эпоха неорганизованных периодических путешествий в Крым, на Кавказ и в советские азиатские республики (конец пятидесятых, начало шестидесятых годов) поставила в мою коллекцию целую серию оригинальных постелей. В эту эпоху мне приходилось спать на вокзальных скамьях, на лестничных площадках, в полях, на мешках с картошкой, на пляжах. Единожды в большой мороз мне пришлось ночевать на кладбище. Ища защиты от холода и стаи одичавших собак, мне пришлось зарыться в еловые ветки на свежей могиле какого-то местного начальника (это было в Донбассе). Покойник меня пугал, но собак я боялся куда больше. Я спал в котельных многоэтажных зданий (зимой - великолепно, рекомендую!) Я спал на пароходах и на автобусных остановках. Несколько месяцев я спал в общежитии чайсовхоза в гоpax на Кавказе, на грубом, но удивительно чистом постельном белье. Я спал в постелях случайных женщин , случайных знакомых, на полу, на газетах, на одеялах, на своем пальто. Под крики больных детей. Однажды на столе, под храп умиравшей в той же комнате за занавеской старухи. В другой раз я умудрился заснуть на крыше вагона и неминуемо свалился бы, если бы бродяга, ехавший на соседней крыше, не разбудил меня.
В 1962 г. я попал в больницу и задержался там на несколько месяцев. Первые недели мне пришлось спать в одной кровати (спальных мест было меньше, чем больных) с мутноглазым юношей, попытавшимся массировать мой член. (Я был тогда очень мачо, и дал юноше в челюсть. Теперь жалею). В довершение всего, односпальная эта больничная койка помещалась в коридоре, недалеко от туалета, общего на полсотни больных отделения.
Я был выгнан с добротной кровати с "панцирной сеткой" (особый вид пружин) в женском санатории города Алушта (я занимался на ней сексуальными играми с женщиной старше меня на шесть лет и тяжелее меня на 27 килограммов) глубокой ночью в январе 1965 г. Выгнан по доносу другой женщины, находившейся в той же комнате на другой кровати. Позднее с этой женщиной Анной (вес ее все увеличивался, мой - уменьшался) - я делил деревянную и хрупкую, и - невероятность - односпальную (!) кровать киевской мебельной фабрики "Червоный Жовтень" в течение трех лет. На помощь к украинской кровати этой, вдребезги расшатанной нашими телами, пришла на третий год узкая "гинекологическая" кушетка. На нее один из нас убирался спать, если уж очень уставал от тела другого. Я забыл сказать, что кровать стояла в Харькове в доме на площади Тевелева. С Анной, но без кровати я перебрался в 1967 г. в столицу Союза Советских Республик. Незадолго до отъезда наша кровать пережила сильнейшее нашествие клопов.
В Москве мы снимали комнаты с уже имеющимися в них кроватями, то есть меблированные. Ложа эти варьировались соответственно имущественному положению и социальному статусу владельцев жилплощади. Комната на окраине Москвы - в Беляево-Богородском (хозяйка ее, Жанна, была инженершей) досталась нам с новым матрасом, положенным прямо на паркетный пол, В голодную зиму, лежа на матрасе в сотрясающееся от ветра поспешно выстроенном доме, я благодарил Бога за то, что он послал мне обширную и теплую подругу. Зад ее служил отличным дополнением к матрасу и согревал лучше центрального отопления, еще плохо налаженного тогда в Беляево.
В комнате на Казарменном переулке кровать была отличная. Широкая, не скрипучая, деревянными легкими спинками, с матрасом, взбитым семьей Кайдашевых (они обитали в двух других комнатах) до сдобности.
Кровать в точности соответствовала стилю старого московского переулка. Дом был о двух этажах, деревянный, выглянув во двор, можно было увидеть вертикальные и горизонтальные серые вековые бревна. Неудивительно, что во времена жизни на Казарменном я постоянно занаживал ту или иную часть тела. Однажды явившись домой очень пьяным и очень счастливым, я схватил восемь черных щенков, только что родившихся под дверью в коридоре, и упал с ними на кровать, обсыпав себя щенками. Два из них описались от страха, и с тех пор постель тонко, но едко пахла щенячей мочой.
В доме-призраке на Екатерининской улице (Московский городской Совет, готовясь к долженствующим состояться в 1968 г. Олимпийским Играм, поторопился и выселил жителей Екатерининской. А игры состоялись в другой столице мира) жила до нас лишь бабка Софья, 93-х лет. Слесарь домоуправления Толик Пестряков, совместно с другом - алкоголиком привез нам кровать своей только что умершей матери. На спинках кровати, как на шкафчике или на окне, были натянуты гофрированные синие занавесочки в желтых пятнах. От кровати ("Никелированная!" - гордо похлопал кровать по спинке Пестряков) затхло воняло человечиной. Усилия по уничтожению запахов, оставленных прошлыми поколениями Пестряковых, ник чему не привели. В очередной раз обмывая кровать хлоркой, я философски размышлял о ее долгой жизни, о лаокоонном месиве ног, рук, ляжек, задов, холок, крупов, сисек, белых и с полосами загара, о том, сколько спермы и пота поколения растворили в простынях и, может быть, в самом рыхлом железе кровати, в стертых трубках и шарах "никелированной".
Владелец комнаты на Открытом шоссе, хромой инженер Борис, грустный разведенец, был уже человеком нового типа, посему раскладная прибалтийского производства диван-кровать, лишь один раз прожженная злой сигаретой, служила ложем мне и Анне, Иногда раскладной механизм прибалтийской кровати заклинивало, и я ругал прибалтов ("Они нас ненавидят, русских, все! И готовы навредить нам и в большом и в мелочах...".-вспоминал я слова своей тетки Лидии, адвоката из Рига). Лежа на твердой серой прибалтийской спинке в августе 1969 года, я страдал от цинги! Заболеть цингой в Москве, в августе, о, для этого следовало быть невероятным лунатиком (и, может быть, снобом), Виноват был я сам. Сосредоточившись на писании стихов, я пренебрегал своим здоровьем. Питаясь исключительно макаронами, лишь иногда сдобренными прозрачным срезом кружка колбасы, я не употреблял витаминов вовсе и поплатился за это целым месяцем страданий. Вылечил я себя сам "шоковым". методом. Однажды неимоверным усилием воли я встал с диван-кровати хромого Бориса, шатаясь, выбрел в общую(в квартире жила еще семья) ванную комнату и принял горячую ванну, выполз в Москву. Выпил литр водки и много пива, я пересек Москву и потерял сознание. Очнулся я в помещении крепко пахнувшем скипидаром и красками. Оказывается, ночь я провел на полу, постелью мне служил матрасик приятеля моего Андрея Лозина (оригинал Андрей не любил кроватей). Шоковый метод сработал -опухоль во pтy спала. Лежа на матрасике у подножия мольберта, я съел тарелку манной каши и уснул...
- Coca-Cola generation and unemployed leader (Обыкновенные инциденты) - Эдуард Лимонов - Эротика, Секс
- Это я – Эдичка - Эдуард Лимонов - Эротика, Секс
- Тонтон-Макут (Обыкновенные инциденты) - Эдуард Лимонов - Эротика, Секс
- Камасутра по–французски. Только для женщин - Мишель Гато - Эротика, Секс
- Билет в жизнь - Оксана Микита - Менеджмент и кадры / Психология / Эротика, Секс
- Одна неделя лета - Rune Mirror - Эротика, Секс / Современные любовные романы / Эротика
- Айриш-бой для сицилийца - Джеки Бонати - Остросюжетные любовные романы / Эротика, Секс / Эротика
- Все ее мурашки. Как доставить удовольствие женщине - Белинда Без Табу - Зарубежная образовательная литература / Менеджмент и кадры / Психология / Эротика, Секс
- Психология оргазма - Риналия Сафина - Психология / Эротика, Секс
- Эротическая пытка для мужчин. Ballbusting в Офисе. Удар по Яйцам 5 - Саманта Джонс - Эротика, Секс / Эротика