Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Полицейские и будущие свидетели дотошно изучили отмеченные следователем места и сошлись во мнении, что Вирховым обнаружены два вида следов. Одни – небольшие, чуть размытые, овальные, такие обычно оставляют детские или женские валенки. Другие – громадного размера, с очертаниями, напоминающими следы сапог.
Затем следователь Вирхов подозвал всех к открытым им ставням и попросил доктора Коровкина извлечь младенца из корзины, укутать и внести в дом. В самой евангельской композиции из чучел и нависающих еловых веток, создающих как бы полутьму пещеры, никаких изъянов не обнаружилось, что засвидетельствовал сам управляющий. Он, несмотря на свою увлеченность следственным процессом, пытался, хотя и тщетно, отыскать сорванный замок, надо же было снова закрыть ставни.
– А, – махнул рукой Егор Тимофеевич. – Не случится же второй раз за одну ночь такое безобразие. И надо же так праздник светлый испортить, есть ведь на земле ироды.
– Не огорчайся, Егор Тимофеевич, – Вирхов повернул массивный подбородок к управляющему, умные внимательные глаза следователя затуманились. – Не бранись. Пойдем лучше в дом. Может, то сам Бог твоей Марфе Порфирьевне ребеночка послал. Только б живой оказался – глядишь, и усыновите сиротиночку. Все веселее будет, да и выкормите подкидыша. Божье дело.
– Божье, – согласился Востряков, – Томится от бездетности Марфа Порфирьевна. Да вот вопрос – жив ли Божий гостинец? Есть у меня большие сомнения. Мыслимое ли дело таких крох по морозу в одной пеленочке таскать, да в холодные витрины подбрасывать?
В ярко освещенной булочной стояли у прилавка сторож Митька с пальто и шапкой доктора в руках и сам доктор. Перед ними поверх шали и белой пеленки, расстеленных на прилавке, лежал самый настоящий младенец.
– Я не решился нести наверх, чтобы Марфу Порфирьевну не тревожить, – пояснил доктор, обернувшись на голоса следователя и управляющего.
– Жив ли ребеночек-то? – с надеждой спросил следователь, подходя ближе.
– Не могу понять. – Доктор приставил стетоскоп к маленькой грудке. – Кожные покровы в норме, хотя на ощупь холодные, положение головы и конечностей естественное, свойственное новорожденному. Движения грудной клетки не заметил, сердце, кажется, не прослушивается. Вроде есть что-то, а может быть, просто у меня в ушах кровь стучит.
– Уморили-таки маленькую душеньку, – тяжело вздохнул Востряков.
– Да, похоже, так, – подтвердил Вирхов, быстро и незаметно для окружающих обежав взглядом по сторонам, затем вновь воззрился на младенца. – Признаков жизни не наблюдается, дыхания нет, ручки-ножки не шевелятся. Новорожденный?
– Мальчик, новорожденный, родился живым, похоже на переохлаждение, признаков насильственной смерти нет, – ответил Клим Кириллович, все еще пытаясь обнаружить в младенце хоть какие-нибудь проявления жизни. – Как ни жаль, будем вносить в протокол. Господин доктор, вы дадите свое заключение?
– Видно, ребенок был не жилец на этом свете. Я напишу заключение. Хотя, не скрою, что-то меня тревожит, – признался нехотя Клим Кириллович.
– Ничего удивительного. – Следователь сердито сжал свой маленький рот. – Еще бы, такая ночка, тут не то что встревожишься, а вообще голову потеряешь. Напишите свое заключение, мы приобщим его к протоколу. И – прошу вас считать себя свободным от нашего общества. Труп найденыша мы отправим в морг Обуховской больницы. Сегодня же приступим к розыскным мероприятиям. Благодарю вас за помощь.
Доктор Коровкин собрал свои медицинские принадлежности в саквояж, надел пальто с бобровым воротником и шапку, их уже держал наготове – в знак благодарности и уважения – сам Егор Тимофеевич, еще раз бросил невольный взгляд на неподвижного младенца.
– Позвольте, господа, откланяться. Был рад помочь.
И прежде чем направиться к дверям, он зачем-то протянул руку к уголку пеленки и прикрыл ею маленькое тельце несчастного.
Дома Клим Кириллович кратко ответил на расспросы не спавшей и дожидавшейся его тетушки Полины, выпил стакан теплого молока, заботливо приготовленного ею, и лег в постель. Он был почти абсолютно спокоен, хотя знал – в истории, невольным участником и свидетелем которой он стал в эту рождественскую ночь, было что-то не так. Ему казалось, что от его внимания ускользнуло нечто важное. Хотя подкидыши в России – дело привычное, но в данном случае сам способ совершения преступления, сам метод избавления от ребенка, сопряженный с изощренным безбожным цинизмом, наводил на мысль о том, что подкидыш этот был необыкновенный.
«Если б я не занимался с юности науками, – думал доктор, – или если бы был подвержен неумеренному мистицизму, я бы, вероятно, подумал: а вдруг это и есть второе пришествие Христа? Ведь неизвестно, где, и когда он появится. Может быть, и в православной России, наследнице Рима. Может быть, и в Петербурге. И все обстоятельства происшествия истолковал бы самым возвышенным образом. Но я не мистик, да и во втором пришествии сомневаюсь. А то, что в глубине души шевелится какое-то странное чувство, неудивительно: ситуация необычная, что и говорить, да еще, как назло, тетушка нагнетала страхи весь вечер. Но если вдуматься – ничего сверхъестественного в этом случае нет. Да, все ясно, как божий день. Какая-нибудь несчастная бродяжка со своим хмельным дружком решила и хлеба украсть – пусть и в виде хлебобулочного младенца, – и от своего плода нежеланного избавиться. Народ у нас изобретательный, особенно по праздникам. И расчет здесь нетривиальный, даже остроумный. Выживет младенец – усыновят его бездетные Востряковы, воспитают, избавят от жизни нищей. Все лучше, чем в приют отдавать. Хорошо, что логика мне не отказывает. Хорошо, что и Карл Иваныч человек рассудительный. Думаю, и он по здравому размышлению придет к таким же выводам».
Так думал, засыпая, Клим Кириллович Коровкин, несмотря на все свои логические выкладки, продолжающий ощущать в сознании какой-то скрытый невидимый раздражитель. Он был уверен, что вот-вот поймет, что именно его раздражает, он знал наверняка – мелочь какая-нибудь, безделица.
Но он не мог знать, что его ночной визит в булочную Ширханова вовлечет его в круговорот необыкновенных событий, после которого весь мир предстанет для него в ином свете, да и сам он превратится в совершенно другого человека.
Глава 3
Утром, после завершения обычного туалета, Клим Кириллович Коровкин вышел к завтраку в столовую. Тетушка Полина уже хлопотала у самовара. На столе аппетитно благоухала изысканная ширхановская выпечка и нежнейшие пирожные. Посередине возвышалась ваза с тропическими фруктами.
– Егор Тимофеевич прислал несколько коробок своих лакомств и печева да корзину с фруктами, – пояснила после приветствия тетушка. – Слева от твоей чашки конверт – сказано, что гонорар.
Доктор глянул внутрь конверта, но без всякого интереса отложил его в сторону. Отпив из чашки горячего чаю, он развернул свежий выпуск газеты «Санкт-Петербургские ведомости».
– Не пишут ли чего о ночном происшествии? – спросила тетушка.
– Не могли успеть. Да и сообщать пока нечего, кроме того, что по Большой Вельможной в витрине булочной Ширханова обнаружен мертвый младенец... Мертвый... Клим Кириллович задумался, нахмурившись. И, отложив на время газету, приступил к чаю с булочками.
– Тебя что-то волнует, Климушка? Такой случай, да еще в рождественскую ночь – тяжелое потрясение для обитателей дома. Пришла ли в себя бедная женщина? Посыльный сказал, что она еще и не вставала.
– Ей придется побыть некоторое время в постели. Я навещу ее чуть позже.
Переполненная состраданием тетушка продолжала размышлять вслух:
– Переостудили малютку, разве можно новорожденного нести на мороз? Что за бессердечные матери? Даже звери своих детенышей берегут. Возьми кошек, они за своих котят глаза выцарапают. А рожать всегда пойдут в укромный уголок, туда, где их потомству опасность не грозит. У нас в городе, ты тогда маленький был, не помнишь, соседская кошка на крышу сарая забралась, там и окотилась. До этого ее деток дважды топили. Так на третий раз пожалели ее котят, оставили. Сам Семен Семенович, почтмейстер наш, лазил, снимал с крыши. А тут свое дитя, человеческое, родная мать не пожалела. Не из нигилисток ли? Или совсем молоденькая дуреха, сраму боялась. Если и так, то шла бы в приют рожать, никто бы не узнал, а малютка в тепле бы жив остался... А может, ребенка не мать бросила, а кто-то выкрал? Ты пеленочку не рассмотрел, какая она, батистовая, полотняная или фланелевая, метки какой не разглядел? А чепчик был?
– Нет, чепчика не было, а пеленку сразу забрал Карл Иваныч, ничего приметного в ней я не заметил. Тетушка, ну кому могло понадобиться красть младенца?
– Дорогой, а ты не думаешь, что ребенок – богатый наследник, от которого хотели избавиться родственники, чьи шансы на наследство сошли на нет с рождением ребенка? Поэтому так-то и важна метка на пеленке. Ребенка могла выкрасть и соперница, ревнивая подруга отца ребенка. Да и просто могли рассчитывать на выкуп за похищенного.
- Карта императрицы - Елена Басманова - Детектив
- Тайна древнего саркофага - Елена Басманова - Детектив
- Позвольте вас подставить (сборник) - Светлана Алешина - Детектив
- С/С том 30. Я сам обманываться рад. Стук стук, кто там? Лягушачий король - Джеймс Чейз - Детектив
- На острие меча - Андраш Тотис - Детектив
- Кофе с молоком - Лана Балашина - Детектив
- Тайна египетского креста. Тайна китайского апельсина - Эллери Куин - Детектив
- Сумерки большого города - Марина Серова - Детектив
- Деревенские следаки. Тайна хромой старухи - Дмитрий Ульянов - Детектив
- «Оборотни» МУРа - Валерий Карышев - Детектив