— Хорош спать, подъесаул Кранько, зима присниться, замерзнешь к чертям собачьим, — Алексей встрепенулся и заморгал, глядя на того самого мальчишку, который обещал с встречей поспособствовать. Да, оказывается, прилично он задремал, даже не почувствовал, что в комнату кто-то заходил, да свечи зажженные расставил. Парень же, обошел стол и сел в кресло, почти такое же, в котором он сидел. Поставив руки на локти домиком и подперев подбородок, парень окинул Кранько внимательным острым взглядом, словно ножом по незащищенной коже провел, отслеживая его реакцию. Очень уж этот взгляд не вязался с юным возрастом паренька, которому еще и двадцати годков поди не было. Одет он был просто: темные штаны, темный сюртук, странного непривычного кроя, выглядывавшие из довольно узких рукавов и из-под высокой стойки воротника кружева белоснежной рубашки. Все очень строго и просто, и единственное украшение — тонкая серебряная нить по швам сюртука, да серебряные пуговицы. А когда он шел к столу, Кранько видел, что на ногах у него надеты сапоги для верховой езды. Являясь подданным крымского хана Каплана Первого Герая, Канько довольно быстро научился оценивать сословный статус по одежде, у крымчаков, да и у османов — это было важно не ошибиться в том, кто перед тобой, и этот юноша, сидящий перед ним, не тянул на слишком знатное лицо. Пауза затягивалась, и Кранько начал нервничать.
— Ты же обещал пособить со встречей с царем, — подъесаул нахмурился и потер лоб, пытаясь прогнать сонную одурь.
— Раз обещал, значит, помогу, — парень выпрямился. — Тебя как звать-то, подъесаул Кранько?
— Алексей, Иванов сын, — до Кранько начало понемногу доходить, что что-то здесь не так. Ну не может простой парень, пусть даже приближенный к царю, так себя вести.
— Алексей Иванович, значит, — парень снова задумчиво посмотрел на него. — А скажи мне, Алексей Иванович…
— Государь, Петр Алексеевич, — дверь распахнулась и на пороге возникла возня. Невысокий круглолицый господин пытался прорваться в кабинет, но, стоящий возле дверей гвардеец не пускал его, стараясь удержать за дверью, повторяя при этом.
— Ну никак нельзя, твое благородие. У государя важная встреча. Обождать придется.
— У меня тоже встреча, и тоже важная! Это касаемо будущего государя… — пропыхтел его благородие, на которого Кранько взглянул с любопытством, а потом у него в голове щелкнуло, и он перевел взгляд на царя, который его так провел, заставив поверить, что он — это не он вовсе.
— Александр Иванович, изволь подождать чуток, как только отпущу Алексея Ивановича, так сразу же ты мне все про мое будущее и расскажешь, — едва ли не простонал царь Петр, закрывая лицо руками. — Но не думай, что мое мнение может измениться, — крикнул он, вслед закрывающимся дверям. Затем перевел взгляд на Кранько. — Вот видишь, Алексей Иванович, каждый, практически каждый уверен, что знает за мое будущее, — пожаловался он, и покачал головой. — Как оказалось, я свое слово сдержал и беседу с царем организовал, а теперь хочу услышать подробности того, что произошло в Сечи.
Вспоминать не хотелось, слишком страшно было вспоминать, слишком больно, но с другой стороны, Кранько знал, что это будет неизбежно, что вспоминать придется и, скорее всего, еще ни один раз. О начале нападения он знал мало, когда они подъехали к Сечи, возвращаясь из дозора, все уже почти закончилось. Единственное, что удалось выяснить, казаки стали не первыми и не единственными, кто в ту ночь подвергся нападению во имя веры. Еще несколько поселений на территории Крыма, в которых жили православные, были уничтожены вместе со всеми жителями. Более того, ринувшиеся вдоль реки Кубань казаки отряда Кранько, думавшие соединится с казаками Игната Некрасова, застали на месте поселения пепелище, а хозяйничающие там крымчаки едва не догнали его отряд, сумевший тогда уйти с величайшим трудом. Он тогда потерял почти четыре десятка казаков, но и проклятые крымчаки потеряли не меньше.
— А Лопатин? — отрывистый вопрос заставил Кранько вынырнуть из кровавой вакханалии той страшной ночи. Посмотрев затуманенным взглядом на царя, который почему-то уже не казался ему обычным мальчишкой, украдкой пробирающимся из конюшни со свидания с подружкой. Теперь Кранько лишь недоумевал про себя, как он мог сразу этого не понять, как мог так ошибиться? Ведь, когда ехал, знал, что царь молод, всего шестнадцать годков ему, что высок он и статен, светловолос и голубоглаз. Ан нет, не захотелось сразу поверить, что царь может вот так запросто пораспрашивать простого казака, а теперь сложно с мыслями собраться. О ком он спросил? А, об атамане дончаков.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Андрей Лопатин отказался нас принять, — отвечая, Кранько лишь слабо удивился про себя, что царь откуда-то понял, куда он поехал после неудачи с Некрасовым. — Сказал, что только после специального разрешения от тебя, государь, Петр Алексеевич, сумеет найти для нас место. Не любят нас дончаки, пеняют за крымское подданство.
— И я не могу их в этом винить, — пробормотал царь, поднимаясь из-за стола и подходя к окну. Ночью нельзя было увидеть, что происходит на улице. В темном стекле отразился лишь сам царь, свечи, горевшие у него за спиной, да подъесаул Кранько, настороженно следящий за каждым движением этого юноши, от каждого слова которого так много зависело. — Самое интересное заключается в том, что я ничего не могу в данном случае предпринять, вы все — подданные крымского хана. Если я и вмешаюсь, то только как защитник православной веры, чьи единоверцы были так жестоко и внезапно уничтожены, даже без обозначения хоть какой-нибудь причины, — он сложил руки за спиной в замок. Кранько каким-то седьмым чувством понял, что это его любимая поза, и именно у такого вот темного стекла. — Я не буду вмешиваться, вводя в Крым войска, — наконец, царь принял решение. — Это настолько откровенная провокация, что даже скучно. А войны, идущие на религиозной основе — самые кровавые, самые беспощадные и самые бессмысленные, потому что все равно все остаются при своих. Но как истинный православный царь, как хранитель веры и глава русской православной церкви, я задам вопрос Каплану Гераю, как он намерен наказать тех, кто совершил это злодеяние по отношению к его поданным только за то, что они другой веры, и подожду ответа. А вот от того, какой ответ мне в итоге придет, и будут зависеть мои дальнейшие действия, ведь тогда, мне будет, что предъявить турецкому дивану, — он резко развернулся. — Со мной кто-то вздумал поиграть в игры, которым на самом деле уже очень много веков. Человечество за столько времени так и не придумало ничего нового, нужно всего лишь уметь читать и анализировать прочитанное. Мне жаль, что Сечь стала разменной монетой в этих играх, я на самом деле очень неплохого мнения о казаках. Вы можете остаться и, принеся мне присягу, присоединиться пока к Рижскому драгунскому полку. Это временная мера, — он поднял руку, видя, что Алексей хотел возразить. — Окончательного решения еще не принято. Но, заставлять я вас, естественно, не буду. Если вы против, то можете спокойно отдыхать, вас никто не прогонит, но потом вы должны будете уехать. Я не могу позволить себе держать кого-то рядом с собой без присяги, раз уж пошли такие страшные игры без правил.
— Какой ты будешь ждать ответ от дивана, государь? — хрипло спросил Кранько, ощутив смятение от того, насколько пристально принялся его разглядывать царь.
— Тут всего два варианта на самом деле. Если они захотят войны, если они уже хотят войны, то пошлют они меня с моими претензиями подальше, тем самым развязав руки в плане того, что я могу на совершенно законных основаниях войти в Крым, чтобы спросить с Каплана за убитых православных подданных хана лично. Если османы пока не хотят воевать, или по каким-то причинам не смогут, то они открестятся от Крыма и не будут вмешиваться в мои действия против Каплана, к которому я опять-таки смогу войти на совершенно законных основаниях. В любом случае, это будет война за Крым, а Каплана просто сдадут на заклание, впрочем, османы на такое вполне способны. Они всегда так поступают. От ответа дивана будет зависеть лишь объем военных действий и театр будущих битв, и я очень надеюсь на то, что мой ход покажется османам немного нестандартным и они выберут второй вариант.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
