Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Много лет спустя, читая описание Средиземного моря у Фернана Броделя, я понял, что на самом деле моя встреча со Средиземным морем была вовсе не первой. В книге Броделя карта Средиземного моря захватывала Мраморное море, Босфор и Черное море. С его точки зрения, эти моря были лишь продолжениями огромного Средиземного моря. Он считал, что представление о Средиземном море сформировано историей, климатом и торговыми связями, объединявшими расположенные на его берегах страны с одинаковым климатом — в них произрастают инжир и оливы.
Я помню, эта примитивная логика раздражала и путала меня. Неужели я, человек, много лет живший в Стамбуле, сам того не замечая, много лет жил на Средиземном море? Неужели я — житель Средиземноморья, о чем и не подозревал?
Наверное, лучшая форма принадлежности к стране, к городу или морю — полное неведение о границах этой страны, города или моря, о его образе и даже существовании. Истинный стамбулец тот, кто давно забыл, что он стамбулец. Истинный мусульманин тот, кто не задумывается над тем, что такое ислам, а что — не ислам. Турки были настоящими турками, когда не знали об этом. Но я не соглашался с этими справедливыми рассуждениями, так как в мыслях у меня сложился образ Средиземного моря, и Стамбул, где я жил долгие годы, не имел к нему никакого отношения. Не потому, что Стамбул с моей точки зрения был севернее, темнее, серее, чем подразумевало понятие «Средиземное море», а потому, что Средиземное море принадлежало югу, людям, чья культура была менее развита, чем наша, и совершенно не походила на мою. Сейчас мне кажется, что это ошибочное восприятие отражает неопределенность турецкого названия Средиземного моря.
Турки-османцы, постоянно продвигаясь на Запад, приблизились к Средиземному морю и Балканам в XIV веке. После завоевания Фатихом[8] Стамбула и, позднее, захвата Причерноморья стало понятно, что Средиземное море — отличный плацдарм для дальнейших завоеваний. Когда Османская империя достигла своего расцвета, и завоевание стран, известных сегодня как ближневосточные, было полностью завершено, Средиземное море стали называть в документах «шаге nostrum» — что значит «наше море». Как хвастливо было написано в турецких школьных учебниках, Средиземное море теперь «стало внутренним». Благодаря кичливым, экспансионистским идеям сегодня Средиземное море не воспринимается как самостоятельный культурный регион. Для османцев Средиземное море было географически единым, состоявшим из воды, сети путей, проливов и проходов. Должен признать, что люблю этот чисто геометрический подход, я, в какой-то степени, его жертва.
И все-таки это «внутреннее» море было источником опасностей. Оно кишело кораблями корсаров и мальтийцев, галеонами венецианцев. Когда туман рассеивался, османцы обнаруживали, что находятся не в теплом, солнечном раю, им угрожали чужие корабли, украшенные пиратской символикой и вражескими флагами. В годы юности я очень любил читать исторические романы, самыми любимыми из которых были книги Абдуллаха Зийи Козаноглу, и тогда воспринимал Средиземное море только как поле боя, прежде всего из-за известных христианских пиратов — Драгута, братьев Барбаросса и прочих.
Что притягивало османцев к этим охотничьим угодьям, к этой военной зоне под названием Средиземноморье, — это очарование его безупречной геометрической формы, логичность его карты. Море, напоминавшее Старому моряку Колриджа о бесконечности и жизни, о грехе и страхе, мире и Боге, которых он искал в нем, казалось иным; для них оно было не источником преступлений и наказаний, а источником сражений и побед. Османцев не интересовало, что поверхность этого светло-голубого моря, возможно, скрывала сказочных существ и мифических чудовищ; любопытство их вызывали необычные, но реально существующие морские животные, которых они видели. Глядя на них, османцам хотелось смеяться и рассказывать забавные истории, как это делал Эвлия Челеби[9]. Османцы воспринимали Средиземное море как энциклопедию, место на карте, которое можно посетить. Для них оно было военным полигоном, где нужно воевать, далеким от чудес, сказок и тайн неизведанного мира. Поэтому не случайно в моем романе «Белая крепость» рассказывается, как в XVII веке в Средиземном море итальянцы сражались с турками, захватывая друг друга в плен.
Идея о Средиземном море как о едином пространстве искусственна. Безусловно, собирательный образ жителя этого единого пространства был сначала придуман. Но представление о Средиземном море пришло с севера, с литературой. Именно от западноевропейских писателей жители Средиземноморья впервые узнали о том, что они — средиземноморцы. Открыть то, что именуется «средиземноморским темпераментом», позволили не книги Гомера или Ибн Хальдуна, а средиземноморские путешествия Гете и Стендаля и их поездки в Италию. Чтобы воспринять литературные и эротические веяния Средиземного моря, чтобы познать средиземноморскую чувственность, необходимо пережить тоску, скажем, Густава фон Ашенбаха, героя романа Томаса Манна «Смерть в Венеции». Задолго до того, как средиземноморскую сексуальность исследовали сами средиземноморские писатели, средиземноморский темперамент был описан в романах таких американских писателей, как Пол Боулз («Чай в Сахаре») и Теннесси Уильяме («Римская весна миссис Стоун»), а также английского писателя Э. М. Форстера («Куда боятся ступить ангелы»). Константин Кавафи представил этот образ полнее, чем остальные, но если сейчас он и является наиболее типичным средиземноморским поэтом, то только потому, что поэт, похожий на Кавафи, — один из героев романа Лоренса Дарелла «Александрийский квартет». Именно от северных писателей жители Средиземноморья узнали, что они — жители Средиземноморья, что они — «другие», что они далеки от Севера и обладают чувственностью, которой нет у северян.
Пока в Средиземноморье не образовано ни единого государства и не создано флага, пока тех, кто не живет на Средиземном море, не начали презирать или убивать, попытка проанализировать отличительные черты жителя Средиземноморья может считаться невинной литературной игрой. Если о природе средиземноморских культур и цивилизаций говорить долго и много, то через некоторое время даже самый эрудированный лектор начнет нести чушь. Но когда мы говорим об образе типичного жителя Средиземного моря, стоит помнить, что это лишь игра, иначе мы рискуем запутаться.
Вот некоторые правила для тех, кто хочет стать похожим на жителей Средиземноморья:
1. Пофантазируйте о Средиземноморском союзе — было бы неплохо создать такой союз. Уверен, что он порадовал бы тех, кому нельзя ездить в Испанию, Францию и Италию без визы.
2. Лучшее определение средиземноморского характера можно найти в книгах не-средиземноморских писателей. Не говорите, что это не так; постарайтесь стать похожим на тех, о ком написано, и станете настоящими средиземноморцем.
3. Если писатель хочет стать писателем-средиземноморцем, он должен отказаться от любых других национальных черт своего характера. Например, французский писатель, который хочет стать средиземноморским, должен отказаться от всего французского в себе, а греческий писатель для большей убедительности должен отвлечься от родства с Балканами или Европой.
4. Хотите стать настоящим средиземноморским писателем? Тогда, говоря об этом море, не произносите слово «Средиземное», говорите просто «море». Не употребляйте его и когда поведете речь об особенностях культуры Средиземноморья. Ведь самый лучший способ быть средиземноморцем — вообще об этом не говорить.
Глава 49
МОЙ ПЕРВЫЙ ПАСПОРТ И ПУТЕШЕСТВИЯ В ЕВРОПУ
Однажды в 1959 году, когда мне было семь лет, отец куда-то загадочно исчез, а спустя несколько недель мы получили известие, что он в Париже. Он остановился в дешевом отеле Монпарнаса, вел записи в тетрадях, складывая их в чемодан, который много лет спустя, незадолго до смерти, отдаст мне, и иногда, сидя в «Cafe Dome» наблюдал издалека за Жаном-Полем Сартром.
Бабушка присылала ему из Стамбула деньги. Мой дед, предприниматель, сколотил состояние на строительстве железных дорог. Отец и дяди, под сетования бабушки, еще не успели его полностью растратить, и не все дома, принадлежавшие нашей семье, были проданы. Однако двадцать пять лет спустя после смерти мужа бабушка наконец решила, что средства на исходе, и перестала присылать деньги в Париж своему богемному сыну.
Таким образом, отец на какое-то время превратился в одного из несчастных нищих турецких интеллектуалов, уже столетие бродивших по улицам Парижа. Как дед и дяди, он был инженером-строителем и имел способности к математике. Когда деньги у него кончились, он по объявлению в газете нашел работу в компании «ЮМ», и его отправили в Женеву. Компьютеры тогда работали с перфокартами и были не очень популярны. Так мой богемный писатель-отец переехал из Парижа в Женеву и стал одним из первых турецких эмигрантов, отправившихся на заработки в Европу.
- Oпасные мысли - Юрий Орлов - Публицистика
- Эти отвратительные китайцы. Фрагменты книги - Бо Ян - Публицистика
- Бойцы моей земли: встречи и раздумья - Владимир Федоров - Публицистика
- Как делаются революции - Журнал «Мир Фантастики» (МФ) - Публицистика
- О мысли в произведениях изящной словесности - Павел Анненков - Публицистика
- Открытое письмо Валентину Юмашеву - Юрий Гейко - Публицистика
- Избранные эссе 1960-70-х годов - Сьюзен Зонтаг - Публицистика
- Иосиф Бродский. Большая книга интервью - Валентина Полухина - Публицистика
- Особенности национального суда - Дмитрий Серебряков - Публицистика
- Записи и выписки - Михаил Гаспаров - Публицистика