Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как тебя зовут? — спросил он тогда по-ительменски.
— Кайручь.
— Ты с кем живешь?
— С отцом, двумя братьями и сестрой.
— А в этой юрте?
— Старики. Брюч и Лемшинга. Они добрые.
— Где они?
— Пошли на охоту. К вечеру вернутся.
Думала Кайручь, слушая незнакомого русского:
«Спрашивает про стариков… Странный… Зачем спросил? Откуда он пришел? Что ему надо в нашем острожке?»
Много необыкновенного и страшного, но вместе с тем и удивительного слышала Кайручь о казаках: юрты ставят деревянные, жилье обносят загородью…
Но перед ней казак, и ничего устрашающего не видит она ни в лице его, ни в улыбке. Ей даже приятно гладить его волосы, и он не сердится, лишь закрывает глаза и чуть морщится.
— Помоги подняться, — попросил Данила.
Кайручь силится оторвать Данилово грузное тело от лежанки. Анциферов охает. Она догадывается: казак сердится, и сердится, наверное, за ее слабость. Но что может поделать с ним маленькая охотница, убившая пять соболей и добывшая в высоких сопках перо орлана-белохвоста!
Под вечер Брюч и Лемшинга принесли зайцев и принялись их свежевать. И когда закипела похлебка, в юрту вошел тойон Пинич.
Никогда он не бывал у стариков, презирал их и настраивал сродников избавиться от Брюча и Лемшинги.
Сродники, как ни странно, упирались: не мешают старики никому жить, сами еще охотятся.
Низкого роста был тойон Пинич, кривоног и толст.
— Здравствуй, — проговорил он, заискивающе поклонившись Даниле. — Зачем ты здесь лежишь? Пойдем в мою юрту. Там тепло и женщин много. Если идти не можешь, тебя принесут наши мужчины.
— Ясак приготовил? — вместо приветствия спросил властно Данила.
— Нет еще, охота никудышная, соболя мало…
— …лес поредел, скоро далеко уходить придется, — добавил рассерженно Анциферов. — Ты не увиливай! В Верхнем был?
— Был, был, — подобострастно закивал головой тойон.
— Бумагу видел?
— Видел, — подтвердил Пинич.
— Завтра утром чтоб ясак был готов! Не будет, шкуру спущу! Юрту готовь свою, погодя переберусь. Иди, я устал как черт. Да не кланяйся ты, надоел… О господи, что за тугой народ, — добавил он.
Пинич стоял не шелохнувшись.
— Иди! — закричал Данила.
Лемшинга, Брюч и Кайручь видели унижение тойона. Казак во много раз могущественнее Пинича, если он заставляет того кланяться и говорить вкрадчиво и подобострастно.
«Сердитый, — думала Кайручь, — на медведя похож».
«Я много видел, — думал Лемшинга, — но что есть люди сильнее тойона, только догадывался».
Брюч, потупив взор, бесшумно шептал проклятия Даниле, оскорбившему тойона. Где бог Кутха, почему он не пошлет с небес мстителей? Он сам готов был воткнуть отравленную стрелу в глотку Данилы. Почему так задумчив Лемшинга, почему в глазах Кайручь нет гнева?
Долго сидели молча Лемшинга и Брюч у костра. Данила, утомленный, спал на спине.
Брюч, неуспокоенный, шевелил головешки. Летели искры и пепел; и пепел оседал на сердце Брюча, и он чувствовал: скоро придется зимовать не в юрте, а с собаками в снегу.
— О чем ты задумался? — спросил Брюч Лемшингу.
— Страшно.
— Чего ты хочешь?
— Не знаю. Возможно, стать молодым.
— Почему тебе страшно?
— Я увидел вдруг Авачу с высоты полета птицы.
Брюч недоуменно посмотрел на товарища. До чего он стар! Морщины опутали его лицо, глаз не видно. Такой ветхий…
«Пора из жизни уходить», — подумал безразлично Брюч.
— Что ты видел? — спросил он.
— Людей, — ответил Лемшинга. — И юрты, и собак…
— А меня не заметил?
— Ты в юрте был.
«Скучно как, — думал Брюч, — пора уходить к отцам».
Данила проснулся освеженный, довольный собой.
Костер не горел, пустой котел стоял в стороне.
— Поесть бы, — проговорил Данила и потянулся. Захотелось размяться. Он сбросил шкуру.
Заглянула Кайручь, испугалась, но Данила позвал весело:
— Заходи, заходи, не бойся.
«Ладная», — подумал Анциферов.
— А где старики?
— На охоте.
— И часто они ходят в лес?
— Через день. Если пурги нет.
— А-а-а… Понятно… Шкурки у них есть?
— Есть… — проговорила неуверенно Кайручь и испуганно, совсем тихо добавила: — Нет…
Данила усмехнулся:
— Нет?
Кайручь отрицательно мотнула головой и посмотрела в глаза Даниле упрямо и твердо.
— Принести мяса? — спросила Кайручь.
— Давай.
Мясо оказалось холодным, но Анциферов ел, давясь и облизывая пальцы.
Хорошо!
Если сегодня он соберет ясак, то завтра утром может возвращаться. К тойону наведаться надо. Ну, это последнее.
Он вытер руки о штанины.
Девушка стояла к нему спиной и заплетала волосы в косички.
«Все-таки хороша», — подумал Данила.
К вечеру вернулись старики. Данила спал, раскинув руки и улыбаясь во сне. Кайручь берегла костер. Глаза ее смеялись.
— Не буди, — сказала она Лемшинге. — Он устал.
Я сегодня останусь у вас на ночь, не гоните меня.
Лемшинга обратился к Брючу:
— Ты что-нибудь понимаешь?
Брюч отрицательно покачал головой. Глаза его заслезились, и он вновь подумал, что отцы заждались стариков, они мешают молодым. И если Кайручь захотела остаться, значит, она окончательно повзрослела, и ей пора принять участие в хватании — игре, когда молодой человек должен отбить девушку у подруг. Брюч опечалился: хватание повременит теперь, раз в юрте казак Данила. Он не мог понять, что находят ительменские девушки в грубых казаках. Будь он на месте тойона Пинича, не допускал бы в острожек ни одного постороннего. Соседний острожек, который с ними в войне, изнурительной и беспощадной, охотно отдает своих девушек казакам, похваляясь этим родством и защитой. Конечно, Пиничу воевать с соседями стало труднее. Но Пинич не теряет добрых отношений и с казаками. Вот и сегодня пришел, поклонился. Жаль, что Кайручь не увел. Жаль…
А Лемшинга тем временем помог Кайручь расшевелить посильнее костер, чтобы ночью можно спать раздетыми. Когда он спросил Брюча, то ответа не ждал, он ждал лишь согласия для Кайручь, и Брюч, отделавшись молчанием, подтвердил желание девушки: пусть остается. И Лемшинга радовался за Кайручь — если она покинет с Данилой острог, то будет счастлива. Никто не понимает, что сила острожка — в единении с казаками. У них многому можно научиться.
Данила так и не проснулся. Кайручь легла рядом с Лемшингой, и он долго слушал, как она что-то шептала, ворочалась и успокоилась далеко за полночь. Брюч устроился рядом с костром, положив под руку лук и стрелу с кожаным чехольчиком…
Пинич подкрался к юрте на рассвете. Удивился, что все спят, и подал знак. Воины обложили юрту сухостоем и лапами кедрача, заделали дымоход. Пинич сам бросил головешку. Костер вспыхнул и взревел. Воины держали наготове луки. Однако из дымохода так никто и не показался. Вскоре юрта рухнула, ввысь взметнулся сноп искр.
Есаул Козыревский, узнав о смерти Анциферова, ярился долго. Из Большерецкого острога он, не щадя собак, погнал в Нижний.
— Ломаева с Данилой испепелили! — кричал он в приказной избе. — Что же вы сидите! — попрекал он пищика. — Пора собрать отряд — и на Пинича. Не погромим его, считай, ясака не соберем по всей Камчатке.
— Тебе какая печаль. — отвечал Мармон. — Хочешь — иди. Но сами отряжать никого не станем.
— Ты с есаулом так! — не вытерпел Иван. Он хватанул Мармона за бороду. Тот, не раздумывая, саданул Ивана в живот. Сопя, сплелись в громадный мягкий клубок (в шубах и малахаях) и покатились по полу.
— Будет вам! — взвизгнул пищик. — Избу спалите! Разнимитесь, нечестивцы! Нема креста на вас! — Он вовремя успел подхватить плошку с плавающим в жиру фитилем и вжался в угол, держа ее над головой.
Иван с Кузьмой побарахтались и поднялись, красные, злые.
— Ладно, — согласился Мармон, садясь с одышкой на лавку и вытирая со лба пот, — людей возьмешь из моих. Они хоть к вам и не пристали в прошлый год, а за Ломаева и Данилу спросят. А по правде, паря, Даниле повезло, вовремя убрался, царство ему небесное.
Иван, поняв, на что намекает Мармон, ответил, пряча негодование:
— А ведь ты правая рука Ломаева…
— Вот что, паря. Ты есаул для тех, кто за тебя кричал… Для меня ты Ивашка. Послухай — от Березина и Шибанова отстранись.
— И то верно, — вмешался в разговор пищик.
— А тебя, если встрянешь еще раз, пришибу, — в тон ему ответил Мармон.
— Зачем ты, Кузьма, решился рвать Березина и Шибанова от Ивашки? — спросил пищик, когда Иван покинул избу.
— Если их олюторы убьют, то ответчиков меньше, а розыск с малой мерой в Якутск не поедет. Ему головы подавай…
— Ивашку, значит, чик! — хихикнул пищик, восторженно глядя на Мармона.
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Седьмое лето - Евгений Пузыревский - Современная проза
- Ярость - Салман Рушди - Современная проза
- Из Фейсбука с любовью (Хроника протекших событий) - Михаил Липскеров - Современная проза
- Считанные дни, или Диалоги обреченных - Хуан Мадрид - Современная проза
- История Фрэнка - Эрик Нёхофф - Современная проза
- Догадки (сборник) - Вячеслав Пьецух - Современная проза
- Ранние рассказы [1940-1948] - Джером Дэвид Сэлинджер - Современная проза
- Исповедь якудзы - Дзюнъити Сага - Современная проза
- Сто тайных чувств - Эми Тан - Современная проза