быть разрешат обкатать программу на студентах?
— Для того и поселили вас к ним. Готовы уже сейчас попробовать?
— Сейчас? — удивились все.
— Готовы-готовы, — утвердительно покивал головой я, полагая, что для того, чтобы «раскачать» фойе театра МГУ, той аппаратуры, что он привёз, вполне достаточно.
Мне был прекрасно известна эта площадка, где мы когда-то в девяностых даже занимались каратэ. Сам зал театра был великолепен во всех отношениях, особенно своей акустикой. А вот фойе слегка эхонировало. Но ведь не обязательно вытаскивать аппаратуру в фойе. Пусть в зрительном зале слушают.
— Хорошо, что там театра нет, — подумал я. — Можно будет пульты настроить.
— Мы правильно поняли, что сейчас в театре мы будем одни?
— Да, правильно, — сказала Маша. — Можем договориться про общежитие.
Я удивлённо воззрился на представителя «Россконцерта».
— Общежитие? Кому?
— Ну, вам. Или вашим товарищам. Вы же иногородние?
Я обернулся к «товарищам». Они прыснули, едва сдерживая смех. Я тоже улыбнулся.
— А вы знаете, давайте, — сказал я. — Только у меня прописка Парижская.
— Ничего страшного. У нас в МГУ учатся и студенты из зарубежных стран.
— Так вы из МГУ? — спросил я, почему-то с облегчением.
— Да.
— А я думал, из «Росконцерта».
— Я — комендант Дома культуры МГУ, — горделиво произнесла Маша. — Театр в моём заведовании. Кроме театра у меня ещё спортзалы и другие места культурного и спортивного пользования.
— Здорово. Вам же нужна комната в общежитии?
— Общага МГУ? — задумчиво произнёс Виталик. — Никогда там не был.
— Будешь, — сказал и хохотнул Буйнов. — Я пас. Жена узнает, из дома выгонит.
— И я — пас.
— И я.
Желающих получить комнату в общаге МГУ не нашлось.
— Ну, тогда и я пас. Отдельную комнату ведь не дадут на одного?
— Почему не дадут. Вы проходите по заявке Московского Городского Комитета КПСС. Распоряжение на шесть отдельных комнат в особом крыле общежития, предназначенных для особо-важных персон.
— Обалдеть! — вырвалось у Буйнова. — Особо важных персон. Кому сказать, не поверят. Тогда мне — однозначно.
— И мне!
— И мне!
— И мне!
— А вы, Машенька, ничего не перепутали? — спросил я настороженно.
— Я никогда ничего не путаю, — так же горделивоо произнесла комендант Дома Кльтуры МГУ.
Театр МГУ меня снова поразил величием и мраморным великолепием.
— Тут лебединое озеро играть, а не рок, — подумал я, взойдя на сцену и оглядывая зал.
— О! — выдохнул я в зал, напрягая нижний резонатор.
— Охрененная акустика! — восхитился Саша Буйнов. — Тут, чтобы зал качнуть, и стоваттников хватит.
Пока студенты, тихо переговариваясь, рассуждая, кого это к ним занесло, затаскивали аппаратуру, мы осматирвали сцену, её коморки и гримёрки со складом атрибутики.
— Мест на тысячу, — уверенно сказал Саша Барыкин, оглядывая зрительный зал. — Солидная площадка. Не уж-то разрешат шумнуть?
Тут появился Виталик, он оставался за старшего на разгрузке.
— Закончили, шеф, — сказал он. — Никто не забыт и ни что не забыто. Грузовик отпустил, всё равно он, собака дикая, везти наши вещи отказался.
— Перегрузите в автобус. Мы уже договорились.
— Ок-кей! Тут тимуровцы свою помощь предлагают в расстановке аппаратуры. Допустим? Иногда бывает полезно.
— Пусть будут. Пуст фамилии напишут.
Мальчишки — их было десятеро — потолклись в сторонке и принесли список. Я взял и спрятал в карман.
— А вы что за группа? — спросил один из них.
— Что играете?
— «Земляне», — сказал Буйнов. — Музыку играем.
— На ящиках бирки иностранные… Вы из-за границы приехали?
— Прямо из Парижу. Проездом в Казань! — Буркнул тот же Буйнов.
Ребята насторожились, а потом расплылись в улыбках.
— Это вы «двенадцать стульев» цитируете, — сказал один.
— Гуманитарий, что ли? — спросил Саша.
— Филологи, — улыбнулся другой студент.
— Вот повезло-то как сразу, — тихо проговорил Барыкин.
— Может, вы ещё и стихи пишите? — спросил я.
Ребята переглянулись.
— Пишем, а что?
— Меня интересуют стихи без длинных слов, без глубокого смысла и с запоминающимся рефреном.
— Рефрен — это припев, что ли? — спросил ещё один, прокравшийся ближе всех ко мне. — Вы песни имеете ввиду. Мы и песни пишем. У нас даже свой ансамбль был. Тут при театре. Ребята выпустились и закрыли его.
— Несите, — сказал я. — Но мы только из лучших стихов песни делаем. На мгновенную победу не рассчитывайте.
— А сами то вы что играете? Синий-синй иней?
— Или увезу тебя я в тундру? — пошутил кто-то из глубины студенческой толпы.
— Мы играем свои песни.
— Свои песни не играют даже «Весёлые Ребята» и «Самоцветы».
Мои музыканты переглянулись.
— Ладно, ребята. Вы ступайте. Спасибо за помощь. Приходите на завтрашнюю репетицию, и услышите, что мы поём.
Ребята ушли.
— Маша, а там, в «вип» номерах, действительно прилично?
Маша сначала не поняла, что такое, «вип», а потом явно обиделась.
— У нас международные делегации останавливаются и не жалуются.
— Извините, Маша, не хотел обидеть. Я про то, что нужно мне в гостиницу ехать. У меня номер забронирован в гостинице «Москва». Позвоните, что завтра выкупите. Или вообще откажитесь. Зачем вам оттуда сюда на метро каждый день добираться?
— Дело говорит комендант. Если тут работать, то общага — самое то место проживания. Но ведь мы не
