Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, во-от! Скорей уж и штраф. Безо всякого подхода. Я человек старательный, а ко мне безо всякого убеждения. Возражаю.
— Уже третий случай с тобой. Хватит. Убеждал, убеждал, а ты теперь и с колесом допустил. То постромку потерял, то на «Разбитой жизни» ездишь.
Витя немного подумал и сказал:
— Исправлюсь. Клянусь инструментом! — И он постучал по ящику с баяном, который стоял в передке брички.
Митрофан Андреевич посмотрел на баян, потом на Витьку, брови его вздрогнули, и в глазах появилась чуть заметная улыбка.
— Клянешься? — спросил он.
— Не повторяю. Сказал твердо. — Витя ткнул себя большим пальцем в грудь.
— Ладно. Но только — в последний раз. И, кроме того, музыка музыкой, но среди бела дня не баловать, а работать.
— Днем настроения быть не может.
— Что ж, ты играешь только ночью?
— Да, вечером или ночью. «Каприччио» разучиваю.
— И как оно?
— Получается.
— Вот с колесом только не получается.
— Проза, — возразил Витька и закинул ногу на ногу, опершись на бричку.
— Да ты что на одной ноге стал? Или думаешь до обеда стоять? Я с тобой уже пять минут потерял.
— Я что? Я ничего. Вы же сами музыкальный разговор затеяли.
— На ключ от сарая! Бери колесо.
— Момент! Один момент — и Витька будет в поле.
— Ну, куда побежал? (Витя с разбегу остановился и обернулся к нам.) Наряд возьми в кузницу. Колесо не примут без него.
— Не учел. Есть наряд взять в кузницу.
Митрофан Андреевич развернул блокнот, положил его на грядушку брички и быстро написал наряд. Он подал листок блокнота Витьке, а тот ринулся в сарай, выкатил новое колесо и действительно моментально заменил старое и выехал со двора, снова забросив фуражку на затылок.
— Ох, Витька, Витька! Горе мне с тобой, — вполголоса сказал бригадир, глядя ему вслед. — Парень окончил семилетку, а места не найдет. В сельскохозяйственную школу отказался наотрез, в техникум ни под каким видом не хочет, а зарубил одно: в музыкальное училище. — Qh помолчал. — Наверно, надо правлению хлопотать да определять его по музыкальной линии… Все равно уйдет сам. Ну, этот с большим талантом, — у него балалайка и та плачет… — А все остальные тоже уходят. Как только окончил семилетку, так и до свидания: поминай как звали! Из всего колхоза один Петя Федотов агрономом будет, а другие — кто куда. Даже обидно: семилетка — в колхозе, а по сельскому хозяйству не учат. Только и знаний дают, как фасоль прорастает. С детства отбивают интерес от поля; выходит парень из семилетки и ни бельмеса не соображает ни в полеводстве, ни в животноводстве, ни в технике сельского хозяйства. — Митрофан Андреевич с досадой стукнул блокнотом о ладонь и заключил: — Честное слово, напишу в Цека партии по этому вопросу. — Вдруг он спохватился и глянул на ручные часы. — Уже больше десяти минут торчим здесь, а он все запрягает, — и кивком головы указал на Прокофия Ивановича.
Прокофий Иванович — мешковатый на первый взгляд, тучный мужчина лет пятидесяти, с круглым красным выбритым лицом — медленно обходил вокруг брички. Он неуклюже переставлял мощные ноги и ощупывал колеса, постромки, поправлял хомуты, трогал вожжи. Все как будто бы было в порядке, но он снова принимался просматривать, ощупывать, что-то прилаживать и поминутно каким-то полусонным голосом говорил:
— От ты, елки тебе зелены!
— Что он медлит? — спросил я потихоньку у Митрофана Андреевича.
— Ему стронуться с места труднее всего на свете.
— А вы пошевелите его построже.
— Этого нельзя. Я его отлично знаю: растревожь с утра, так целый день будет мучиться. Но уж если начнет работать, то… В общем, сами увидите. — Однако Катков не выдержал и двух-трех минут и обратился к нему: — Прокофий Иванович! Что у вас там?
— Хомут, — многозначительно ответил тот.
— Что — хомут?
— Не видишь: с Великана хомут.
— Великан захромал.
— Знаю — захромал… От ты, елки тебе…
— Ну?
— Что — ну? Другого коня дал конюх заместо моего. Сам знаешь.
— Так что ж тут такого? И поезжайте.
— А?
— Поезжайте, говорю, быстрее: спешить надо. Потник под хомут вчера подшили, подогнали хорошо. — При этом Митрофан Андреевич потрогал хомут, засунул под него ладонь. — Хорошо сидит хомут. Не задерживайтесь.
— От ты, елки зелены! У меня лошади не парные, а я сломя голову скачи. Надо все проверить, приладить и… этого… Великана посмотреть. Ты посмотри сам: может, лечить надо, а я — уеду и не узнаю. А потом ты же и скажешь: Прокофий, мол, такой-сякой. — Говорил он все это будто нехотя, с расстановками, без жестов и, казалось, обдумывал каждое слово.
Наконец терпение бригадира иссякло.
— Да до каких же пор стоять-то будешь?
— Великана посмотри, — все так же невозмутимо отозвался Прокофий Иванович.
— Тьфу! — плюнул Митрофан Андреевич и, отвернувшись в сторону, сказал: — Веди Великана! Я и без тебя его смотрел и знаю, что с ним.
— А то при мне посмотри. Лошадь, елки зелены, любит хозяина. А я, елки зелены, должен целый день думать, что с моей лошадью. — При этом он, казалось, пытался сойти с места, но это далось ему не легко.
— Да веди же лошадь! — слегка повысил голос Митрофан Андреевич.
— Что ж ты сердишься? Тут без никакого сердца. Лошадь за мной закреплена, я на ней пять лет работаю. Как это так: сел — и уехал? Лошадь, она, елки зелены… как бы, например, к человеку приставлена.
— Прокофий Иванович! Ей-богу, не выдержу! — воскликнул Митрофан Андреевич.
После этих слов Прокофий будто и чаще зашевелил ногами, но зато шажки стали далеко мельче и никакого ускорения не получилось — одна видимость. Наконец он вывел прихрамывающего Великана. Митрофан Андреевич поднял больную ногу лошади, зажал ее меж колен и заговорил, сдерживаясь:
— Плоское копыто. Намяла под стрелкой, ковать надо на войлок.
— Вот и я так думаю. Правильно.
— Подкуем завтра утром.
— Кто?
— Кузнец, конечно.
— А кто поведет?
— Конюх.
— Не-е! Я сам. Пиши наряд! Завтра чуть свет сам поведу в кузницу.
— Ох! — вздохнул бригадир. Он написал наряд и вручил его Прокофию Ивановичу. — Ну теперь-то все?
— Все, — утвердительно ответил тот. Он аккуратно сложил наряд вчетверо, положил в полинялую кепку, надвинул ее прочно и полез в бричку. Наконец тронул лошадей, но они, чуя характер ездового, тоже не спешили. И уже через десяток метров Прокофий Иванович вдруг остановил их: — Тпруу!
- Не считай шаги, путник! Вып.2 - Имант Янович Зиедонис - Русская классическая проза
- Наступит день - Мирза Ибрагимов - Русская классическая проза
- Пороги - Александр Федорович Косенков - Русская классическая проза
- Все-все-все сказки, рассказы, были и басни - Лев Николаевич Толстой - Прочая детская литература / Детская проза / Русская классическая проза / Прочее
- Накурено стихами - Максим Евгеньевич Корабельников - Русская классическая проза
- Горное око - Камиль Зиганшин - Русская классическая проза
- Преступница - Михаил Погодин - Русская классическая проза
- Вакцина от злокачественной дружбы - Марина Яблочкова - Поэзия / Психология / Русская классическая проза
- Денацификация солдата Ярошука - Денис Викторович Прохор - О войне / Русская классическая проза
- Не обращайте вниманья, маэстро - Георгий Владимов - Русская классическая проза