Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Жили и работали мы на берегу Волги, буквально в лесу, в 12 километрах от Костромы. Поселились на территории турбазы «Волжский прибой», которая обеспечила наше проживание здесь на протяжении двух недель, с 13 по 26 марта. Основное время, отведенное на работу, – две недели. Каждый день на транспорте нас с базы вывозили по местам, наиболее интересным и ярким.
Мы писали в районе Свято-Троицкого Ипатьевского монастыря и Костромской слободы – это Музей деревянного зодчества под открытым небом, раскинувшийся на десятках гектаров земли на стрелке рек Волга и Кострома и в черте города, у стен монастыря. Место уникальное. Первые памятники деревянной архитектуры спасались от затопления и перевозились сюда из разных районов Костромской области. Здесь много церквей, есть подлинные старинные крестьянские дома и постройки хозяйственные – амбары, овины, мельницы. Все – уникальные объекты зодчества XVI–XVIII веков, представлен даже XIV век.
Два этюда я писал в Ипатьевском. Ещё два – в селе Красном. Здесь были уже обычные деревянные дома, там такой архитектуры много. Писал храм Благовещения – через крыши, через улицу с элементами местного колорита. Писал вид и окна коттеджа-сруба, в котором жил, – лес тут вплотную подступает, и виды при этом великолепные, воздушные. На одном из этюдов – мостик через речку Покша, приток Волги. Она тогда вскрылась ото льда, тогда как сама Волга была вся во льду.
Это патриархальная российская глубинка. Наша «забытая» Россия, которую большинство из нас, крымчан, за последние 23 года не имело возможности увидеть. Сегодня же она перед нами открывается. Я впервые в жизни был в Костроме, и всё, что здесь меня окружало и где мне посчастливилось побывать, конечно, впечатлило необыкновенно. В 2014 году я был на пленэре в левитановских местах в Плёсе. Но, во-первых, тогда была осень, а сейчас весна. И природа совсем другая, и краски. Во-вторых, хоть Плёс и недалеко от Костромы, всё равно он другой. Это как наши крымские Гурзуф и Симеиз – вроде рядом, вроде то же, но всё равно разные. Теперь я открыл для себя этот интересный город, эту природу и новую атмосферу. Они потрясающие.
– Что особенно потрясло и чем в целом отличаются краски весны в Севастополе и Костроме?
– Покорили закаты и восходы. Оттенки их похожи с нашими. Но всё равно таких цветовых отношений – такой бирюзы, оттенков жёлтого, розового и фиолетового – я не видел у нас. Бирюза просто бьёт по глазам, это открытый яркий цвет. А на закате небо может становиться розовым. Просто вот всё розовое-прерозовое. Очень красиво.
Воздух там очень прозрачный. Настолько прозрачный, что небесная сфера практически не меняется, она всё время голубая. Если у нас она меняется за счёт пылевых взвесей – тут цвет более холодный, там более тёплый, – то там везде бирюза просто пронзительная. Воздух днём будто немеет, он одинаковый, и небо практически статичное, какое можно видеть в горах. Тени насыщенные.
Что касается оттенков самой весны, то здесь они пока тусклые. Всё ещё спит, пробуждение только начинается. Если у нас в марте всё цветёт и пахнет, то тут нет цветущих деревьев. Вокруг отдельно стоящие голые берёзы с не поддавшимися ветру жёлтыми прошлогодними листьями и смешанные леса, где тоже много берёз и огромных хвойных деревьев, ствол которых не обхватишь руками, такие они широкие. Волга ещё не вскрылась – река во льду. Даже трудно пока говорить о цвете – всё в снегу, он везде. Вот снег сойдёт, и тут же пробьются почки. К Пасхе будет верба. А пока природа в полусне и этим по-своему очаровывает.
– Вы привезли 12 этюдов, и всё это пейзажи. Нет натюрмортов, нет портретов. Вы не ставили такой цели перед собой?
– Нет, не ставил. Я хотел писать именно эту природу, другую для меня природу. В рамках пленэра мы проводили два мастер-класса для всех желающих. Один прошёл в самой Костроме, туда в основном пришли учащиеся высшей школы, студенты. Другой был организован в «Волжском прибое». Так вот там я ассистировал учащимся при написании портрета, натюрморта и пейзажа. Но непосредственно в своей пленэрной работе я, как и все художники, делал ставку только на пейзаж.
– Все вы писали в одних и тех же местах и нередко одни и те же объекты. Конечно, у каждого художника свой почерк, и сравнивать манеру исполнения, наверное, неправильно. И всё-таки очень интересно, есть ли что-то, что разительно отличает работы южных художников, вот ваши в частности, и работы живописцев средней полосы России?
– Есть такое. Здесь живопись носит более спокойный характер. Местные художники обычно не ставят перед собой цели добиться ярких контрастов напряжения, в картинах присутствует будто некая загадочная «дымочка». Тогда как наша южная российская школа, назовем её так, пропагандирует яркие цветовые отношения – яркое солнце, яркие тени.
Мы больше используем цвет в решении работ, и цветовое напряжение обычно гораздо сильнее, откровеннее. Материковые россияне, по моим наблюдениям, всё-таки сторонники сдержанного колорита и больше работают с тоном.
Динамика. Тут тоже я заметил отличия. Южане чаще стараются поймать мгновение светового состояния в природе в момент. Для этого нужно оценить обстановку и перенести её на холст, а деталировку сделать потом в мастерской. Веточки прорисовать, например. В то время как многие художники нашей средней полосы веточки рисуют прямо на пленэре. То есть уделяют внимание деталям сразу, стараясь передать натуру не сиюминутную, а во времени.
Они не пишут закаты и восходы. По крайней мере, за то время, пока мы работали вместе, я такого не видел ни разу. Это происходит очень быстро: какие-то десять минут, а то и пять, – и состояние изменилось. За это время нужно решить задачу больших световых отношений. Они так не делают, просто не преследуют даже такой цели. Конечно, они пишут солнце, но когда оно уже вышло, стало более статичным. Могут писать пейзажи по 4–5 часов. Некоторые моменты при этом переписываются, сглаживаются, и выходит обобщённое видение натуры, а этюды фактически превращаются уже в картины. Такая манера письма.
– Что теперь ждёт написанные вами этюды?
– Конечно, будут дорабатываться, дописываться. Вообще я сделал не 12, а 13 этюдов. Одна работа, согласно договоренности, была оставлена «Волжскому прибою», выступившему спонсором пленэра. Что примечательно, я, признаюсь, думал, что этими картинами будет украшаться интерьер турбазы. А оказалось, совсем нет.
Директор «Волжского прибоя» рассказал мне, что у него идея создать национальную галерею современного реалистического искусства в Костроме. То есть посыл такой, как у Павла Третьякова в своё время. Дай бог, чтобы всё получилось, это дело благородное. Теперь я знаю, что в будущей национальной галерее будет как минимум одна моя работа. (Смеётся.)
Возвращаясь к привезённым в Севастополь этюдам, их очень важно дописать, закончить начатую работу. А этюд – это именно начатая работа, «первое впечатление», импрессионизм. Эти этюды натянутся на подрамники. Кое-что я хотел бы детализировать, прописать, сделать более материальным. И потом в планах – организовать выставку в нашем Севастопольском центре культуры и искусств, в которую войдут вот эти работы и работы, сделанные во время пленэра в Плёсе. Всего это более 20 картин.
Подготовила Анна ПЕТРОВА
- Литературная Газета 6564 ( № 34 2016) - Литературка Литературная Газета - Публицистика
- Литературная Газета 6541 ( № 6 2016) - Литературка Литературная Газета - Публицистика
- Литературная Газета 6551 ( № 17 2016) - Литературка Литературная Газета - Публицистика
- Литературная Газета 6573 ( № 43 2016) - Литературка Литературная Газета - Публицистика
- Литературная Газета 6571 ( № 41 2016) - Литературка Литературная Газета - Публицистика
- Литературная Газета 6384 ( № 37 2012) - Литературка Литературная Газета - Публицистика
- Литературная Газета 6419 ( № 24 2013) - Литературка Литературная Газета - Публицистика
- Литературная Газета 6474 ( № 31 2014) - Литературка Литературная Газета - Публицистика
- Литературная Газета 6412 ( № 17 2013) - Литературка Литературная Газета - Публицистика
- Литературная Газета 6495 ( № 7 2015) - Литературка Литературная Газета - Публицистика