Форма входа
Читем онлайн Охота на убитого соболя - Валерий Дмитриевич Поволяев
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
но парень этого не понял и начал нападать на мужиков, словно в них было заключено все зло, существующее на свете. Те внимательно слушали его, даже головы набок склонили – очень любопытна была им ругань парня, потом один тихим скучным голосом поинтересовался у своего напарника:
– Ты не знаешь, случайно, чем он все-таки недоволен?
Напарник недоуменно пожал плечами, затем они слаженно – до завидного слаженно и бойко – надавали парню оплеух, подхватили под руки и выволокли из пивной. Вернувшись, потерли ладони, пояснили окружающим:
– Очень уж мешал пиво пить.
Как прилипло один раз к району прозвище Мордобойка, так с тех пор и живет. Сколько ни стирали – не стирается. И улицы новые появились, и названия, и люди, и пивнушку ту давным-давно снесли, а прозвище все живет и живет.
Центральный район, где сейчас идет большая стройка, зовут Колонизацией – прозвище, видать, родилось в ту далекую смутную пору, когда в Мурманске находились интервенты, район на сопке – Петушинкой. «Как жизнь?» – «Как на Петушинке. Со всех сторон видно и под зад дует». Район за заливом, куда ходит пассажирский катер, – Абрам-мысом.
Что же касается Мордобойки, то знакомство с ней и у Суханова было таким же, как у Леши, – двое небритых дядьков также накостыляли по шее какому-то нетерпеливому любителю пива. Правда, когда они попытались его вытолкнуть из пивной на снег, Суханов вмешался. Получилась куча-мала. Поскольку аборигенов было больше, Суханову пришлось вместе с обиженным любителем пива покинуть поле боя.
– Не пойму все-таки, что с тобою происходит, – Леша Медведев был упрямым человеком, если уж за что-то цеплялся, то держал мертво, не выпускал. Поморгал глазами озабоченно, – он сочувствовал Суханову, разделял его боль, но что это была за боль – не мог раскусить.
А Суханов думал сейчас о том, как худо бывает, когда женщина, к которой привязан, щелкает по носу. Человек готов в таких случаях ползти за женщиной на коленях, тереться лбом о туфли, целовать кончик платья, молить о снисхождении и замирать с горестным лицом, когда вместо ожидаемого «да» звучит холодное «нет».
Возле огня обязательно вьется всякая живность, крупная и мелкая, – мошкара, букашки, ночные мотыли, часть их сгорает заживо, часть обжигается и шлепается на землю, барахтается в траве, часть вообще предусмотрительно уносится в темень, понимая, что игра с пламенем к добру не приведет. Как бы и ему не сгореть в этом огне – недаром Леша Медведев потемнел, вон какое у него смурное лицо, а друг, как известно, неприятность лучше чувствует, чем тот, с кем эта беда должна произойти. Суханову сделалось печально, он прикрыл глаза – не хотелось ни думать, ни действовать. Спать хотелось. Обрушиться сейчас на койку и словно бы с обрыва сорваться, унестись в долгий сон.
Но разве пламя виновато в том, что вокруг него вьются мотыльки?
А Ольга? Она ни в чем не виновата. Виноват Суханов.
Но, простите, простите, а мотыльки, разве они виноваты в том, что их ослепляет пламя?
– Эх, быть бы умным, нырнуть куда-нибудь в темень, спрятаться там и забыться. А, Леша? – Суханов кинул вторую банку медведю, выгреб из кармана десяток конфет, также швырнул вниз. Медведь умудрился поймать пару конфет на лету и проглотить вместе с оберткой, остальные кинулся проворно собирать.
Днем снялись с места, которое успели «насидеть», распугали медведей, поспешно отступивших за торосы, – отступление их было обиженным, недоуменным, не понимали белые, почему эта железяка, принадлежавшая им, решила удалиться; пришла радиограмма с Диксона: встречать «морковку» – корабль финской постройки – и вести к Карским воротам.
– Как много девушек хороших, – пропел Суханов, подмигнул шустрому поваренку, который притащил, ловко устроив на руке, жестяный поднос с чаем и печеньем. – Тогда почему же так много плохих жен?
– Не знаю, – ответил великовозрастный поваренок.
– У тебя что, подошвы деревянные?
– Не-а, – не понял, в чем дело, поваренок.
– Почему так гремят?
– Не знаю, – проговорил поваренок.
– Что же ты знаешь? – недовольно пробормотал Суханов.
Он сегодня не с той ноги поднялся, Суханов, – все ему было не по нутру. И прежде всего то, что отход выпал на его вахту.
Все беды происходят от нас самих – мы сами их придумываем, сами рождаем и сами потом боремся с ними – надо поменьше рождать бед, тогда и хандры будет поменьше, и забот, а, кстати, озабоченность, она тоже в восьмидесяти случаях из ста бывает пустой, высосанной из пальца, – и жизнь обретет более светлые тона. А может, он просто не выспался? Суханов помял пальцами шею, покосился на поваренка, приподнявшегося на цыпочках и заглядывающего через его плечо.
– Спасибо за чай, – сказал Суханов. – Иди на камбуз.
– Интересно здесь.
Интересно – это верно, но главное, чтоб интерес не полоротым был, не ради только самого интереса, а ради дела.
– Интересно лишь на свежий глаз, со стороны, – сказал Суханов, – а как две вахты подряд отстоишь – сразу до смерти скучно становится.
– Две вахты – это трудно?
Под нос судна подползла здоровенная приглубая льдина, присыпанная клейкой снежной перхотью, стыков ее с полем не было видно, корпус судна перекосило, обшивка сама закряхтела, в глуби послышался многослойный гул. От удара чай выплеснулся из стакана, и пока поваренок соображал, как спасти чай, Суханов взял салфетку и накрыл ею стакан. Ледокол напрягся, засипел, задышал, словно живой, ему было тяжело – лед паковый, железный, спекшийся, его не давить, его только взрывом брать.
– Может, вам фанты принести? – предложил поваренок. – У меня есть, я в магазине вчера купил.
Суханову хотелось курить, во рту собралась горькая слюна, в груди беспорядочно колотилось сердце – с перебоями стала работать машинка, гайки посрывало – то частит, то редит, не дай бог завалится на медицинской комиссии – он помотал перед лицом ладонью: тьфу, тьфу, тьфу! Неплохо бы иметь в кармане какие-нибудь ментоловые карамельки. Говорят, здорово от курения отваживают, отбивают вкус, но нет карамелек, не запасся.
– Кто не курит и не пьет… – Суханов снова помотал перед собой ладонью, – у меня одна приятельница как-то пролила фанту на сапоги, так сапоги облезли.
– Быть того не может, – не поверил поваренок.
– Сапоги лаковые были, добротные, дорогие. Убивалась так, словно кого-то из родных похоронила. – Он вспомнил Ольгу, ощутил совсем рядом ее дыхание, легкое, невесомое, не то, что у него – запаленное, прерывистое. Ему снова сделалось печально, одиноко.
Он понимал, что нужно терпение, время – и все пройдет, все затянется, утихнет, но терпения у него как раз и не было. Словно не моряк он, словно не зажимал никогда самого себя в кулак, не давил ничего. Как отвлечься от Ольги, как уйти от нее, в какую щель заползти, чтобы ничего не видеть, ничего не слышать, ничего не чувствовать?
Люди испокон веков занимаются тем, что придумывают себе
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Охота на убитого соболя - Валерий Дмитриевич Поволяев бесплатно.
Похожие на Охота на убитого соболя - Валерий Дмитриевич Поволяев книги
- Вальтер Эйзенберг [Жизнь в мечте] - Константин Аксаков - Русская классическая проза
- Убойный снег - Виталий Лозович - Прочие приключения
- Перхатья 1 - Валерий Дмитриевич Зякин - Мифы. Легенды. Эпос / Русская классическая проза
- Новые приключения в мире бетона - Валерий Дмитриевич Зякин - Историческая проза / Русская классическая проза / Науки: разное
- Пыль - Ольга Бах - Русская классическая проза
- Том 1. Семейная хроника. Детские годы Багрова-внука - Сергей Аксаков - Русская классическая проза
- Порталы [СИ] - Константин Владимирович Денисов - Боевая фантастика / Героическая фантастика / Прочие приключения / Периодические издания
- Первый снег, или Блуждающий разум - Валентин Бируля - Городская фантастика / Научная Фантастика / Прочие приключения
- Искатель. 1986. Выпуск №5 - Валерий Алексеев - Прочие приключения
- Российский флот при Екатерине II. 1772-1783 гг. - Аполлон Кротков - Русская классическая проза
