На всех постах Саламандрия поджидал успех. Везде его хозяйство процветало, порядок он создавал идеальный, учет налаживал точнейший.
За неполные три сотни лет водяной снискал уважение и зависть коллег. Но утопленники если и завидуют, то не пылко. Зато хладнокровное уважение трезвей слепого человечьего будет. Будучи весьма молодым водяным, Саламандрий достиг вершины карьеры – совет водяных представил его кандидатуру в новые хранители матушки-реки Смородины.
Как представил? Да убили повторно. В Навь же только усопшие попадают.
Нет, все-таки не из зависти, не надо!
Здесь, в Смородине, и трудится пару тысяч лет. Навел образцовый порядок: рыбы мечут икринка к икринке, водоросли растут специально оформленными рядами, воды текут в срок и в полном объеме (он даже огромный гроссбух показал, где все записывается!). Через это и в мировом океане Яви порядка больше стало. Так и существует.
– А чешуя и перепонки? – спросил Иван.
– Отросли. Человеческий организм ко всему адаптируется, особенно после смерти, – острозубо улыбнулся Саламандрий.
– Кем же ты при жизни был?
– Бухгалтером на большом шарикоподшипниковом заводе, – вздохнув, промолвил водяной. – Там у меня все в ажуре было. Каждая шайбочка на своем счету! Без наряд-заказа ни на миллиметр к складу! Согласуйте с директором! Процент переработки низок! План в срок! Дебет десятого счета перепроверить! Как недостача по шпонкам в размере четырехсот двадцати трех рублей шестидесяти семи копеек?! Все без премии, пока не найдется!!! Эх, разбередил ты, Ваня… Меня за принципиальный подход к бухучету и финконтролю коллеги Плюшкиным прозвали.
Отчего-то дембель подумал, что зануду-бухгалтера перед купанием подпоили тоже коллеги.
– В каком году утонул? – поинтересовался парень.
– В тысяча девятьсот семьдесят восьмом…
«Это хорошо, что он до перестройки не дожил, – подумал хмельной Иван. – Он, наверное, повесился бы, когда завод развалился».
– А как там, в Яви? Идеи Троцкого живут и побеждают?
– Троцкого?! – У дембеля даже икра изо рта посыпалась, и педантичный Саламандрий собрал ее на листок, служивший салфеткой.
– Ясен пень, Троцкого. Не Ленина же!
Несмотря на принятый алкоголь, голова Старшого заработала как часы: «Если водяной не прикалывается, то выходит, что реальностей, из которых люди попадают в этот сказочный бедлам, минимум две!»
– Да, не Ленина, – произнес дембель. – Давай хлопнем.
Саламандрий еще долго потчевал Ивана, они так и уснули за столом. Вышколенные водяным русалки да тритоны уложили их на мягкие постели. Старшого в воздушном колоколе, а начальника Смородины под водой.
Утром гостя и хозяина заботливо отпоили рассолом от морской капусточки. Парень морщился, но глотал йодистую жидкость.
– Заодно щитовидка будет в порядке, – приговаривала богатая бюстом русалка.
Потом был роскошный завтрак в беседке, грозивший перерасти в очередную попойку, но Иван мужественно отверг хитрые предложения Саламандрия «дернуть еще по кружечке кочевряжского эля».
– Там, – Старшой ткнул пальцем в потолок стеклянного колокола, – мой братишка. Он ждет. А дома – мамка. Я бы с тобой с удовольствием загудел на недельку-другую, только, сам понимаешь, нечестно это будет.
– Вот ты как, – вздохнул водяной, и его бирюзовая чешуя стала еще темнее. – Да ладно, я не деревяшка железная, все разумею. Мать – это святое. Давай о деле.
Зеленая рука отодвинула бочонок с элем в сторону, Иван приступил к главному:
– Я тебе уже говорил, что Карачун велел собрать несколько чудесных вещей, иначе домой не вернемся. Мы с Егором уже нашли золотой ключ, он должен отыскать молодильные яблоки, а на мне еще два пункта обязательной программы – перо жар-птицы и живая вода. Добрые люди подсказали, что если уж у кого она и есть, так это у тебя. Помоги, будь другом.
Старшой посмотрел на Саламандрия, внимательно разглядывающего межпальцевые перепонки, и добавил:
– Только такой влиятельный водяной, как начальник Смородины, способен раздобыть редчайший вид воды.
Темно-бирюзовый ихтиандр крякнул и налил-таки себе эля. Выпил, уставился на дембеля. Парню стало не по себе.
– Кто, если не ты, могущественный управитель главного… – начал было дембель, но его прервал поморщившийся Саламандрий:
– Хватит подлизываться, Ваня. Вот она течет. – Он махнул куда-то за спину.
Ничего, кроме прозрачной стеклянной стены, за которой сновали юркие рыбки, Старшой не увидел.
– Чего пялишься? – проворчал хозяин. – Бери, черпай хоть ведрами, мне не жалко. Смородина и есть живая вода. Корни Мирового Древа поит. Я то, старый карась, думал, тебе чего сложного подавай.
– Так если тут целая река живой воды, то этого бы на всех хватило… – прошептал пораженный простотой решения Иван.
Поскучневший Саламандрий вдруг рассмеялся:
– Если бы у бабушки была некая часть тела, она была бы дедушкой. Мы с тобой находимся в той части Нави, где бывают лишь боги. Как там у ромеев древних было? Кесарю кесарево…
– …А слесарю слесарево, – закончил воронежец расхожую присказку. – Мне ведра не надо. Мне бы пару пузырьков…
– Как знаешь. Ты, кстати, искупавшись в Смородине, зело здоровым стал. Некоторое время на тебе все зарастать будет, а уж хворь до самой старости не коснется.
«Прямо как вечная аптечка в компьютерной игре-стрелялке», – отметил Старшой, все еще не веря в удачное решение проблемы с живой водой.
– Пузырьки-то имеются? – небрежно бросил речной управитель.
– Не-а.
– Хреново! У меня тоже.
Иван озадачился, но просиял:
– Тогда бочонок из-под эля возьму!
– Хм, ты не подумай, что мне жалко. – Рыбьи глаза заморгали, чешуйчатое лицо приняло виноватое выражение. – Бочонок элем пропитался, а водица этого не любит. Мигом испортится.
Дембелем овладело беспокойство:
– Ну, а этот, осьминог твой, ничего не сможет раздобыть? Бутылку или флакончик…
– Нет, у него мелочи между щупалец вываливаются. – Водяной встал из-за стола и прошелся по беседке. – Знаю местечко. Тут недалеко. Но пойдешь один.
Тон и рубленая речь Саламандрия чертовски насторожили Старшого. Мутное создание что-то недоговаривало.
– Погоди-ка, – медленно произнес парень. – А в чем подрезка?
– Чего?! – Пучеглазый водяной заморгал.
– Где темнишь? – строго спросил Иван.
– Вот ведь приметливый, – с досадой сказал чешуйчатый, садясь на лавку. – Там у меня, значит, колода. Под колодой живет тварь. Муренией Ильиничной кличут. У нее пузырьков – что у дурака махорки. Она в прошлой жизни очень больная была, так ее в Навь прямо с лекарствиями и закинуло. Но она через это ядовитая.
– А говорил, что у тебя порядок, – подколол Емельянов-старший.
– Отдельные недостатки встречаются, – признал Саламандрий. – Работаем!
– Так она змея?
– Почему ты так решил?
– Ну, раз подколодная… – смутился дембель.
– В целом ты прав. Змея. Но жаба, – загадочно выразился водяной. – Каракатица, в общем, медузная. Ну что, поплыли?
Прислушавшись к своим ощущениям, воронежец констатировал, что похмелье миновало. Выбора не было – не с пустыми же руками возвращаться!
Второй переход на подводное дыхание дался Ивану значительно легче первого, Саламандрию даже не потребовалось его притапливать. Плыли долго, около часа. Движение замедлял неповоротливый дембель, а хозяин Смородины, оснащенный ластами и перепонками, терпеливо двигался в четверть силы.
Подводная одиссея закончилась в тихом затоне, где сплошной завесой плавал зеленовато-бурый ил.
– Удачи тебе, витязь! – Саламандрий подтолкнул парня к мутной взвеси. – Я тя тут подожду.
– А чего же это я без оружия? – опомнился Старшой.
– Юродивый, что ль?! Попроси и беги! Ее не одолеешь! Мурения Ильинична знаешь какая? У-у-у…
«Зашибись, – мысленно негодовал Иван, погружаясь в затхлую заводь, – погибну в протухшей болотине».
Дышать стало трудно, хотя дембель чувствовал, что ил не слишком забивается в нос. Поблуждав минутку-другую, воронежец совсем было отчаялся встретить грозную подколодную тварь, но тут впереди показалось что-то темное. Старшой подплыл и обнаружил колоду. Нырнув под нее, он уперся руками в склизкую шершавую поверхность. Выпуклая, холодная, она наводила на грустные думы.
