жизнь-то, конечно, ваша, но вы только подумайте, сколько жизней можно спасти этими золотыми руками! — переиначивает девушка. — Смотрю на то, как вы работаете и нарадоваться не могу. Даже не верится, что это на самом деле возможно.
— Если делается, значит, возможно, — улыбаюсь я. — Все, здесь готово. Марфа Ивановна, закончите с перевязкой, а я к следующему пациенту пойду.
Закончив обрабатывать рану, беру дневник и направляюсь к следующей кровати. Предпочитаю постоянно держать его в поле зрения и не отходить ни на мгновение. Мало ли что может случиться.
Пока Марфа Ивановна перевязывает солдата, приступаю к очередной небольшой операции. Слова Серафима Степановича я восприняла, как разрешение к действию, но особо наглеть не хочу. Ведь помимо него и Марфы Ивановны здесь хватает людей. И каждый из них может доложить о моем неподобающем поведении.
— И все же мне это кажется самым настоящим чудом, — не успокаивается девушка. — Мне вот, дайте в руки инструмент, так я не так разрежу. Это ведь знать надо!
— Всему можно научиться, — не нравится мне ее упоминание о чуде. Так ведь и до магии не далеко. — Вы, Марфа Ивановна, не думайте, что чудеса нам помочь способны. Вера, это, конечно, дело важное. Но когда дело доходит до чего-то жизненно важного, в первую очередь нужно надеяться на знания и навык.
— Да я же не о чем-то невозможном говорю, — девушка заканчивает с перевязкой и подходит ко мне. — Я скорее об удаче. Взять, к примеру, хотя бы, ваш дневник. Это ж какая удача, что вор обронил его и не заметил? Самое настоящее чудо!
— Действительно, без удачи здесь не обошлось, — уже начинаю жалеть, что рассказала ей все в подробностях.
Не думала, что теперь моя история будет звучать во всеуслышанье. Впрочем, возможно тогда незнакомец задумается, прежде чем снова лезть ко мне? Может испугается, решив, что теперь может попасться тем, кто заинтересовался моей историей?
— А я, между прочим, в это время тоже удачу испытать решила, — произносит Марфа Ивановна, чуть краснее. — Подошла я к нашему Серафиму Степановичу, да намек ему дала, что больно интересен он мне.
— Действительно? — даже прекращаю работу и перевожу на нее взгляд. — И что же он вам ответил?
— Ничего не ответил. Только улыбнулся так многозначно и кивнул, — пожимает плечами девушка. — Вот теперь и думаю хожу, что же все это значило. То ли принял мой интерес, то ли не понял ничего…
— Может быть он просто вежливым решил оставаться? Намек понял, но согласиться не смог, вот и ответил, как получилось, — лично мне такой вариант кажется самым правдоподобным.
— И что же мне теперь, сидеть и ждать, подойдет или нет? — охает Марфа Ивановна. — Так ведь и война закончиться успеет!
— До конца войны, говорят, долго еще, — подсказываю ей услышанное в лагере. — А коли не подойдет он к вам, Марфа Ивановна, так может оно и лучше? Может так оно и надобно?
— Да разве ж счастье так строится? — фыркает девушка. А мне ее желание совсем непонятным кажется.
— Счастье-то за счет чужого несчастья строить не хорошо, — напоминаю ей о том, что Серафим Степанович, если верить слухам, вообще-то женат.
— Да будет вам, Анастасия Павловна! Я же…
— Что это вы тут, голубушки, щебечете? — Серафим Степанович входит в тот самый момент, когда Марфа Ивановна начинает искать оправдание своим желаниям. И я радуюсь, что мне не приходится их слушать.
— Щебечем, Серафим Степанович, — спешу ответить я. — А заодно и солдатиков наших лечим. Этого вон обработаем и в следующую палату направимся.
— Хорошо это, что лечите, — мужчина косится на лежащий рядом с раненым дневник и недовольно хмурится. Но внимание на нем не акцентирует. — К сожалению, продолжить вам, Анастасия Павловна, придется в одиночестве. Марфа Ивановна, мне нужно с вами поговорить…
— Что-то случилось? — кокетливо хлопает глазками девушка. — Я что-то сделала не так?
— Все так, — задумчиво произносит врач. — У нас еще одна сестра с тифом слегла. Косит болезнь окаянная наши ряды. А на дежурство теперь некому заступать получается…
— На дежурство? Сегодня? — Марфа Ивановна переводит на меня взволнованный взгляд. — Разве я должна сегодня к больным тифом идти?
— Не должны, да придется, — тяжело вздыхает Серафим Степанович. — Ступайте отдыхать, а вечером приходите.
Мужчина разворачивается и уходит. Больше он ничего не говорит. Он принял решение и ждет, чтобы оно было исполнено.
— Да как же так? — Марфа Ивановна чуть не плачет. — Неужели это за интерес мой он так жестоко поступает? Но я же плохого-то ничего не хотела…
— Не думаю, что здесь что-то личное, — хочу как-то ее успокоить, но не знаю как. Я и сама не хотела бы к больным тифом идти. Но сейчас война. Сейчас любой приказ требует беспрекословного выполнения.
— Но я ведь… Я ведь… — всхлипывает девушка.
Но я больше не слушаю ее слова. Ее проблема мгновенно уходит на задний план. Ведь я понимаю, что сегодня ночью на дежурство вступают и Марфа Ивановна, и сестра Аглая.
А это значит, что сегодня ночью я останусь в доме совсем одна!
Глава 46 Как все исправить?
— Я что-нибудь придумаю! — совершенно не разбираясь, что говорит Марфа Ивановна, заявляю я.
Понятия не имею, что именно я могу придумать, но я просто обязана это сделать. Ведь ночевать в одиночество — равносильно, что во всеуслышанье заявить о моей беспомощности. Вряд ли вор упустит такую возможность.
— Вы… поговорите с Серафимом Степановичем? — спрашивает Марфа Ивановна, вытирая слезы. — Вы правда сделаете это ради меня?
— Я правда это сделаю, — подтверждаю я свое обещание. Тем не менее, уточнять, ради кого я это сделаю, не собираюсь.
— Анастасия Павловна, спасибо вам большое! — девушка подходит и обнимает меня. — Как же мне с вами повезло! Я ведь уже не надеялась…
— Марфа Ивановна, давайте оставим благодарность на потом, — немного охлаждаю ее пыл. — Я постараюсь уговорить Серафима Степановича оставить вас сегодня без дежурства. Но я не обещаю, что у меня выйдет его уговорить. К тому же, я не могу обещать, что он не поставит вас на дежурство
