Форма входа
Читем онлайн Маршальский жезл - Карпов Васильевич
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
– Мы сообщили телеграммой, товарищ капитан, - поспешил я внести свою лепту, - Люба написала два письма. Но края наши дальние, видно, почта долго идет.
Капитан с укором глянул на меня:
– Почему наш край дальний, говоришь? До Москвы на самолете четыре часа. По телефону любой город, любой час говорить можно. Какой такой дальний?
– Не сообразили мы, товарищ капитан, - примирительно сказал Кузнецов, - поздно подумали о матери Любы, давно надо было телеграммой оповестить.
Капитан смягчился, пожал нам на прощание руки, внимательно поглядев на Степана, сказал:
– Будем ответ давать: гражданка Березин все в порядке. Где хочет жить, сама знает, она совершеннолетний. Паспорт есть.
Степан сделал вид, будто не понял намек Аннакулиева.
На всю жизньНа политических занятиях изучали план пятилетки. Я удивлялся не только грандиозным делам, которые происходят на наших глазах, но и своему прежнему буднично-равнодушному отношению к этим планам.
Когда я учился в школе и осуществлялись не менее величественные дела прошлой пятилетки - как я их воспринимал? Да никак! Хоть и не очень лестно сравнивать себя с Дыхнилкиным, но я, при всей моей «воспитанности» под маминым и папиным оком, в делах политических, пожалуй, недалеко ушел от Семена Дыхнилкина.
Желая себе доказать это и как-то задним числом укорить себя, я заговорил с Дыхнилкиным в перерыве между занятиями:
– Семен, можешь на несколько вопросов ответить, только серьезно?
– Заметку про меня собрался в газету тиснуть? - Семен осклабился, обнажив острые щучьи зубы.
Я едва не рассмеялся, но, поскольку сам предупредил о серьезности разговора, подавил смех:
– Ты читал: в прошлой пятилетке мы построили самую крупную в мире электростанцию?
– У нас все самое крупное в мире! - бодро ответил Дыхнилкин.
– А ты лично как к этому относишься?
– Приветствую! - воскликнул Семен и поднял руку, будто позировал перед фотоаппаратом.
– Брось чудить, я серьезно спрашиваю.
– А я сурьезно отвечаю. Разве я против великих строек. Ничуточки. Пусть строят! - Дыхнилкин засмеялся, ткнул мне пальцем в живот: - Что, поймал Дыхнилкина? Думал, я тебе такие турусы на колесах разведу - сразу меня в фельетон засунешь? Нет, брат, Дыхнилкин понимает, что к чему, в политике разбирается!
Мне было невесело слушать болтовню Семена. Я погрустнел. Дыхнилкин, как это ни странно, в одной фразе высказал самое главное, за что меня теперь гложет совесть. Поскольку Семен все еще донимал: «Ну как, будешь про меня в газету писать?», я решил объяснить ему сделанное им открытие: может быть, и его проймет.
– Написать можно, - сказал я, - только в отрицательном плане, и не фельетон, а резко осуждающую тебя статью - публицистическую.
Дыхнилкин перестал улыбаться, обиженно спросил:
– Это за что же? За то, что в гражданке я твоим друзьям красные сопли пускал? Так сколько времени прошло! Писака, а изменений не видишь! Разве я такой, как тогда?
– Я не о хулиганских делах говорю.
– А про чего же? - искренне удивился Дыхнилкин.
– Ты только что сказал: пусть строят! Сам, наверное, не понимаешь, какой смысл в твоих словах. Они пусть строят, а ты в стороне. Уловил? Так кто же ты такой? Они строят коммунизм, а ты что на этой стройке делаешь? Красные сопли мальчишкам пускаешь?
Дыхнилкин пошевелил губами, как рыба, вынутая из воды, но ничего не сказал. Видно, мои слова его ошарашили. А я не хотел его обижать: этот вывод я больше адресовал себе, тому, довоенному. Я, пожалуй, был еще похуже Дыхнилкина: он хоть дрался, хулиганил, а я ребятам иногда такое высказывал, даже сейчас уши горят! Смелость свою демонстрировал, свободомыслие: то у нас не так, это у нас плохо! Семен Дыхнилкин надавал оплеух какому-нибудь Юрику Веточкину, тем дело и кончилось. А ко мне ребята прислушивались: я ведь мыслящий! Я болтал, им головы мутил. Это не синяк - через неделю не пройдет. Значит, я был хуже Дыхнилкина? Правду сказать, никакой системы у меня не было, трепался от случая к случаю, да и не очень, наверное, умно и остро. Вот Соболевского более охотно слушали: у него внутренняя убежденность чувствовалась. А я - так себе, болтал в зависимости от настроения. И все это происходило из-за неосведомленности. Вот к прошлому съезду тоже материалы публиковали во всех газетах. А я их читал? Нет. Железобетон! Скука! Одно и то же! Надоело. А что надоело? Из восьми пятилеток эта первая в моей сознательной жизни была. Точно. Считайте сами мои года: от тринадцати до восемнадцати - одна-единственная пятилеточка! И о ней, ничего не прочитав, уже говорил: надоело! Ну и оболтус же я был!
Это открытие только теперь я сделал, в армии, где, не очень считаясь с желанием или нежеланием, всем в течение многих часов разъяснили, показали и доказали с мелом у доски величие, значительность наших достижений. И главное, нашу личную ответственность - людей, оберегавших от врагов все эти огромные достижения.
После разговора с Дыхнилкиным не терпелось мне потолковать и с Вадимом. Каков он сейчас? Прежний или на него тоже повлияла армейская жизнь? Соболевский в нашем отделении теперь не бывает: все свободное время, после работы в штабе, он проводит в клубе, участвует в самодеятельности, аккомпанирует на пианино певцам и плясунам, в полковом джазе играет, а на последнем концерте ко Дню Советской Армии выступал уже в роли конферансье. Я думал, он будет стесняться, в зале весь полк, офицеры, жены, гости из городских учреждений, но Вадим вышел на сцену, как к старым знакомым, поправил микрофон на длинной стойке и без тени смущения стал трепаться: шутку подбросил, выступающих галантно представил. Зрители приняли его радушно. Вадька красивый, стройный, на сцену вышел не в своей кургузой гимнастерке, а в парадной, хорошо наглаженной форме…
Нашел я Вадима в штабе; он здесь и после окончания рабочего времени сидит: уютнее, чем в казарме, как объяснил он сам.
– Привет штабному пролетарию! - сказал я.
– Не пыли, пехота! - парировал Вадим. - С чем пришел? Опять где-нибудь пропечатался?
– Пока нет.
– Тогда по какому делу?
– Насчет пыли.
– Не улавливаю.
Как ему сказать? Прямо выложить, о чем я думал? Нет, к Вадиму подход нужен. Тут, как с Дыхнилкиным, дело не пойдет. Соболевского надо настроить, расположить, только тогда он приоткроется. Если напрямую спрашивать, хоть и давно мы с ним знакомы, ничего не скажет. И действительно, с какой стати: прихожу - и прямо с порога, ни с того ни с сего давай обсуждать мировые проблемы!
Решил я схитрить. Переложил все на себя, будто не о нем хочу узнать, а пришел поведать об изменениях, которые в себе заметил, ну и тем самым его на разговор вызвать.
– Насчет пыли я тебе в том смысле сказал, что с нас ее изрядно пообчистили. Когда пришли мы служить, много шелухи в башке было. Вот у меня, например.
– Ты у нас теперь кристальный. Других через печать уму-разуму учишь!
– Каждому свое - ты заслуженным полковым артистом стал, я в газеты пишу.
Я замолчал. Нет, в таком тоне разговор вести нельзя, надо кончать с пикированием. Вадим тоже почувствовал: не приведут к хорошему наши подковырки. Примирительно спросил:
– Правда, что у тебя случилось, дома или в роте?
Я помолчал, давая понять: действительно произошло что-то важное, а сам все думал, как же направить разговор.
– Не дома и не в роте, а вот здесь. - Я показал на голову. - Хотел с тобой поговорить, а ты…
– Ну брось, старик, не лезь в пузырь. Выкладывай. Заболел, что ли? Голова?
– Нет. - Я помедлил и решился: зачем тянуть? - Знаешь, как-то неловко стало. Такие дела в стране творятся, а я в стороне.
– А что же ты можешь сделать - ты служишь, выполняешь долг…
– Не о сегодняшних днях я говорю. Сейчас я участвую активно, охраняю все это. А вот раньше. Когда в школе учился. Ведь все как-то до лампочки было.
– А что ты мог тогда другое делать? Ты был учащийся, вот и учился.
Вадим внимательно глядел на меня, отвечал быстро, рассудительно и, главное, правильно, прямо как замполит Шешеня. Но я чувствовал: говорит он это механически, просто так.
Я высказался пояснее:
– Дело не в том, что я практически не участвовал, я в душе был какой-то равнодушный. А почему? Откуда такое бралось, не могу понять даже сейчас.
Вадим вдруг изобразил на лице угодливо-хитрую улыбочку конферансье и бросил, как реплику со сцены:
– Влияние Запада!
Я обиделся:
– С тобой серьезно, а ты дурака валяешь. - Встал, хотел уйти.
Вадим загородил мне дорогу:
– Чего ты сегодня такой обидчивый? Я говорю вполне серьезно. Ты отрицаешь влияние Запада?
– Я отрицаю клоунский подход к важному разговору.
Вадим опустил руки, которые раскинул, преграждая мне путь, вернулся к столу. Сел. Помолчал и спокойно, будто продолжая долгий разговор, молвил:
– Не только тебя, старик, мучают такие думы. Я вот тоже не так давно, даже здесь, в армии, «халу-балу» пел. Помнишь, с Кузнецовым поцапался?
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Маршальский жезл - Карпов Васильевич бесплатно.
Похожие на Маршальский жезл - Карпов Васильевич книги
- Сколько стоит песня - Алла Фёдоровна Бархоленко - Советская классическая проза
- Один день Ивана Денисовича - Александр Исаевич Солженицын - Советская классическая проза
- Это случилось у моря - Станислав Мелешин - Советская классическая проза
- Беспокойный возраст - Георгий Шолохов-Синявский - Советская классическая проза
- Сельская учительница - Алексей Горбачев - Советская классическая проза
- Гуси-лебеди летят - Михаил Стельмах - Советская классическая проза
- Под крылом земля - Лев Экономов - Советская классическая проза
- Какой простор! Книга вторая: Бытие - Сергей Александрович Борзенко - О войне / Советская классическая проза
- Счастье само не приходит - Григорий Терещенко - Советская классическая проза
- Твой дом - Агния Кузнецова (Маркова) - Советская классическая проза
