Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что ж, хоть я и не слишком люблю испанцев (в отличие от испанок), я принял Лопеса в свою команду и проклинаю себя за это уже много лет.
Не знаю до сих пор, знал ли он что-нибудь о свойствах перстней или просто хотел разжиться золотишком, точно так же, как и не знаю в точности, как он сумел пролезть в тайник, где я хранил перстни. Но знаю точно: перстни исчезли вместе с Лопесом, и произошло это уже на траверзе острова Хайди, всего в нескольких десятках миль от Сан-Фернандо. Как дезертировал Лопес, помог ли ему кто-то из моей команды — не знаю.
Увы, мне уже не придется больше держать эти перстни в руках, ибо время моей земной жизни подошло к концу. Уверую ли в Бога хотя бы сейчас, стоя на пороге Вечности? Увы, не знаю. Мне поздно молиться, грехи давят и гнут мою волю. А почему я должен молиться? Разве я топил корабли, шпионил и обманывал? Нет, конечно. То есть я обманывал, убивал, но кораблей я не топил. Я вообще не моряк. И пиратом никогда не был. Я человек сухопутный. Я
— Баринов Дик. Почему? Ошибся! Я Николай Браун. Или Анхель Коротков. Ну, не Мерседес же… Да как же правильно?! Все вперемешку. Нажми, прорвись, вынырни к свету! Да, да, именно так! Я — Баринов Дмитрий Сергеевич!
Я вернулся! Я вернулся! Я вынырнул!
Часть третья. МЕЖДУ МНОГИХ ОГНЕЙ
РАЗБОР ПОЛЕТОВ
Горка бутербродов, ароматный кофе, заботливый взгляд супруги и отца — что еще нужно человеку; чтобы почувствовать себя вернувшимся?
— Да, братец, — сказал Чудо-юдо, — прямо скажем, ты начинен сюрпризами… Даже если половина того, что ты рассказал, не есть игра случайных ассоциаций
— то наше недельное стояние на ушах вполне окупилось.
— Лопай, лопай, Волчара! — подбодрила меня Ленка. — А то негритенка из тебя не получится…
— А тебе, стало быть, нужен негр? — спросил я, разжевывая какую-то копченость вместе с бутербродом.
— Нужен! — хихикнула, и довольно бесстыже, законная супруга. — Папочка звонит во втором часу ночи и объявляет минутную готовность: «Лена, немедленно приходи на работу! Дима не выводится!» Я, конечно, спрашиваю: «Он что, пьяный?» Впервые слышала, как у Сергея Сергеевича получаются неточные фразы.
— Да, — усмехнулся Чудо-юдо, — тут мне было не до стилистики! Клара Леопольдовна вообще была в ужасе. Мы никак не ожидали, что разархивируется такой большой объем информации. И что сразу три человека, причем давным-давно умерших, будут ощущать тебя как свое «я» — никто не ожидал. Сумасшедший дом!
— Все дело в том, Сергей Сергеевич, — заметила Ленка, — что вы действовали «методом тыка». Я ведь предлагала провести семантический анализ кодирующих знаков на компьютерной модели. А вы сказали: «Незачем мучиться!» Хорошо, что все три памяти развернулись только в семь дней. А если бы год, два? Вряд ли вы вывели бы Димулю вообще…
— Каюсь, матушка! — улыбнулся Чудо-юдо. — Но согласитесь, детишки, потрясающий результат, а? Путешествие в прошлое! В XVI век!
— Ну и что? — хмыкнул я. — Ты же сам говорил, что этим самым… питекантропом себя видел?! Генетическая память…
— Ну, это, видишь ли, только предположение. Могло быть все куда проще. Сходил в музей, увидел там картинку, как тигр ловит обезьяну, а она потом каким-то образом анимировалась…
— «Я хочу, чтобы картинка ожила…» — процитировала Ленка какую-то рекламу.
— А что, у меня не могло быть такого? Я ведь и книжки про пиратов читал, и фильмы смотрел…
— Теоретически это возможно, конечно, но я сомневаюсь, чтобы такой сон у тебя мог растянуться на такой долгий срок. Ведь ты сперва ПРОЖИЛ несколько дней как Мануэль, потом еще несколько дней — как донья Мерседес, наконец, у тебя был еще О'Брайен. Три «я»! Раса, возраст, пол, интеллектуальный уровень, психология — все различно! И опять — перстеньки!
— И еще один Педро Лопес, — добавил я. — Я самого Педро Лопеса на Хайди не видел, только слышал, но его брата-близнеца Паскуаля помню неплохо. Этот, пират Лопес, — чем-то похож.
— А теперь представь себе, что эти самые перстеньки, передаваясь по наследству, пришли к Педро Лопесу-младшему… — прикинул Сергей Сергеевич.
— Браун тоже чего-то вспоминал об Ориноко, — наморщил я лоб. — Вроде бы эта самая Элизабет Стил, которая Киска, тоже докопалась до всего через какого-то индейца-проповедника… А потом соединила Лопесовых девок в «особую цепь», после чего исчезла неведомо куда вместе с «Боингом-737».
— Да, господа-товарищи, — заметила Ленка, — мы въехали в такую область, где могут быть дурдомные последствия. Во всяком случае, лет десять назад точно были бы…
— А сейчас последствия могут быть еще хуже, — мрачновато пообещал отец. — В реальном мире живем, к сожалению, а не в виртуальном. Наверно, ребята, вам не стоит напоминать о недержании речи, верно?
— Само собой, — кивнул я. — Это даже такая хрюшка, как Чебакова, поймет…
— Когда вы только вырастете? — сокрушенно произнес Чудо-юдо. — Годам к пятидесяти, что ли?
— Дай хоть до сорока дожить, — попросил я.
— Посмотрим на твое поведение… — отнюдь не шутя сказал отец, и я понял, что болтать особо не стоит.
Мы сидели в кабинете Сергея Сергеевича, все в том же здании центра, где я пробыл, как оказалось, целую неделю, прожив за это время ровно столько, сколько записалось в памяти Мануэля, Мерседес и капитана О'Брайена. Все это время я пребывал, как выяснилось, в состоянии полной отключки, сердце у меня билось в ритме двадцати ударов в минуту, я не реагировал на уколы, на свет и тепло. Архивированная память в развернутом состоянии погрузила меня в иную реальность, где я пребывал негром и белым, испанкой и ирландцем, лазал по острову, стрелял в пиратов и индейцев, спасался с горящего корабля, трахался, наконец, но при этом моя деятельность протекала исключительно в мозгу, как это бывает во сне. И пока эта архивируемая память не раскрутилась полностью — точнее, почти полностью, ибо пятнадцать ячеек из ста двадцати шести так и не вскрылись, — я оставался полутрупом, и все попытки выдернуть меня из забытья ни к чему не приводили.
Как мне объяснили, мой организм за это время «сжег» всего лишь около литра физиологического раствора, который мне гнали в вену через капельницу. Но впечатления, что я семь суток ничего не жрал, не было. События, пережитые тремя «я» из развернувшейся памяти в XVI столетии, виделись теперь какими-то кадрами из костюмированного фильма на историческую тему. Ведь я видел события и глазами негритенка, и глазами доньи Мерседес. Что же касается О'Брайена, то в его памяти не было ни одной яркой сцены, за исключением беседы с отшельником, все остальное, так же, как и воспоминания Мануэля и Мерседес, выглядело примерно так, как зрительные образы, создающиеся при чтении книги. Все эти три «я» не остались в моем мозгу, как в свое время «я» Брауна. Того от меня удалили силой, а эти, показалось, покомандовали мной и сами по себе, сменяя один другого, удалились.
— Папа, — спросил я, — ты записал все, что там было?
— Конечно, — посмотрел на меня Чудо-юдо, — иначе зачем бы все это делалось?
— И теперь это можно будет посмотреть?
— Да, можно. Правда, только во сне. И вряд ли стоит рисковать, погружаясь так глубоко в виртуальность, как это сделал ты.
— Неплохой, кстати, мог бы получиться вид искусства! — заметила Ленка. — Нейрокинематография!
— Может быть, может быть… — произнес с сомнением отец. — Но я пока не лез бы с предложениями превратить это в род зрелища. Я вовсе не уверен, что каждый человек, забравшись в тот мир, так же благополучно оттуда выберется. Два раза Клара Леопольдовна паниковала из-за возможной остановки сердца, признаки которой у тебя проглядывались. Это было, судя по всему, в моменты перехода от Мануэля к Мерседес и от Мерседес к О'Брайену. А в третий раз мы даже не успели запаниковать, как у тебя восстановился нормальный пульс и ты открыл свои очи.
— Не помню, — сказал я, — мне вообще-то показалось, что все, что чудилось от О'Брайена, было его предсмертными мыслями.
— Возможно, — кивнул отец, — и тогда понятно, почему тебя так быстро оттуда выбросило. Какая-то дежурная группа клеток, контролируя твое бытование в нашем мире, видя, что ты, как О'Брайен, отдаешь Богу душу, сказала: «Стоп! Дальше детям до 16 запрещается!» Но у кого-то, например, у людей пожилых, такая группа клеток может вовремя не дать нужного импульса или дать слишком слабый. Результатом будет летальный исход.
— Меня больше заинтриговало другое, — заметила Ленка. — Если О'Брайен действительно помер, то каким образом вся эта память сохранилась? Судя по тому, что мы знаем, переход одного «я» в другое осуществлялся при соединении перстеньков. Мануэль и Мерседес соединили перстеньки с минусами — выпуклый у доньи и вогнутый у негритенка. Что получилось? Ты перестал воспринимать себя как Мануэля и стал ощущать себя доньей Мерседес. Далее. Второе перемещение «я»: у Мерседес вогнутый плюс, у О'Брайена — выпуклый. «Я» Мерседес переходит в «я» О'Брайена! Значит, можно считать, что мы нашли некую закономерность: «я» перемещается от вогнутой фигуры к выпуклой.
- Вист втемную - Леонид Влодавец - Боевик
- Закон рукопашного боя - Леонид Влодавец - Боевик
- Змеиный клубок - Леонид Влодавец - Боевик
- Гастроль без антракта - Влодавец Леонид Игоревич - Боевик
- Большой шухер - Леонид Влодавец - Боевик
- Солнце. Озеро. Ружье - Геннадий Владимирович Ильич - Боевик / Прочие приключения / Ужасы и Мистика
- Однокла$$ник, который знал все - Андрей Дышев - Боевик
- Билет в никуда - Михаил Рогожин - Боевик
- Ветеран бандитских войн - Владимир Колычев - Боевик
- Грозовой перевал - Игорь Афонский - Боевик