Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я вошел в церковь вслед за стариком. Должно быть — я понял это позже, — он принадлежал к высшей знати, потому что прошел вперед, туда, где сидела на специальном помосте королевская семья. В Тонге имеются 33 знатных фамилии, и члены их не могут сочетаться браком с простыми смертными. Сам король был облачен в белые одежды, имел в руке серебряную трость, на носу — солнечные очки, а на талии прелестный пестрый фартучек tafa, словно обязан был иметь на себе эту часть туалета, дабы поражать своим видом присутствующих. Короче, выглядел, как настоящий король, а происходил он по прямой линии от Тау Тонга или от родоначальника какой-то другой династии, не имело для меня никакого значения, потому что мне нравится верить в сказки. Некоторое сходство с бабушкой, горделивая осанка и ангелоподобные юные принцессы вокруг лишь усиливали общее впечатление величия фигуры короля. Что же до самой службы, тут я ничего не понял. Ход церемонии напомнил мне апокалиптические звуки, которые воскресным утром транслируют по нидерландскому радио: кальвинистские завывания об аде и вечных муках, — но лица людей оставались безмятежными, ибо живущих в раю нелегко напугать. Существование ада предполагает и существование греха, а это, как видно, не нарушало покоя окружавших меня красавцев и красавиц. Потом все запели, — казалось, все сдерживавшиеся до поры страсти изливались в их пении; это было незабываемо. Пение звучало от Ниуатопутапу до Вавау, надо всеми островами королевства, и обитатели океана, от поверхности до самого дна, слушали его: бакланы и крабы, гигантские моллюски и киты, проплывающие здесь каждый год, — и все остальные. Мощный звук гигантского органа, состоящего из человеческих голосов, летел в небо, и королевская семья пела громче всех.
Остаток моего последнего дня на острове прошел в тишине, верующие сидели по домам, а я гулял по пустым улицам Нукуалофы, вдоль деревянного, выкрашенного белой краской королевского дворца, удивительных кладбищ, где могилы украшены воткнутыми горлышком в песок бутылками, супермаркета и безлюдного по случаю воскресенья maketi ika — рыбного рынка. Завтра меня здесь уже не будет, я улечу на Самоа, чтобы посетить могилу Роберта Льюиса Стивенсона. А здесь будет продолжаться жизнь, и никто не вспомнит обо мне, потому что никто не замечал моего присутствия. А если тебе удалось так естественно вписаться в пейзаж, что никто тебя не замечает, значит, ты смог стать в этом месте почти своим, и на островке в Тихом океане это получается не хуже, чем где-нибудь в Нью-Йорке или Лос-Анджелесе.
Может быть, именно в этом состоит тайная цель любого путешествия: раствориться в чужой среде. Проще всего это сделать в Нью-Йорке, там каждый — невидимка. Среди сирийцев, польских евреев, тибетцев, викингов или португальцев ты просто еще одна тень, еще одно живое существо, простой прохожий, чьего имени никто не знает, покупающий баночку витаминов в аптеке. Многие боятся тех, кто не похож на них. И я считаю это возмутительным. Того, кто много путешествует, начинает в конце концов раздражать постоянный вопрос: а зачем он, собственно, сюда приперся, но я сейчас говорю не об этом. Искусство состоит в том, чтобы, продолжая существовать, слиться с пейзажем. Жить своей жизнью, звонить по телефону туда, где кто-то всегда ждет твоего звонка, и одновременно — оставаться невидимкой. Все видят тебя, но ты невидим. Проще всего схитрить, выдать себя за другого. Ты можешь исчезнуть, если, рассказывая о себе, представишься жителем Прованса или Рио-де-Жанейро, а можешь просто сесть в самолет новозеландской компании и улететь на Самоа. Внизу расстилается океан, полный крошечных островов, на которых ты провел последние дни. Что за иллюзия — считать, что в тех местах, которые ты посещаешь, и в тех, куда ты привык возвращаться, ты ведешь две разных жизни, словно дважды проживаешь одно и то же время. Путешествие, если оно удачно, есть одна из форм медитации, а медитировать можно с равным успехом как в Венеции, на набережной Заттере с видом на лагуну, так и в Загоре, у границ Марокко, с видом на Сахару. Все говорят, что мир стал меньше, — ничего подобного, он все еще безмерно велик для того, кто решился пуститься в путь в одиночку.
Таков был Стивенсон, в одиночку совершивший со своим ослом путешешествие через Севенны[139]. Самый спокойный из беспокойного племени путешественников, он провел последние годы своей жизни на этих островах и описал их в чудесных книгах и письмах.
Я остановил свой выбор на одном из отелей Агги Грэй, известном роскошными тропическими садами и качеством обслуживания, гарантированного репутацией Агги, создавшей за свою долгую жизнь знаменитую на весь Тихоокеанский регион сеть отелей; вдобавок я рассчитывал насладиться знаменитыми вечерами fiafia, во время которых гостей развлекают полинезийскими танцами и пением, чтобы перед разлукой в последний раз пережить счастливое расслабленное состояние, с которым приходилось расставаться. Мир уже не тот, что прежде, певцов и танцоров времен Стивенсона давно нет с нами, да и к его прибытию они успели уже забыть, что до появления здесь джентльменов с Запада обитатели Самоа, как и обитатели Тонги, самозабвенно плясали для себя, а не для посторонних зрителей. Только тень тех древних плясок достается нам теперь, но все же… Как заметил в одном из своих интервью английский писатель Тим Парке, полезнее находиться в окружении по меньшей мере пяти культур, чем торчать там, где встречается лишь одна аутентичная культура.
Агги Грэй тоже давно умерла, но принадлежала вместе со Стивенсоном и Маргарет Мид[140] к людям, которые создали Самоа, да и всему региону всемирную славу, поддерживая иллюзию нетронутой цивилизацией красоты и внушая всем ощущение, что здесь существует наивная, райская простота сексуальных отношений. Разумеется, это неправда, хотя то же самое утверждает и Стивенсон, живший здесь во времена племенных войн, но очарование ландшафтов, мягкий характер и красота местного населения побуждают иностранцев до сих пор пребывать в счастливом заблуждении. Пестрые тропические цветы в вазе — это одно, но сплетенные в гирлянды, украшающие поющих и танцующих людей, они приобретают совсем иное значение; впервые попавших сюда зрелище это убивает наповал, теперь то же самое происходит и на Таити, и на Охау, и на Раратонге. Нам, в конце концов, хочется верить в то, в чем мы сами себя успели убедить, так что и я на время поверил не в истинное положение дел, подтвержденное статистикой и статьями в газетах, но в шелест прибоя, в рынок, где продаются корень маниоки, специи и живые крабы, в пандановые пальмы на мохнатых медвежьих ногах, в звуки голосов, поющих непонятные, возвращающие вас во времена непредставимого прошлого песни, которые автор «Острова сокровищ» слушал больше ста лет назад.
- Китай: самая другая страна - Антон Кротов - Путешествия и география
- Повседневная жизнь паломников в Мекке - Зегидур Слиман - Путешествия и география
- Испания: поздний обед - Поль Ричардсон - Путешествия и география
- Время приключений… - Красный Рапорт - Мифы. Легенды. Эпос / Прочие приключения / Путешествия и география
- Вологда Кириллов Ферапонтово Белозерск - Генрих Бочаров - Путешествия и география
- Семь месяцев бесконечности - Виктор Боярский - Путешествия и география
- В дальних водах и странах - Крестовский В. В. - Путешествия и география
- Итальянские каникулы. На Туманном Альбионе без перемен. 2010 - Юрий Лубочкин - Путешествия и география
- Гончие Бафута. Зоопарк в моем багаже - Джеральд Даррелл - Природа и животные / Путешествия и география
- Малайзия изнутри. Как на самом деле живут в стране вечного лета, дурианов и райских пляжей? - Дарья Кириенко - Публицистика / Путешествия и география