Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Он мне так и сказал, – счастливо улыбаясь, прошептала Берестецкая, – что вы никогда не поверите в то, что он изменил Родине.
– Валентина, – спросил Сорокин, – вы больше никому об этом ничего не говорили? Никто больше не знает, что Павлов сейчас у вас?
– Клянусь, – твердо сказала Берестецкая, – не говорила ни единому человеку! Об этом знаете только вы двое. Но прошу вас, поторопитесь! Вокруг моего дома уже шатался какой-то подозрительный тип, на этот раз обошлось, а на следующий?
– Поторопимся. Возвращайтесь в Лонгйир, успокойте своего гостя. Мы вскоре подъедем и заберем его.
Но поторопиться не удалось, потому что ход совещания вдруг резко изменился, и покидать его сейчас было нельзя. Взорвалась настоящая бомба: на экологической станции внезапно появился Андрей Павлович Стеценко!
Вид его был ужасен: грязный, в разорванной куртке, обросший двухсуточной щетиной. Лицо осунулось, глаза красные, пошатывающаяся походка… Но на станции Стеценко узнали сразу! Первым увидел устало бредущего маркшейдера польский эколог Станислав Ружинский, который хорошо знал Стеценко и не раз замечательно проводил с ним время в баренцбургской «Белочке». Глаза у поляка полезли на лоб, а лицо побелело как простыня. Словно Ружинский выходца из могилы увидел! Собственно, для Станислава сейчас Стеценко именно выходцем из могилы и представлялся, ведь поляк сам провожал маркшейдера в тот трагический рейс!
– Андрей! – потрясенно прохрипел Ружинский, неплохо знавший русский язык. – Это ты?! Ты живой?! Но как… Но что тогда с вами всеми случилось?!
– Живой, хоть сам не пойму, каким чудом, – слабо улыбнулся Стеценко, крепко пожимая руку поляка. – И, наконец-то, среди друзей. А что случилось… Веди меня к руководству станции. Я все расскажу. Американцы совершили чудовищное преступление, Стас. Они не должны остаться безнаказанными!
– Постой, Андрей! Тут сейчас как раз работает международная комиссия по расследованию. Они в конференц-зале. Давай прямо туда! Им расскажешь. Журналистов как грязи – замолчать не удастся. И ваши русские есть. Ведь это ваших моряков поначалу обвинили в расстреле катера!
– Знаю, – мрачно сказал Стеценко. – Не только это знаю, но много чего другого. Веди меня туда немедленно! Но сперва… Срочно разыщи мне грамм пятьдесят, не больше, самогона. Иначе я упаду. Все силы кончились. Если выпью, тоже упаду. Но часа через два, этого должно хватить, чтобы рассказать все. Международная, говоришь? Хм! Это здорово, это мне повезло! А одной жуткой сволочи, напротив, крупно не подфартило!
…После своего побега Стеценко некоторое время просто отлеживался в скалах Ис-фьорда, приходил в себя после пережитого ужаса. Он опасался погони, но ее почему-то не было. Андрей Павлович не мог знать, что к тому моменту американцам стало не до него. Кстати, Хардер, по врожденной дурости, совершенно забыл, увлекшись преследованием Полундры, что где-то совсем рядом имеется живой свидетель его художеств. Стеценко предельно устал, промок и замерз. Он уже полтора дня ничего не ел, маркшейдера подташнивало, голова кружилась от слабости. Перед Андреем Павловичем встал важный вопрос: куда ему идти? Либо в Баренцбург, либо в Лонгйир. Соответственно: обращаться с заявлением обо всем, что произошло с гринписовским катером и с ним лично, либо к администрации русского шахтерского поселка, либо к норвежским властям. Поразмыслив, Стеценко решил, что плохо и то и другое. Поверят ли ему, вот ведь в чем вопрос! Ведь рассказ-то получится совершенно фантастический – натуральный Стивен Кинг! Все фильмы ужасов отдыхают… Между тем никто в Баренцбурге не знал, что Стеценко отправился на экологическую станцию вместе с Олафом Хендриксоном, а тем более, что он вышел с экологами на катере. Итак, представим: вот он, Стеценко, заявляется в администрацию Баренцбурга и подробно излагает все детали нападения американцев на катер и собственного пленения. И что решит администрация? Правильно: решат, что Андрей Павлович допился наконец-то до белой горячки. Все симптомы налицо. Мания преследования, то да се… Как докажешь, что говоришь чистую правду?! Кроме того, до Баренцбурга в таком состоянии просто не дойти, он свалится по дороге от слабости.
Не лучше обстоит дело с Лонгйиром. Хуже! В Баренцбурге Стеценко, по крайней мере, все знают. В Лонгйире не знает никто. Появляется неизвестно откуда неизвестно кто, норвежского языка не знает, на плохом английском пытается впарить какую-то дикую чушь, от которой волосы дыбом встают… Провокатор? Сумасшедший? Словом, опять же реакция властей вполне предсказуема. Хорошо, если просто в кутузку засадят до выяснения. А если дадут знать американцам?! Вот и конец побегу, а на этот раз янки с ним миндальничать не станут. Выведут куда-нибудь на пустынный бережок Гренландского моря, и… Прощайте, Андрей Павлович! Что остается?
Остается третий, самый лучший и надежный вариант. Нужно идти на экологическую станцию! Первое: его там неплохо знают. Второе: экологи своими глазами видели, как он отплывал на катере вместе с их товарищами. На станции известно, что катер потоплен, его рассказ не воспримут как горячечный бред. На станции он найдет Валюшу Берестецкую. Она переведет его рассказ на норвежский. Пусть послушают! Идти до станции ближе всего, он, если напряжется, пожалуй, преодолеет этот путь, несмотря на слабость.
На станции нет никаких официальных властей? Ничего страшного: он там немного отдохнет, его покормят, а за это время экологи свяжутся с Лонгйиром. Или даже с Осло, им виднее. Вот тогда он даст норвежским властям официальные показания. Стеценко грустно усмехнулся: глядишь, еще и компенсацию выплатят какую как пострадавшему за правое дело. Впрочем, шут с ней, с компенсацией! Не все в жизни деньгами меряется. Самое главное, он отомстит этому садисту, который на его глазах совершенно хладнокровно убивал людей и чуть не убил его самого. Который – маркшейдер слышал, о чем шла речь в каюте катера, чего требовал Хардер от Олафа! – облил кровавой грязью его соотечественников, российских моряков.
И Андрей Павлович медленно двинулся в сторону гринписовской станции.
…Новость о появлении на станции Стеценко распространилась мгновенно. К залу, где заседала комиссия, подошли уже порядочной толпой, донельзя возбужденной и разъяренной. Слышались выкрики: «Американские ублюдки! Выродки! Убийцы!» В эту толпу и врезались выходящие из конференц-зала Сорокин, Тиняков и Берестецкая. Валентина, мгновенно узнав Стеценко, бросилась к нему:
– Па-а-алыч! Ты остался жив! Что… Что произошло с катером?!
– Подожди, Валюша, – радостно улыбнулся Стеценко. – Сейчас все и все узнают. Это здорово, что ты здесь. Я буду говорить по-русски, на английский найдется, кому перевести, а ты переводи параллельно на норвежский. Хорошо?
Валентина растерянно посмотрела на Сорокина: что же делать? Ведь там, в Лонгйире, ее дожидается Сергей!
Сорокин кивнул: соглашайся. Контр-адмирал решил, что лишний час погоды не делает, Полундра ждал так долго, что подождет еще немного. Сорокин сразу понял что к чему, он прикинул последствия появления живого свидетеля на заседании комиссии, да еще когда в зале полно представителей СМИ, и аж присвистнул. Ка-акие теперь, к морскому дьяволу, «контрольные снимки американского спутника»! Нужны они теперь американцам, как Жучке арифмометр… Да! В такую глубокую и грязную лужу янки не садились давно. Ему, как руководителю российской делегации, сейчас нельзя покинуть заседание. Даже ради спасения Полундры. Хотя, позвольте, почему «спасения»? Его что, убивают? Ничего подобного. Полундра надежно спрятан. Валентина поклялась, что никто, кроме их троих, не знает, где Сергей, а он опытный оперативник, контр-адмирал Сорокин, так вот, он верит Берестецкой! Но пока операция по вызволению Полундры не началась, лучше все-таки держать Валентину на глазах. Спокойнее как-то. Она отправится домой в Лонгйир не раньше, чем они с Тиняковым поедут к Васильеву в Баренцбург. Послать Тинякова вытаскивать Полундру в одиночку? Вот не лежит к этому душа, и все тут! Так что извини, Сережа, потерпи лишний часик.
Журналисты, верхним чутьем унюхавшие, что сейчас в конференц-зале произойдет нечто по-настоящему сенсационное, донельзя скандальное, бежали к залу со всех сторон. Через несколько минут в конференц-зале собралось столько народа, что стены трещали. Небольшое здание тесной толпой обступили те работники станции, которым не хватило места внутри. Они слушали то, что происходило там, через выносные динамики.
Рассказ Стеценко, продолжавшийся целый час, зал выслушал в гробовом молчании. Хоть бы кашлянул кто… Андрей Павлович начал с того момента, как рядом с катером всплыла американская субмарина, и закончил описанием обстоятельств своего побега. Он говорил коротко и скупо, почти без эмоций. Все эмоции у Стеценко уже перегорели. Его ни разу не перебили, члены комиссии не задали Стеценко ни одного уточняющего вопроса. Все и так было предельно ясно, и от этой ясности пробирал холодный ужас: да как же люди могут творить такое?! Когда маркшейдер закончил свой рассказ, свои показания международной комиссии, двести с лишним человек, забившие зал, еще с минуту потрясенно молчали. А затем зал буквально взорвался криками ужаса, ярости, проклятиями и рыданиями.
- Кодекс морских убийц - Сергей Зверев - Боевик
- Логово чужих - Сергей Зверев - Боевик
- Наследство хуже пули - Сергей Зверев - Боевик
- Пустыня – наш союзник - Сергей Зверев - Боевик
- Разорванный берег - Сергей Иванович Зверев - Боевик / Военное / Шпионский детектив
- Античные битвы. Том I - Владислав Добрый - Боевик / Прочие приключения / Периодические издания / Прочий юмор
- Русские ящерицы - Виктор Батюков - Боевая фантастика / Боевик / Крутой детектив
- Сезон охоты на ментов - Сергей Зверев - Боевик
- Битва президентов - Сергей Донской - Боевик
- Бункер - Сергей Зверев - Боевик