а испортилась, значит, я.
– Саш, давай не будем к этому возвращаться. – Фома выглядел так, словно у него заболели все зубы разом. – Это все позади. И больше никогда не повторится.
– А я и не собираюсь никуда возвращаться, – покачала головой Сашка. – Нет возврата к тому, что было. В этом ты совершенно прав. И на встречу с Баташовым я не приду. Я вообще больше сюда никогда не приду. И не звони мне, пожалуйста. Больше никогда.
– Уверен, что еще неоднократно тебе пригожусь. Или мой отец. Так что ты обязательно мне позвонишь сама, Саша. А я буду ждать.
Сашка выскочила на улицу, словно за ней гналась рота вооруженных гвардейцев кардинала. Или мушкетеров. Какая, собственно говоря, разница. Добежав до своей машины, она рванула дверцу, плюхнулась на сиденье и заплакала. Да что же она такая невезучая. И Антон не звонит.
За те две недели, которые прошли с момента его возвращения от родителей, они встретились всего два раза. Антон сдавал экзамены за пятый курс, и хотя у Сашки тоже начиналась сессия, она к ней относилась гораздо проще, чем он. Впрочем, Соколов объяснял ей, что идет на красный диплом, которым не может рисковать. Бесплатное поступление в ординатуру могло стать реальностью только при красном дипломе, так что срыва быть не могло.
Сашка старалась относиться к этому с пониманием, хотя и скучала из-за редких встреч. Ну позвонить-то хотя бы можно. Вытерев слезы, она достала телефон и сама набрала его номер.
– Привет, Саша, – услышала она ровный голос Антона. На заднем плане громыхало какое-то железо. Ну да, у него по графику сегодня спортзал. И занятиям фитнесом никакая сессия не помеха. – Ты чего звонишь? Что-то случилось?
– Я звоню, потому что не звонишь ты, – выпалила Сашка. – Это достаточный повод?
– Наверное, – ответил Антон, помолчав. – Но у меня все по-прежнему. У тебя, как я понимаю, тоже. Поэтому я собирался тебя набрать вечером, когда полностью освобожусь.
– Все твои дела важнее, чем я, – горько сказала Сашка.
Он снова помолчал.
– Саша, мне кажется, у меня дежавю. Все это я проходил со своей бывшей девушкой. Я же сразу предупредил тебя, что не способен на всяческие романтические бредни. У меня четко выверенная жизнь, в которой нет времени на лишние эмоции. Нам с тобой хорошо друг с другом. Ты можешь быть уверена, что я тебе не изменяю и никогда не буду. Полагаю, что на тебя в этом вопросе я тоже могу положиться. Мы бываем вместе, когда у нас обоих есть время и настроение. И зачем во всем этом телефонные звонки для галочки?
– Я звоню тебе не для галочки, – сообщила Саша бесцветным голосом. – Но если ты хочешь, могу и не звонить. Пока.
Откинув в сторону телефон, Александра Кузнецова завела машину и тронула ее с места. За один вечер она умудрилась поссориться с обоими своими парнями. Бывшим и нынешним. Этот успех требовалось срочно отметить. Если не коньяком, то хотя бы крепким чаем.
* * *
После ухода незваных гостей Варя ночью плохо спала. В каких-то оборванных, бессвязных, практически горячечных снах ей все время чудилась маленькая девочка, белокурая, в кудряшках и с потрясающими синими глазами, похожими на глубокие лесные озера.
Когда ей было восемь лет, родители однажды поехали в поход в лес, с палатками и походным примусом. Лагерь они разбили в лесу, на берегу такого озера, и красоту его Варя запомнила на всю жизнь. Красоту, безмятежность водной глади и обжигающий ее холод. Вода в озере оказалась ледяная, купаться в ней было невозможно, и Варя всю поездку, длиной в три дня, чувствовала, что ее обманули.
Сейчас, по прошествии многих лет, она уже не помнила, в каком именно месяце они тогда отправились в это неожиданное путешествие. Одно только ясно, что на каникулах, а значит, летом. И почему вода была такая холодная, ей объяснил отец. Мол, в лесных озерах часто так, бьют ледяные подземные ключи, так что толща воды не успевает прогреваться даже на солнце. Варя потом долго мечтала еще когда-нибудь оказаться на подобном озере, но больше они с родителями в лес не ездили.
И вот сейчас, спустя целую жизнь, глаза девочки Насти напомнили ей о той давней поездке, и Варя словно снова ощутила на ступнях обжигающий холод воды. Странно, девочка казалась подвижной, доброй и счастливой, почему же во сне от общения с ней оставалось ощущение холода? В очередной раз проснувшись, она вдруг поняла, что такое ощущение вызывает известие, что Настя выросла в детдоме.
В городке, где жила Варя, тоже был детдом. Мимо него ходили на рынок, и Варя старалась этот отрезок пути проходить с закрытыми глазами, вцепившись в мамину руку. Смотреть на сирот она совсем не могла. Очень уж это было страшно. Никогда, даже в самые горестные моменты, когда Варя страдала из-за того, что так и не стала матерью, ей не приходила в голову мысль взять ребенка из детдома. А этим двум людям – мужчине и женщине, которые приходили к ней, не просто пришла, а была воплощена в жизнь.
Варя смутно знала, что по российским законам усыновить малыша не так-то и просто, а эти двое справились, все выдержали и теперь любят эту синеглазку всем сердцем, отогревают ледышку внутри. Ту самую ледышку, которая есть в сердце у всех сирот.
Еще, как Варя ни гнала от себя эти мысли, ей не давала покоя история о том, как у Виталия и этой его новой женщины, Лены, кажется, пытались украсть ребенка. Хорошо зная Миронова, она даже представить себе не могла, как он в тот момент мучился и переживал. И теперь получается, что она, Варя, выполняет злую волю того самого человека, который помог организовать похищение? Да есть ли на свете что-то хуже, чем киднеппинг?
Хотя эти люди сказали, что тех, кто организовал весь этот кошмар для Виталия, несколько. И вся их комбинация завязана именно на ней, потому что никаких других путей, чтобы отобрать его детище, у них нет. Ну да, Варя еще помнила его патологическую щепетильность. Не честность, нет. Совсем честные люди не могут построить крутой бизнес, это несовместимые понятия. Но щепетильность Миронова даже в мелочах сказывалась во всем, от работы до быта. И вот теперь ему приходилось за это расплачиваться. Ему и всей его семье.
Она встала полностью разбитая после тяжелой и практически бессонной ночи, сказав себе строгим шепотом, что ей просто не нужно обо всем этом думать. Вот не