— Она? — шепотом на всю редакцию спросил Одуванчик. — Я так и думал, что сегодня дело сдвинется с мертвой точки. Женщины любят героев, а ты общепризнанный герой дня. Пользуйся случаем!

— Я тебя убью!

— Нисколечко не боюсь. Счастливые не кровожадны.

Перед Степаном лежал чистый лист бумаги. Надлежало как-то связать два слова, дабы получился заголовок заметки, заказанной Пальминым. В тот день заметка не была сдана, Пальмин назвал Степана разгильдяем, но великодушно отсрочил задание.

— Не могу поверить, что вы не понимаете этого, — сказала Нетта. — Вы были представлены Отшельнику в нашем доме, и мы в какой-то степени отвечали за вас. Прежде чем писать заметку, надо было подумать, в какое положение вы ставите меня и папу.

— Клянусь, что у меня и мысли не появилось…

— Неужели вы пишете бессознательно?

Девушка пыталась быть гневной… ну, хотя бы сердитой… ну, на худой конец, хотя бы серьезной — и не могла, ничего не получалось. Невольная улыбка дрожала в зрачках голубовато-серых глаз, в уголках губ — улыбка молодого и здорового существа, для которого прежде всего важно то, что лодка легко скользит по воде, вечер прозрачен, а парень — такой страшный, такой опасный парень, только что устроивший шумную катавасию на весь город, — подчиняется ей беспрекословно и готов плыть куда угодно по ее державной воле.

— Когда я писал фельетон, я думал только о том, что должен поставить на место человека, который осмелился вылезть на трибуну с вредными поучениями, — добросовестно объяснил Степан. — Я был возмущен выходкой Отшельника, я боролся с его идеей, которая мне враждебна. Нет, я писал далеко не бессознательно, уверяю вас…

— И вам было совершенно безразлично, как отнесутся к заметке ваши друзья?

— Нет, не безразлично. Я хотел, чтобы каждое мое слово было понятно нашим друзьям-читателям.

— Но у вас также есть друзья, которые сочувствуют бедному Отшельнику, — напомнила девушка.

— Вы сочувствуете ему как человеку, который нажил неприятности из-за своей глупости, самонадеянности и желания быть властителем дум? Да, он жалок, я понимаю. Но неужели вы сочувствуете его идеям? Не могу поверить.

Бросив шнур румпеля и сложив руки на коленях, Нетта смотрела на Степана пристально, будто старалась понять впервые увиденного человека.

— Так как же? — напомнил он. — Вы согласны с его призывом к непротивлению, смирению? Распустить Красную Армию, сдать Металлолому военные корабли, утопить замки орудий, открыть границу нашей страны перед врагами?

— Нет, нет! — воскликнула она. — Какие глупости вы говорите! Я русская, я не хочу войны, не хочу, чтобы нас трогали.

— Значит, вы противник Отшельника, и все в порядке, — подытожил он.

— Тоже нет. Не ловите меня. Он прочитал несколько плохих строчек — подумаешь, как страшно! Такая мелочь, что о ней даже странно говорить.

— Нет, не мелочь! Не мелочь все, что касается революции, ее завоеваний. Вдумайтесь в экспромт Отшельника. Он осуждает борьбу революционного народа, он навязывает другой путь, гибельный, ведущий к потере всех завоеваний. Вы слышали, как встретили этот призыв слушатели?

Степан стал горячиться.

— Оставим это, — сказала Нетта. — Не хочу спорить. Я мало смыслю в политике. Папа называет политику сферой опасности. Мимо нее надо идти на цыпочках и не дыша… Но вот что меня интересует. Вы пишете о человеке злую заметку, а потом вам приходится с ним встретиться… Как вы себя в таком случае чувствуете? Наверно, вам очень стыдно и хочется спрятаться за угол, да?

Он засмеялся:

— Почему я должен стыдиться, если я прав, если я делаю полезное дело? Тот, о ком я написал, может относиться ко мне, как ему угодно, я могу даже его пожалеть, но стыдиться… Нет!..

— Ну, хоть жалости вы не чужды, — с облегчением произнесла она. — Кажется, вы все же остались человеком. Вам нужно немного углубить свои человеческие чувства и…

Он прервал ее:

— Никогда и ничто не помешает мне выполнять мой долг. И, только выполнив свой долг журналиста, я чувствую себя человеком. Вот и все мое нутро ныне и навсегда, Анна Петровна!

— И вы, зная заранее, что ваша заметка будет неприятна… ну, вашей матери, например, или девушке, за который вы ухаживаете… вы все-таки напишете ее? Признавайтесь!

— Ответ содержится в моем сегодняшнем фельетоне, — сказал Степан и покраснел: не слишком ли он осмелел?..

Нетта поспешила замять опасную тему.

— Не завидую вашим родным и знакомым, значит, не завидую и себе, — вздохнула она. — Как странно быть знакомым с человеком, который каждую минуту может бросить бомбу под ноги! Но что поделаешь, вы замечательный спутник для прогулок. Стоит только вычеркнуть из наших разговоров политику, и вы, вероятно, превратитесь в молчальника… И это так хорошо, когда человек не болтает о своих чувствах и не читает стихов. Голова гудит от литературных разговоров и табачного дыма… — Она надела жакет, лежавший до сих пор у нее на коленях. — Знаете, я немного озябла. Придется отложить исследование бухты. Итак, домой!

Прогулка оборвалась как раз тогда, когда Степану стало казаться, что перед ним целая вечность — целая вечность, которую они проведут наедине. Тотчас же минуты заторопились. Он греб как можно медленнее, почти не передвигая весла в воде, и все же несчастная лодчонка двигалась в сто раз быстрее, чем ему хотелось. Тишина была полная. Лодка повисла в прозрачной вечерней синеве между скалистыми берегами, отразившимися в воде вместе с огоньками окраинных домов — ласточкиных гнезд, облепивших скалы.

За поворотом бухты показались темные, затихшие корпуса «Красного судостроителя».

— Как сумрачно! — шепнула Нетта. — Я впервые увидела этот завод в детстве, еще до переезда в Москву. Тут все шумело, гремело. По воде тянулся дым… А сейчас ни одного звука, ни одного огонька… Это печально, когда молчит большой завод, правда?

— Завод скоро оживет, — ответил он.

— Вы думаете? Папа говорит, что это будет лет через пять — семь, не раньше.

— На президиуме окрисполкома Петр Васильевич высказывался гораздо оптимистичнее, когда речь зашла о заказах для «Красного судостроителя».

— Ах, папа… — усмехнулась она. — Папа такой дипломат…

— Вы называете дипломатией, когда говорят одно, а думают другое? Для этого есть еще несколько определений, более точных.

— И, конечно, вы предпочитаете их! — вспыхнула она, поняв, что сказала об отце лишнее. — Вы ужасно… нечуткий, неделикатный человек!

— Нечуткий человек тот, кто считает недостойным говорить одно, а думать другое? Вы хотите видеть меня другим?

Отвернувшись от него, Нетта молчала.

— Вы хотите, чтобы я стал… дипломатом? Вам это больше нравится?

— Нет… — проговорила она отрывисто, и Степан почувствовал, что одержал победу.

За мысом открылся город, взбежавший на гору, осыпанный вечерними огнями. Он встретил их мелодией далекого духового оркестра и кремнистым запахом камня, излучавшего тепло, накопленное за долгий солнечный день.

По бульвару они шли медленно и молча и, не сказав ни слова, поднялись по крутой каменной лестнице на улицу Марата, почти к самым воротам дома Стрельникова.

— Кстати, почему мы молчим? — удивилась она.

— Так хорошо иметь молчаливого спутника, — напомнил он.

— Вы слишком буквально приняли мои слова! — рассмеялась она. — Так вот, чтобы все было ясно… Я хотела бы иметь спутника, который умеет помолчать, но умеет и говорить, и притом говорить интересно. Приятно болтать о книгах, о театре, о своих знакомых и… больше ни о чем.

— Обещаю не говорить больше ни о чем, — сказал он с холодком в сердце. — Злословить не люблю, о пустяках говорить не стоит, значит, буду говорить только о книгах или… молчать.

— Проверим… Завтра — нет. Мы с папой идем слушать приезжую опереточную труппу. Это забавно, тем более что сейчас оперетта почти не идет неизвестно почему… Послезавтра у нас гость, московский инженер… Послепослезавтра в морском клубе бетховенский концерт… Потом папа повезет меня на день в Бекильскую долину… Потом, вероятно, будет литературный шум, хотя летом ряды поэтов сильно поредели.

Стена между ними становилась все выше. Степан слушал девушку подавленный. Вдруг она небрежно смахнула препятствия:

— Оперетта, конечно, неприкосновенна, гость, к сожалению, тоже, а Бетховен не обязателен. Итак, до Бетховена.

— До Бетховена! — обрадовался он.

В тот вечер он пришел домой счастливый, в том состоянии души, когда человек видит мир заново и только с лучшей стороны. Мать он нашел в ее комнате за вышивкой по очень сложному рисунку из старого журнала «Дамский мир». Начиная эту работу, мать как-то обмолвилась при Степане, что вряд ли успеет ее закончить, но вышивка продвинулась далеко вперед, и Степану кажется, что мать выглядит значительно лучше, чем обычно.

1 ... 39 40 41 42 43 44 45 46 47 ... 104

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Безымянная слава - Иосиф Ликстанов бесплатно.

Похожие на Безымянная слава - Иосиф Ликстанов книги

Под крылом земля - Лев Экономов - Советская классическая проза
Лога - Алексей Бондин - Советская классическая проза
Матросы - Аркадий Первенцев - Советская классическая проза
Избранное в двух томах. Том первый - Тахави Ахтанов - Советская классическая проза
Избранное в 2 томах. Том первый - Юрий Смолич - Советская классическая проза
Повести и рассказы - Олесь Гончар - Советская классическая проза
Батальоны просят огня (редакция №2) - Юрий Бондарев - Советская классическая проза
В тишине, перед громом - Владимир Ишимов - Советская классическая проза
Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. Повести - Дмитрий Снегин - Советская классическая проза
Машинист - Михаил Фёдорович Колягин - Советская классическая проза

Оставить комментарий