- Игорь успел перехватить ее поперек талии. – Зачем ты его слушаешь? Видишь ведь: умалишенный, милостыню подле церкви выпрашивает. Да безногий к тому же. 
- Знаем мы этих безногих, - возмутилась Аня, брыкаясь в его руках. – В пивнушку зайдет, и сразу ножки отрастут, чтобы милостыньку веселей пропивать было.
 - Микола, трогай! – крикнул Игорь, кое-как усаживая начальницу обратно в кресло. Гигант послушно вскинул вожжи, и экипаж покатился по улице.
 - Пусти! – Аня сместила направление своего гнева с юродивого на внештатного сотрудника.
 - Ща, отъедем еще немного, и отпущу, - пообещал Игорь. – А то еще прибьешь кого ненароком. Проще надо быть. Тем более, к попрошайкам.
 - Ворье он, а не попрошайка, - уже спокойнее, но еще бухтя, откликнулась Аня. – Я на таких насмотрелась. Зарабатывают побольше нашего.
 - Ну, он же не сам себе зарплату назначает, - мягко возразил ей Игорь. – Сколько люди подают, столько и получает. А верующие стараются поддерживать друг друга в беде. Так почему же сразу ворье-то?
 - А чего это ты его вообще защищаешь? – возмутилась девушка и спихнула, наконец, его руки со своей талии. – Верующий – не равно праведник. От хорошей жизни в церковь не бегут, туда совесть поганой метлой загоняет. А люди делятся на грешников и праведников не зависимо от того, болтается ли у них на шее крест.
 - Я об этом никогда не задумывался, - честно признался Игорь, вытащил из-за пазухи серебряный крестик и задумчиво на него уставился. Аня не придала этому действию никакого значения. По крайней мере, в первый момент. Но спустя три секунды до нее дошло:
 - Ты что, крещеный? – она некультурно выпучила глаза. Чего-чего, а крещеных эльфов она еще не видела.
 - Ну да, - кивнул Игорь, пряча крестик. – А что, нельзя? Свободу вероисповедования в России еще никто не отменил.
 - Да можно, отчего же нельзя, - смутилась девушка, сразу подрастеряв весь свой пыл. Так вот чего он так защищал этого обманщика в инвалидном кресле: пытался не дать в обиду собрата по вере.
 Аня выпрямилась. Ей стало как-то неловко. Мало того, что она всю жизнь была атеистом, максимум – агностиком, и косвенно в этом призналась, так еще и умудрилась наговорить верующему неприятных слов. А вдруг обидится? Весь богатый опыт общения Ани с православными сводился к одной единственной мысли: при общении с верующими лучше о боге даже не заикаться – если ты не христианин и не хочешь им становиться, то испортишь отношения раз и навсегда.
 Пауза в разговоре вышла неприятная.
 - А ты крещеная? – будто расслышав ее опасения, беспечно поинтересовался Игорь.
 - Ну, не совсем, - сразу замялась девушка, не зная, как обойти скользкую тему.
 - Не совсем – это как? – вскинул брови Игорь. – Святой водой облили, а крестик не надели?
 Аня нервно хихикнула, а потом набралась храбрости и призналась:
 - Я агностик. Можно даже сказать, атеист.
 Сказав это, девушка непроизвольно вжала голову в плечи и даже зажмурилась, ожидая вдохновенной проповеди. Но реакции не последовало. Аня приоткрыла один глаз.
 - А агностик – это кто? – со спокойным любопытством поинтересовался Игорь.
 - Ну… агностик… он не верит, но и не отрицает. Как-то так, - все еще настороженно и неловко пояснила она.
 - А-а, ясно, - кивнул Игорь. – Тогда я, наверное, тоже агностик. У нас в семье на самом деле мама верующая. С детства меня в церковь водила и крестила сразу после рождения. Лично мне больше буддизм нравится, но как-то привык уже быть православным.
 Аня выдохнула. Слава всем богам, скандал на религиозной почве отменяется.
 Будто услышав ее мысли, Игорь вдруг выдал:
 - А вообще, если внимательно читать различные святые книги, можно выделить множество совпадений. У меня на этот счет две идеи: либо все религии на самом деле посвящены одному богу, и не имеет значения, в какую церковь ты ходишь, либо все они – вымышленные, а разновидности появились из-за многократного пересказа и копирования изначального учения. Особенно забавно Коран и Библию сравнивать. Ты не поверишь, там… А, впрочем, тебе, наверное, не интересно будет, ты же не верующая, - он махнул рукой.
 Ане было интересно, но в общем ворохе мыслей поселилась одна особенная – колючая и неудобная. Немного покопавшись в своей голове, девушка вычленила ее и оформила в слова:
 - Слушай, Игорь. Вот я никак не могу понять: то ли ты умнеешь с каждым днем нашего знакомства, то ли раньше ты просто… ну…
 - Прикидывался дурачком? – усмехнулся Игорь и развел руками. – Ты меня подловила. Признаю, есть такое. А что делать? Иначе никак. Ты посмотри на меня: сколько мне на ваш, земной взгляд?
 - Хм, - Аня задумчиво окинула взглядом угловатую фигуру. – Лет шестнадцать?
 - Ну, это ты мне польстила, - рассмеялся Игорь. – Обычно дают четырнадцать, а то и двенадцать. Приходится соответствовать, иначе слухи пойдут. Я-то что? Я уехать могу. А вот маму из Косяковки клещами не вытащить. Зачем ей сплетни да пересуды? Вот и приходится подстраиваться: там спиннер покрутишь, тут слайм на стену намажешь, за углом сигареткой подымишь с ребятами. Между прочим, довольно сложная работа: у детей каждый год какая-нибудь новая дурь в моде. А о том, как школьником было трудно прикидываться, вообще молчу: я ж с первого класса до одиннадцатого внешне почти не менялся. Хорошо, в классе треть наших училась: разница в росте не так в глаза бросалась.
 - М-да, - протянула Аня. – Может, зря вас под Косяковкой поселили: в той же Москве вас бы даже соседи по лестничной клетке не замечали.
 - В Москве наши дубы расти не будут, - отмел ее идею Игорь. – Экология плохая.
 - Да, кстати, как твой дуб? – вспомнила вдруг девушка.
   Глава 11. "Голубые ветви"
  Этот простой вопрос сподвиг парня на восторженную речь, больше напоминающую театр одного актера. Он рассказал ей все: и сколько сантиметров в ростке вверх и вниз от уровня почвы, и где он его посадил, и чем прикрыл, и сколько слоев грунта выложил, в каком соотношении брал перегной, торф, песок и какие-то таинственные «пересыпки», из чего сделал мульчу, чем поливает, чем подкармливать собирается, чем обрабатывать от вредителей и укрывать на зиму, какие инструменты планирует заказать и какими способами маскировать, когда деревце достигнет высоты