Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гэррети фыркнул:
— Могу сразу тебе сказать, что он ответит.
— Нет?
— Он спросит — зачем? И когда он закончит спрашивать, я и сам перестану понимать зачем.
— Ну, тогда забей на него.
— Нельзя, — Гэррети начал движение в сторону приземистого Барковича. — Он здесь последний остался, кто всё ещё уверен, что победит.
Баркович шел в полудрёме. Его глаза были почти совсем закрыты, и это, вкупе с легким пушком на оливкового цвета щеках, придавало ему вид плюшевого медвежонка, которого любили слишком долго и слишком настойчиво. Свою шляпу он то ли потерял, то ли выбросил.
— Баркович.
Баркович мгновенно проснулся:
— Штатакое? Хтоздесь? Гэррети?
— Да. Слушай, Скрамм умирает.
— Кто? А, ну да, этот папа карло. Ну, молодец, а чё.
— У него воспаление легких. Скорей всего, он и до полудня не дотянет.
Баркович медленно повернул голову и посмотрел на Гэррети своими черными глазами-пуговицами. Да, этим утром он определенно напоминал плюшевого медведя, который находится во власти какого-нибудь всеразрушающего ребёнка.
— Вот смотрю я на твое серьезное лицо, Гэррети... Говори, к чему клонишь?
— В общем, если ты не в курсе, он женат, и...
Баркович распахнул глаза так широко, что, казалось, еще чуть-чуть, и они выпадут из орбит.
— Женат? ЖЕНАТ? ТЫ ХОЧЕШЬ СКАЗАТЬ, ЧТО ЭТОТ НЕДОУМОК...
— Заткнись, мудила! Он тебя услышит!
— Да похрен, пусть слушает! Вот же кретин! — Баркович оглянулся на Скрамма, вне себя от ярости. — ТЫ ЧТО СЕБЕ ДУМАЛ, ИДИОТИНА, - ЭТО ТЕБЕ ДУРАЦКАЯ КАРТОЧНАЯ ИГРА ЧТО ЛИ? — заорал он во всю мощь своего голоса.
Скрамм посмотрел на него затуманенным взором, и вяло помахал, очевидно решив, что Баркович — один из зрителей. Абрахам, который шел рядом с ним рядом, показал Барковичу средний палец. Баркович показал ему в ответ то же самое, и повернулся к Гэррети. И вдруг улыбнулся.
— Ох, мать моя женщина, — сказал он. — Да у тебя, Гэррети, всё на твоём тупом лице написано. Собираешь милостыню для женушки несчастного умирающего? Как же это мило.
— Значит, на тебя не рассчитывать? — сухо сказал Гэррети. — Отлично.
И двинулся прочь.
Уголки губ Барковича задрожали. Он схватил Гэррети за рукав.
— Погоди, погоди. Я ведь не сказал нет, правда? Ты слышал, как я говорил нет?
— Нет...
— Это потому что я не говорил, — Баркович снова улыбнулся, но теперь к улыбке примешалось отчаянье. Вся наглость куда-то ушла. — Слушай, я себя неправильно повёл с самого начала. Я не хотел. Блин, да я нормальный парень, если меня поближе узнать, я всегда неправильно начинаю, меня и дома-то не многие понимали. В школе, я имею в виду. Понятия не имею почему. Я нормальный парень, стоит только узнать меня поближе, не хуже кого другого, просто я всегда, ну, всегда плохо начинаю. В смысле, человеку нужны друзья в такой штуке как наша, да? Плохо быть одному, верно? Господи боже, Гэррети, да ты сам всё понимаешь. Этот Рынк. Он первый начал, Гэррети. Он хотел мне задницу надрать. Они все хотят надрать мне задницу. Я в старших классах даже нож выкидной с собой носил, потому что все хотели мне задницу надрать. А Рынк... Я не хотел, чтобы он умер, смысл был совсем в другом. То есть, я не виноват. Вы видели только самый конец, а как он... ну, задницу пытался мне надрать, не видели, — Баркович умолк.
— Ну да, наверное, — сказал Гэррети, чувствуя себя лицемером. Баркович может сколько угодно историю под себя переписывать, но он-то помнит инцидент с Рынком, и помнит его слишком хорошо. — Ну, так что ты решил? Поддерживаешь идею?
— Конечно, конечно, — Баркович конвульсивно сжимал рукав Гэррети и тянул его на себя, словно это был шнур аварийного останова в автобусе. — Я её так обеспечу — будет как сыр в масле кататься до конца своих дней. Я просто хотел сказать... хотел, чтоб ты понял... каждому нужны друзья... нужна своя компания, понимаешь? Кому хочется чтоб его ненавидели, если придется умирать, я так себе это представляю. Я... я...
— Конечно, ты прав, — Гэррети стал сдавать назад, чувствуя себя трусом. Он по-прежнему ненавидел Барковича, но в то же время жалел его. — Спасибо большое. — В Барковиче проявилось что-то человеческое, и это напугало Гэррети. Почему-то это его напугало. Он не мог понять почему.
Он сбросил скорость слишком быстро, заработал предупреждение, и следующие десять минут сосредоточенно отставал, пытаясь поравняться со Стеббинсом.
— Рей Гэррети, — сказал Стеббинс. — Поздравляю с третьим мая, Гэррети.
Гэррети осторожно кивнул:
— И тебе того же.
— Я тут пересчитывал пальцы на ногах, — радушно сказал Стеббинс. — Знаешь, они — просто великолепная компания, потому что у них никогда ничего не меняется. С чем пришел?
И Гэррети во второй раз принялся описывать ситуацию со Скраммом и его женой, а примерно на середине какой-то парень получил билет (АНГЕЛЫ АДА НА КОЛЁСАХ было написано на спине его потёртой джинсовой куртки), что сразу сделало историю бессмысленной и банальной. Закончив, он стал напряженно ждать, как именно Стеббинс препарирует эту затею.
— Почему бы и нет? — благожелательно сказал Стеббинс. Он посмотрел на Гэррети и улыбнулся. Гэррети обратил внимание, что и на нём усталость всё же оставила след.
— Ты так говоришь, как будто тебе нечего терять, — сказал он.
— Всё верно, — весело сказал Стеббинс. — Нам всем уже, в принципе, нечего терять. От этого проще становится дарить.
Гэррети подавленно смотрел на Стеббинса. В его словах было слишком много правды. И эта его правда делала их широкий жест незначительным.
— Не пойми меня неправильно, Гэррети, старина. Я может немного странный, но я далеко не подлец. Если бы мой отказ дать это обещание ускорил смерть Скрамма, я бы обязательно отказал. Но он не ускорит. Я не знаю наверняка, но мне кажется, что в каждой Прогулке находится такой бедолага, типа Скрамма, и каждый раз по отношению к нему делается такой жест доброй воли, Гэррети, и я тебе даже больше скажу — происходит это каждый раз примерно в это время, когда старые представления о реальности и смерти начинают рушиться. В былые времена, до Перемены и появления Отрядов, когда миллионеры ещё не исчезли окончательно, они часто основывали всякие фонды, строили библиотеки, в общем, делали добренькую фигню в таком духе. Каждому нужна защита от собственной смертности, Гэррети. Кто-то обманывает себя идеей продолжения рода. Но ни один из этих несчастных потерянных детей, — Стеббинс взмахнул рукой, обозначая остальных Идущих, и рассмеялся, но Гэррети этот смех показался грустным, — ни один из них никогда даже этого сделать не сможет. — Он подмигнул Гэррети. — Шокировал я тебя?
— Я... нет, наверное, нет.
— Вы с твоим другом МакФризом не очень вписываетесь в эту разношерстную компашку, Гэррети. Понятия не имею, как вас сюда занесло. Но готов спорить, что причины лежат глубже, чем ты сам подозреваешь. Ты ведь всерьез меня воспринял вчера, да? Насчет Олсона.
— Думаю, да, — медленно ответил Гэррети.
Стеббинс восхищенно рассмеялся:
— Гэррети, да ты просто ангел во плоти! У Олсона не было никаких секретов.
— И всё же мне кажется, что вчера ты говорил всерьез.
— О, нет. Именно что нет.
Гэррети скупо улыбнулся:
— Знаешь, что я думаю? Мне кажется, у тебя было что-то вроде озарения, и теперь ты не хочешь этого признавать. Возможно, ты испугался.
Взгляд Стеббинса потемнел:
— Думай как хочешь, Гэррети. Дело твоё. Ну так что мне сказать, чтоб ты отвалил уже? Запиши, что я за.
— Ты хочешь победить с помощью обмана. Может, в этом и есть твоя проблема. Тебе нравится думать, что игрой управляют. Но что, если это честная игра? Это тебя пугает, Стеббинс?
— Давай, иди отсюда.
— Да ладно тебе, просто признай это.
- Я не собираюсь ничего признавать, кроме твоей непроходимой глупости. Давай, тверди себе, что это честная игра. — Щеки Стеббинса начали наливаться краской. — Любая игра будет выглядеть честной, если всех обдурить в самом начале.
— Что-то ты вспотел, — сказал Гэррети, но теперь уже ему самому не доставало убежденности. Стеббинс коротко улыбнулся и снова уставился на дорогу под ногами.
Группа выбиралась из глубокой низины, и Гэррети чувствовал как начинает потеть, когда шел торопливо туда, где МакФриз, Пирсон, Абрахам, Бейкер и Скрамм сплотились вместе, или — если точнее — вокруг Скрамма сплотились все остальные. Они были похожи на встревоженных секундантов вокруг проигрывающего боксера.
— Как он? — спросил Гэррети.
— Почему ты их спрашиваешь? — сердито сказал Скрамм. Его осипший голос свелся до едва слышного шепота. Жар прошел, но лицо Скрамма было бледным, почти прозрачным.
— Ладно, спрашиваю тебя.
- Срубить крест[журнальный вариант] - Владимир Фирсов - Социально-психологическая
- Дьявол среди людей - С. Ярославцев - Социально-психологическая
- Миллион завтра. На последнем берегу. Космический врач - Боб Шоу - Социально-психологическая
- Числа зверя и человека - Олег Рой - Социально-психологическая
- Зачеловек - Юрий Никитин - Социально-психологическая
- Воспламеняющая - Стивен Кинг - Социально-психологическая
- Путешествия Никласа - Олег Никитин - Социально-психологическая
- Путешествия Никласа - Олег Никитин - Социально-психологическая
- Клан Идиотов - Валерий Быков - Социально-психологическая
- Locus Solus - Рэймон Руссель - Социально-психологическая