Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, много причин, помешавших свиданию. Но разве от этого легче? Сто бурихонов и тысяча гостей не стоят одной минуты, потраченной Наргис на ожидание. Надо было извиниться перед всеми и прибежать хоть на секунду. Но он не сделал этого, он оказался безвольным, как последний тюфяк, изменником, не сдержавшим слова, трусливым мальчишкой!
Всю жизнь машет он кулаками после драки, сперва что-нибудь натворит, а потом казнится. Стыдится и смущается, где не нужно, молчит, когда нужно кричать, подчиняется всем и вся, позволяет вить из себя веревки. Да, он виноват, кругом виноват! Ему бы ответить вчера ака Мулло как подобает мужчине, а он распустил сопли. Если он и впредь будет вести себя так безвольно, то ака Мулло добьется своего, не позволит жениться на Наргис. Но почему ака Мулло против Наргис? Неужели только потому, что она единственный ребенок в семье и якобы поэтому будет бесплодной? Но это же несерьезно. Глупость это, собачий вздор! Нужно быть идиотом, чтобы поверить в подобные бредни.
Размышляя, Дадоджон то сидел с опущенной головой, то вскакивал и нервно ходил вперед-назад, спотыкаясь о камни, то стоял, устремив взор на тропинку, на которой должна была появиться и, увы, не появлялась Наргис.
Солнце поднялось уже высоко, с хлопкового поля доносились веселые голоса сборщиков. «Может быть, Наргис там?» — вдруг подумал Дадоджон и тут же перемахнул через речку. Он пошел прямо, продираясь сквозь густой кустарник, скрывавший поле, и, когда оставалось сделать несколько последних шагов, услышал девичий голос:
— Гульнор, Гульнор! Ты слышишь меня? Куда запропастилась Наргис? Второй день уже не вижу.
— Заболела Наргис, — отвечала Гульнор. — Сегодня доктора вызвали.
— Как заболела? — прозвучал третий голос. — Вчера вечером видела, здоровой была.
— Не знаю. Сбегаю в перерыв…
Дадоджон был ошеломлен. Девушки заговорили о чем-то другом, а он, придя в себя, ужаснулся. Наргис заболела! Вчера вечером ее видели здоровой, а сейчас плохо, вызвали врача… Что случилось? Бежать, скорее бежать к ней!
Ломая кусты, Дадоджон повернул назад, перепрыгнул через речку, быстро поднялся и побежал по тропе в гору. Выбрался на дорогу садами. На улицах кишлака попадались знакомые, здоровались с ним, пытались вступить в разговор, но он ни с кем не задерживался, отвечал кивками и, провожаемый изумленными взглядами, прибавлял шаг. «Скорее! Быстрее!» — подгонял он себя и, только свернув в переулок и увидев мальчишек, игравших возле дома Наргис в бабки, остановился перевести дух. Его сердце гулко стучало, ноги вдруг отяжелели.
Мальчишки, увлеченные игрой, не обратили на него никакого внимания. Дадоджон медленно подошел к ним и спросил, не видели ли они Наргис. Ребячье любопытство победило азарт. Тараща глазенки, мальчишки наперебой отвечали, что нет, Наргис не видели, а доктор в доме Бобо Амона был, приехал и уехал на лошади.
— Давно?
— Нет, недавно.
— Он долго сидел, целый час!
— Сказал, еще вечером приедет.
— Его Бобо Амон провожал…
Услышав все это, Дадоджон решительным шагом направился к дому кузнеца. Наплевать на условности! К черту! Он должен увидеть Наргис, узнать, что случилось… Но едва Дадоджон отворил калитку, как оказался лицом к лицу с Бобо Амоном. Он не успел и рта открыть — почувствовал сильный толчок в грудь и, едва удержавшись на ногах, поспешно отступил. Перед ним стоял Бобо Амон и зазвеневшим от ярости голосом спросил:
— Зачем пожаловал, гад?
Дадоджон лишился языка. На лбу у него выступила холодная испарина, к горлу подкатил горячий ком. Он едва выговорил дрожащими губами:
— Я… я… п-п-проведать Наргис…
— Наргис не нужны подлецы! Проваливай! Чтоб духу твоего не было больше на этой улице! Увижу — пересчитаю ребра!
— Усто, да вы что? — вскричал Дадоджон, придя немного в себя. — Вы меня с кем-то путаете. Я вчера только вернулся из армии…
— Вернулся, так к себе домой. Тут тебе делать нечего. Я его с кем-то путаю, а?.. Выродок! — Бобо Амон угрожающе сжал пудовые кулаки. — Убирайся! На улице и без тебя тесно. Ну, кому говорю?! Живо!
Дадоджон отступил на шаг.
— Напрасно вы так, усто. Зря обижаете, — проговорил он и, круто развернувшись, ушел.
Он не хотел никого видеть: домой пробирался задами. Но у самых ворот столкнулся с братом. Мулло Хокирох в этот час всегда возвращался домой, чтобы, укрывшись от посторонних глаз, свершить полдневный намаз. Увидев Дадоджона, он испугался и, всплеснув руками, спросил:
— Что с тобой? Почему ты такой бледный? Где был?
— Оставьте меня в покое! — резко ответил Дадоджон.
11
Гости, опять гости! Дадоджон чувствовал себя их пленником. С того дня, как он вернулся, в доме Мулло Хокироха, казалось, перебывал весь Богистан. Каждый вечер мехмонхона словно бы превращалась в общественную чайхану. Первыми появлялись старики, потом шли все, кто хотел, приходили малознакомые и даже вовсе не знакомые люди. Ахмад только и успевал кипятить воду и заваривать чай, а Дадоджон был вынужден восседать в переднем углу, отвечать на расспросы и после того, как гости удовлетворяли свое любопытство, выслушивать длинные, тягучие разговоры.
— Уважают, потому и навещают, — сладко улыбался ака Мулло. — Радость одного — радость для всех. Такая традиция.
Потом нужно было наносить ответные визиты близкой и дальней родне и друзьям дома. В воскресенье эти друзья устроили в честь возвращения Дадоджона празднество в самом райцентре, в просторном и роскошном доме управляющего райторгом Хайдара Мансурова. Гостей пригласили на вечер, так как днем все — и сельчане, и горожане — мобилизовывались на сбор хлопка. Назначить пирушку на вечер посоветовал Хайдару Мулло Хокирох. «Иначе будет неприлично», — сказал он. Бурихон, посмеиваясь, добавил:
— Бессовестно будет.
Они старались все учесть и предусмотреть…
Угощение было щедрым и обильным, выставили яства, давно не виданные. Одних только лепешек напекли пять или шесть видов. Были разнообразные сладости и фрукты, арбузы, виноград, дыни, фисташки… Пригласили двух певцов-музыкантов, один пришел с тамбуром, другой — с дутаром[27].
Однако вечер проходил скучно, беседа не клеилась. Бурихон и Абдусаттор, пытаясь оживить компанию, принялись рассказывать всякие забавные истории и анекдоты. Гости смеялись, но смех звучал натянуто и неискренне. Всем словно чего-то не хватало. Дадоджон сидел и молчал, мрачный как туча.
Старик знал, что хозяин дома боится его гнева, и поэтому не выставил ни одной бутылки спиртного. Но, как видно, без этого сегодня не обойтись. Один раз, в день приезда Дадоджона, он сделал исключение, упоил гостей в собственном доме: так было нужно. К сожалению, нужно и сейчас. Вино развязывает языки и сужает мозги, тем
- Бремя нашей доброты - Ион Друцэ - Советская классическая проза
- За что мы проливали кровь… - Сергей Витальевич Шакурин - Классическая проза / О войне / Советская классическая проза
- Прииск в тайге - Анатолий Дементьев - Советская классическая проза
- Во имя отца и сына - Шевцов Иван Михайлович - Советская классическая проза
- Во имя отца и сына - Иван Шевцов - Советская классическая проза
- Девки - Николай Кочин - Советская классическая проза
- Год жизни - Александр Чаковский - Советская классическая проза
- Сын - Наташа Доманская - Классическая проза / Советская классическая проза / Русская классическая проза
- Батальоны просят огня (редакция №2) - Юрий Бондарев - Советская классическая проза
- Батальоны просят огня (редакция №1) - Юрий Бондарев - Советская классическая проза