Рейтинговые книги
Читем онлайн Графские развалины - Виктор Точинов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 40 41 42 43 44 45 46 47 48 ... 113

Но мысль вынашивал давно, лет с четырнадцати, пожалуй. Обдумывал неторопливо, день за днем, обкатывая в уме детали и подробности – так речная вода долго обкатывает угловатую гальку, превращая в идеально гладкие камни-голыши.

Годам к пятнадцати план созрел – безупречный план, не сулящий своему исполнителю никаких неприятностей. Но – пришлось отложить. По одной веской причине.

Причиной этой стала судьба переехавшей в Спасовку семьи Рыбаковых. Переехали они (вернее, сбежали) из терзаемого войной Таджикистана, родни или знакомых здесь не имели, просто увидели табличку «ПРОДАеТСЯ» на покосившемся, изрядно подгнившем домике, и купили за сущие гроши. Жили Рыбаковы – отец, мать и двое детей – небогато, все за годы нажитое кануло при бегстве. Но старались изо всех сил, Рыбаков-отец работал на двух работах, все свободные минуты посвящая восстановлению захиревшего хозяйства; мать – на одной, но тоже не знала отдыха, заваленная домашними хлопотами; дети помогали чем могли. И казалось, дело пошло на лад, а потом все рухнуло в одночасье. Мать слегла с сердечным приступом – надорвалась, не выдержала бешеного ритма жизни. Отец, измотанный и переживаниями, и банальной бессонницей, – бросить ни ту, ни другую работу не мог – утром шел от жены, из Коммунарской больницы. Шел, надо думать, на полном автопилоте. Не видя ничего, шагнул на проезжую часть – прямо под мчащийся «жигуленок». Умер он на месте, мать – спустя два дня, на больничной койке. У осиротевших детей – девочки пятнадцати лет и мальчика шести – родственников, способных взять под опеку, не нашлось. Приговор комиссии по делам несовершеннолетних (несмотря на все уверения Маши Рыбаковой, что сможет вести хозяйство и присмотреть за братом) был прост: детдом. Вернее, два разных детдома. Маша после приезда сюда тусовалась с той же компанией, что и Гном; заведение, куда она попала, оказалось неподалеку, и как-то, недели через две, они ее навестили. Больше всего Гнома поразили не Машины некогда шикарные волосы, теперь коротко и неровно остриженные, и не свежий синяк на скуле, а ее глаза. Мертвые. Так же мертво звучал голос, когда она говорила: выдержит еще несколько дней, не больше, потом сбежит или вскроет вены… Не сбежала. В Спасовке, по крайней мере, не появилась. Что с Машей делали в детдоме, Гном не знал и знать не желал, но понял: сиротой до восемнадцати лет ему становиться нельзя. На то, что опеку над ним в случае смерти матери отдадут единственному родственнику – дядьке-алкоголику, живущему в Волосово, никакой надежды не было.

Его мать осталась жить. И прожила еще три бесконечных для Гнома года.

А началось все, когда ему исполнилось тринадцать (или еще не исполнилось? – Гном не помнил). Началось ночью – и продолжалось ночами. Началось, когда он лежал на своей жесткой койке – пружины неимоверно растянулись, сетка провисла чуть не до пола, пришлось подложить деревянный щит. Бока на этой твердокаменной конструкции отлеживались безбожно, и Гном всегда спал на спине. Спал беспокойно – все чаще по ночам охватывало непонятное томление, а однажды утром Гном даже испугался, что обмочился во сне, но быстро понял, что трусы испачканы чем-то другим, липким и непонятным. Об этом маленьком происшествии Гном не сказал никому – он вообще ни с кем и никогда не делился своими проблемами – и остался в блаженном неведении. В общем, это ему нравилось – чувство нарастания внутри какой-то неясной силы… И нравились интересные сны, снящиеся все чаще.

Именно такой сон он видел – и осязал! – той ночью, когда понял, что происходящее с ним – не только и не просто сновидение. Это была рука – чужая рука, – нырнувшая и под его одеяло, и под резинку трусов, и оказавшаяся там, где назревавшая в Гноме сила искала выхода… Он замер, не открывая глаза и ничем не выдавая, что проснулся. То, что делала рука, казалось приятным, очень приятным, но все удовольствие шло мимо мозга. В мозгу царила паника. Гном понял, что рука принадлежит его матери. Он слышал ее дыхание – учащенное, хрипловатое, с легким побулькиванием внутри при каждом вдохе. Чувствовал запах перегара и чего-то еще – неприятного, затхлого. Она спятила! – подумал Гном. Но не решился отбросить ее руку, даже открыть глаза… Ему было приятно и противно – одновременно.

Потом рука убралась, одеяло отлетело в сторону, – и мать, закряхтев, взгромоздилась на него. Сын весил тогда раза в два меньше ее и тонко вскрикнул от навалившейся тяжести, уже не притворяясь спящим. Затем стало легче – она широко раздвинула свои бесформенные колени, упершись в жесткое ложе по бокам от Гнома. Рука вновь зашарила между его мальчишескими бедрами и неохватным задом матери – нашла, ухватила член (Гном чувствовал, что тот сейчас лопнет от избытка давления, треснет вдоль, как переспелый гороховый стручок) и вставила в…

Гном к тринадцати своим годам представлял (чисто теоретически), куда положено вставлять подрастающую у него штучку, но с позой «наездницы» знаком не был и вообще считал, что это бывает совсем по-другому, и не сразу понял, что произошло. Показалось – вляпался во что-то мокрое, горячее, мерзкое… Мать начала приподниматься и опускаться, убыстряя темп. Лишь тогда он наконец открыл глаза. В горнице оказалось темно, даже обычный ночник погашен. Мать была голая. Ее большие отвислые груди смутно белели во мраке – колыхались, подскакивали, казались какими-то самостоятельными живыми существами, донельзя отвратительными. Гном снова крепко зажмурился.

Кончил он быстро, но не кончилось ничего. Мать продолжала подпрыгивать на нем, и короткий миг удовольствия быстро сменился крайне неприятными ощущениями. Внизу живота и в мошонке завязался узел боли и стягивался все туже. Гном застонал и попытался дернуться в сторону. Мать вцепилась в его плечи, пригнулась к нему и ускорилась еще больше. Болтающиеся груди шлепали его по лицу. Гном поскуливал от боли в паху и думал, что сейчас умрет. Ритм ее движений стал просто бешеным, побулькивание при дыхании слилось в сплошное клокотание. Потом она вдруг отпустила плечи, выпрямилась, осела на него всей тяжестью… Гном почувствовал какую-то судорогу в оседлавшем его теле и услышал протяжный стон матери – ему отчего-то почудилось, что это стон боли. Приступ! Может, помрет?! – в этой мысли Гнома слились страх и радость. Не умерла. Слезла с сына, с койки, пошлепала босыми ногами в «зимний» сортир – Гном лежал и слушал, как за фанерной перегородкой шумно и бесконечно долго падает струя мочи… Потом прошлепала к своему дивану – пружины взвизгнули – и вскоре негромко захрапела. Он в ту ночь больше не уснул. Со страхом ждал утра. Как она посмотрит ему в глаза? Что скажет?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
1 ... 40 41 42 43 44 45 46 47 48 ... 113
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Графские развалины - Виктор Точинов бесплатно.

Оставить комментарий