Русалочка
Ворон.
Князь
Будет лепетать.Да что ж ты смотришь на меня так кротко?Скажи… Нет, я обманут тенью листьев,игрой луны. Скажи мне… Мать твояв лесу, должно быть, ягоду сбиралаи к ночи заблудилась… иль попавна топкий берег… Нет, не то. Скажи,ты — дочка рыбака, меньшая дочь,не правда ли? Он ждет тебя, он кличет.Поди к нему.
Русалочка
Вот я пришла, отец.
Князь
Чур, чур меня!
Русалочка
Так ты меня боишься?Не верю я. Мне говорила мать,что ты силен, приветлив и отважен,что пересвищешь соловья в ночи,что лань лесную пеший перегонишь.В реке Днепре она у нас царица;"Но, — говорит, в русалку обратясь, —я все люблю его, все улыбаюсь,как в ночи прежние, когда бежала,платок забывши впопыхах, к немуза мельницу".
Князь
Да, этот голос милыймне памятен. И это все безумье —и я погибну…
Русалочка
Ты погибнешь, еслине навестишь нас. Только человекбоится нежити и наважденья,а ты не человек. Ты наш, с тех поркак мать мою покинул и тоскуешь.На темном дне отчизну ты узнаешь,где жизнь течет, души не утруждая.Ты этого хотел. Дай руку. Видишь,луна скользит, как чешуя, а там —
Князь
Ее глаза сквозь воду ясно светят,дрожащие ко мне струятся руки!Веди меня, мне страшно, дочь моя…Исчезает в Днепре.
Русалки (поют)
Всплываем, играеми пеним волну.На свадьбу речнуюзовем мы луну.Все тише качаясь,туманный женихна дно опустилсяи вовсе затих.И вот осторожно,до самого дна,до лба голубогодоходит луна.И тихо смеется,склоняясь к нему,Царица-Русалкав своем терему.
Скрываются. Пушкин пожимает плечами.
1942
* * *
Минуты есть: "Не может быть, — бормочешь,не может быть, не может быть, что нетчего-то за пределом этой ночи",и знаков ждешь, и требуешь примет.Касаясь до всего душою голой,на бесконечно милых мне гляжусо стоном умиленья и, тяжелый,по тонкому льду счастия хожу.
27 декабря 1953
Семь стихотворений
1
Как над стихами силы среднейэпиграф из Шенье,как луч последний, как последнийзефир… comme un dernierrayon,[4] так над простором голыммоих нелучших леткаким-то райским ореоломгорит нерусский свет!
1956
2
Целиком в мастерскую высокуювходит солнечный вечер ко мне:он как нотные знаки, как фокусник,он сирень на моем полотне.Ничего из работы не вышло,только пальцы в пастельной пыли.Смотрят с неба художники бывшиена румяную щеку земли.Я ж смотрю, как в стеклянной обителизажигается сто этажейи как американские жителитам стойком поднимаются в ней.
3
Все, от чего оно сжимается,миры в тумане, сны, тоска,и то, что мною принимаетсякак должное — твоя рука;все это под одною крышеюв плену моем живет, поет,но сводится к четверостишию,как только ямб ко дну идет.И оттого, что — как мне помнитсяжильцы родного словарятакие бедняки и скромницы:холм, папоротник, ель, заря,читателя мне не разжалобить,а с музыкой я незнаком,и удовлетворяюсь, стало быть,ничьей меж смыслом и смычком.
-
"Но вместо всех изобразительныхприемов и причуд, нельзя льодной опушкой существительныхи воздух передать, и даль?"Я бы добавил это новое,но наподобие кольцасомкнуло строй уже готовоеи не впустило пришлеца.
4
Вечер дымчат и долог:я с мольбою стою,молодой энтомолог,перед жимолостью.О, как хочется, чтобытам, в цветах, вдруг возник,запуская в них хобот,райский сумеречник.Содроганье — и вот он.Я по ангелу бью,и уж демон замотанв сетку дымчатую.
5
Какое б счастье или горени пело в прежние года,метафор, даже аллегорийя не чуждался никогда.И ныне замечаю с грустью,что солнце меркнет в камышах,и рябь чешуйчатее к устью,и шум морской уже в ушах.
50-е гг., Итака
6 Сон
Есть сон. Он повторяется, как томныйстук замурованного. В этом снекиркой работаю в дыре огромнойи нахожу обломок в глубине.И фонарем на нем я освещаюслед надписи и наготу червя."Читай, читай!" — кричит мне кровь моя:Р,О,С, — нет, я букв не различаю.
7
Зимы ли серые смылиочерк единственный? Эхо ливсе, что осталось от голоса? Мы липоздно приехали?Только никто не встречает нас. В домерояль — как могила на полюсе. Вот тебеласточки. Верь тут, что кромепепла есть оттепель.
* * *
Средь этих лиственниц и сосен,под горностаем этих гормне был бы менее несносенсуществования позор:однообразнее, быть может,но без сомнения честней,здесь бедный век мой был бы прожитвдали от вечности моей.
Санкт-Мориц, 10. 7. 65.
* * *
Сорок три или четыре годаты уже не вспоминалась мне:вдруг, без повода, без перехода,посетила ты меня во сне.Мне, которому претит сегоднякаждая подробность жизни той,самовольно вкрадчивая своднявстречу приготовила с тобой.Но хотя, опять возясь с гитарой,ты опять "молодушкой была",не терзать взялась ты мукой старой,а лишь рассказать, что умерла.
9. 4. 67.
Пастернак
Его обороты, эпитеты, дикция,стереоскопичность его —все в нем выдает со стихом Бенедиктовасвое роковое родство.
22. 8. 70.
* * *
Как любил я стихи Гумилева!Перечитывать их не могу,но следы, например, вот такогоперебора остались в мозгу:"…И умру я не в летней беседкеот обжорства и от жары,а с небесной бабочкой в сеткена вершине дикой горы."
Курелия (Лугано), 22. 7. 72.
* * *
В ничтожнейшем гиппопотамекак много есть нежности тайной!Как трудно расстаться с цветами,увядшими в вазе случайной!
Монтре, 29. 5. 73.
To Vera
Ax, угонят их в степь, Арлекинов моих,в буераки, к чужим атаманам!Геометрию их, Венецию ихназовут шутовством и обманом.Только ты, только ты все дивилась воследчерным, синим, оранжевым ромбам…"N писатель недюжинный, сноб и атлет,наделенный огромным апломбом…"
Монтре, 1. 10. 74.
Стихи из рассказов и романов
* * *
Когда, слезами обливаясь,ее лобзая вновь и вновь,шептал я, с милой расставаясь,прощай, прощай, моя любовь,прощай, прощай, моя отрада,моя тоска, моя мечта,мы по тропам заглохшим садауж не пройдемся никогда…
(Подражание романсу. Из рассказа "Адмиралтейская игла" в сборнике "Весна в Фиальте" и другие рассказы")
Берлин, 1933
* * *
Распростясь с пустой тревогой,палку толстую возьмии шагай большой дорогойвместе с добрыми людьми.По холмам страны родимойвместе с добрыми людьми,без тревоги нелюдимой,без сомнений, черт возьми.Километр за километром,ми-ре-до и до-ре-ми,вместе с солнцем, вместе с ветром,вместе с добрыми людьми.
(Из рассказа "Облако, озеро, башня")