Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Родственники Блаватского желали ей разродиться девятью ежами (что было, по существу, невозможно, ведь она оставалась девственницей, прожив с мужем под одной крышей целый год, как она утверждала в письме А. М. Дондукову-Корсакову) и угрожали загнать туда, где «козам роги правят». Последняя угроза представлялась вполне осуществимой в случае, если Н. В. Блаватский поднял бы шумный скандал. Однако он повел себя, как порядочный человек: страдал и переживал Лёлин поступок внутри себя.
* * *Почему Елена Петровна Блаватская оказалась за границей и в конце концов приняла американское гражданство — об этом стоит основательно поразмышлять. Главная причина, которая заставила ее отправиться в дальний путь, вполне тривиальна и не требует отдельных пояснений. «Насильно мил не будешь», — говорят в России умные люди и сматывают удочки.
В случае с Еленой Петровной данное выражение следовало бы перефразировать: «Насильно не полюбишь»; это как нельзя более соответствовало сложившейся ситуации и предлагало единственный из нее выход — стремительное, сломя голову, бегство. Ведь от насилия спасаются либо дав деру, либо дав ему сокрушительный отпор. Не упускайте к тому же из виду, что Блаватская производила впечатление малахольной девушки со своеобразными и сложными представлениями о любви. Между тем существуют недосказанные любовные слова, но межеумочной, промежуточной, половинчатой любви не бывает в природе вовсе.
Она пребывала, если говорить прямо, в любовной истоме. А между любовной истомой и любовью такая же разница, как между землей и небом. Блаватская в письмах Дондукову-Корсакову распахивает душу, чего она почти не делала в 80-е годы, когда перешагнула полувековой рубеж и шла семимильными шагами к всемирной славе. Только в них, в этих письмах, она проговаривается о личном, тщательно спрятанном в памяти и находящемся под грифом «совершенно секретно». Вместе с тем даже князю исповедуется она вполголоса, полунамеками и с надеждой, что он вспомнит сам, как складывалась ее жизнь в молодости, и простит ее прегрешения. Очень важным для понимания истинных причин, заставивших Блаватскую бежать из Тифлиса, является ее письмо от 7 августа 1883 года, посланное Дондукову-Корсакову из Мадраса: «Я никогда ни от чего не отрекалась, и меня никогда не просили убраться из Тифлиса. Оба раза я сама, по собственной воле, уезжала оттуда, потому что на сердце была тоска и душа требовала простора. Никто никогда не понимал, да и не хотел понять, что творится в моей душе. Я никогда не строила из себя непонятную (!) и невинную женщину. Если я в чем-то провинилась, то открыто это признаю: не пристало Ивану на Петра кивать. В юности я казалась, да наверное, и была ненормальной по сравнению с другими. В то время в свете добродетельных женщин было больше, чем недобродетельных, и сегодняшняя госпожа Блаватская в свои пятьдесят лет — и я знаю это наверняка — могла бы выиграть приз Монтиано в состязании с вашими московскими и петербургскими увядшими розами»[150].
Изложим общепринятую «официальную» версию, в которой было заинтересовано все семейство Фадеевых и Витте, включая нашу героиню, а также все их основные благодетели. Согласно этой версии, которую излагает сама Блаватская в устных рассказах, а ее сестра и двоюродный брат Сергей Юльевич Витте в письменном виде, наша героиня для осуществления своего плана бегства из России прибегла к некоторым незамысловатым хитростям, помогшим ей осуществить задуманное. Некоторые технические детали этого плана они, к сожалению, опускают, но его схематичное изложение с прописанием некоторых конкретных деталей все же присутствует. Лёле с ее богатым воображением и ее сестре необходимо было создать у слушателей впечатление смертельной опасности, которой она себя подвергла, совершив в одиночку, без документов побег из России. А ее тетя Екатерина Андреевна Витте пыталась представить внезапное исчезновение племянницы следствием ее авантюрного и взбалмошного характера, а не чего-либо другого. Именно версию матери изложил в своих воспоминаниях Сергей Юльевич Витте.
В этих рассказах все равно с трудом сходятся концы с концами. Главный вопрос, конечно, упирается в деньги. На какие это средства она приплыла из Керчи в Константинополь, подкупила капитана и стюарта, какое-то время жила в Турции? Что это были за деньги, откуда они у нее взялись? Не подворовывала же их помаленьку Лёля у своего мужа, проживая с ним какое-то время под одной крышей? Такое предположение абсолютно невероятно. При всех своих странностях Елена Петровна воровкой в вульгарном смысле этого слова никогда не была. Литературным плагиатом, правда, баловалась, да и то по необходимости, один раз и исключительно по причине своего бедственного положения. К тому же ее совместная жизнь с мужем, как она заявила в письме Дондукову-Корсакову, длилась не три месяца, а год?[151] Тогда дата ее побега значительно сдвигается по времени, и ее новый любовный роман, уже замужней женщины, носит характер не эпизодический, а более-менее постоянный. На это утверждение, впрочем, сторонники официальной версии побега могут возразить, что Елена Петровна имела в виду суммарное время проживания с мужем под одной крышей, куда также вошло ее пребывание в Тифлисе в 1860 году. Однако трудно представить, что в письме князю от 1 марта 1882 года она занималась подсчетом. Все же ситуация у нее была не настолько аховая, как у героя Александра Дюма Эдмона Дантеса, заключенного тюрьмы на острове Ив. У Блаватской не было необходимости вычислять, сколько дней и ночей она провела в неволе. Исходя из ее заявлений, я убежден, происходящие события охватывают 1849–1850 годы.
Возвращение к родным в Тифлис окончательно скомпрометировало Лёлю. Ее репутация до замужества в мнении света уже была сильно подпорченной из-за страстного увлечения князем Александром Голицыным. Замужество списывало добрачные прегрешения. Теперь ответственность за ее поведение целиком перекладывалась на мужа. Что о ней судачили — было, конечно, важно для ее близких, да и она сама тогда не была твердокаменной. Но разве что-нибудь услышишь, находясь чуть ли не в ссылке, на окраине Кавказа, вдалеке от Тифлиса. Лёля, как полагали в окружении князя М. С. Воронцова, постепенно превращалась в добропорядочную супругу серьезного человека. Вот тут-то они основательно ошибались. Впрочем, быть при нелюбимом, но благородном муже означало совсем не то же самое, чем находиться под строгим надзором полиции, как ее дядя Ростислав, с помощью князя М. С. Воронцова наконец-то получивший разрешение жить в Тифлисе. Но и здесь прослеживался каждый его шаг, запоминалось и фиксировалось каждое сказанное слово.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- ЗАПИСКИ СЕЛЬСКОГО СВЯЩЕННИКА - Георгий Эдельштейн - Биографии и Мемуары
- Будда - Александр Николаевич Сенкевич - Биографии и Мемуары / Буддизм / Религиоведение
- Принцессы Романовы: царские племянницы - Нина Соротокина - Биографии и Мемуары
- Вот почему я врач. Медики рассказывают о самых незабываемых моментах своей работы - Марк Булгач - Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература
- Воспоминания. Министр иностранных дел о международных заговорах и политических интригах накануне свержения монархии в России, 1905–1916 - Александр Петрович Извольский - Биографии и Мемуары / История
- Мертвый лев: Посмертная биография Дарвина и его идей - Максим Викторович Винарский - Биографии и Мемуары / Биология
- Почему они убивают. Как ФБР вычисляет серийных убийц - Джон Дуглас - Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература / Психология
- Люди Греческой Церкви. Истории. Судьбы. Традиции - Сергий Тишкун - Биографии и Мемуары
- О судьбе и доблести - Александр Македонский - Биографии и Мемуары
- У стен недвижного Китая - Дмитрий Янчевецкий - Биографии и Мемуары