Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первый сольный сингл Хьюстон вышел в 1985-м, назывался “You Give Good Love” и забрался на верхушку R&B-чарта, а еще – к изумлению ее рекорд-лейбла – достиг третьего места в поп-музыкальном хит-параде. Клайв Дэвис, менеджер, отвечавший за карьеру артистки, говорил в интервью Los Angeles Times: “Мы не ожидали такого мощного кроссовер-успеха”. Хьюстон была дочерью госпел-певицы Сисси Хьюстон, Дайон Уорвик была ее двоюродной сестрой, а Арета Франклин – другом семьи. Но со своим безупречным мощным голосом и четкой артикуляцией, которой научила ее мать, она звучала как поп-, а не R&B-звезда. Журнал Time назвал ее “королевой соула для выпускных вечеров” – противоречивый комплимент, фиксировавший ее популярность, но также рисовавший ее эдакой обыкновенной пригородной девчонкой старшего школьного возраста.
Благодаря техническому мастерству и фотогеничности (Хьюстон ранее работала моделью), а также благодаря тому, что она сама не сочиняла песен, у нее сложилась репутация коммерческого, “несерьезного” артиста. С подобным критическим пренебрежением сталкивается любой музыкант, попадающий в поп-чарты, но случай Хьюстон был особенным – ее прорыв в мир поп-музыки изучали в том числе с точки зрения размежевания с R&B и, возможно, отказа от афроамериканской идентичности. Ориентированный на альтернативный рок журнал Spin писал, что второй альбом певицы, “Whitney”, был “звуковым эквивалентом пластической операции Майкла [Джексона]” (“Просто назвать его банальным, кроссоверным или слишком «выбеленным» – недостаточно”, – продолжал автор рецензии). Сисси Хьюстон вспоминала, что худший момент случился на церемонии вручения наград Soul Train в 1989-м, где Уитни была номинирована в категории “Лучший R&B-сингл в исполнении женщины”: “Некоторые начали свистеть, а с балкона послышался крик: «бе-е-лая, бе-е-лая»”.
Это была жестокая и несправедливая критика, но она явно задела саму Уитни Хьюстон. При записи третьего альбома, “I’m Your Baby Tonight” 1990 года, она решила работать с Лютером Вандроссом, Стиви Уандером и другими музыкантами с безупречным послужным списком в сфере R&B. Ее наставник Клайв Дэвис в мемуарах вспоминал, что таков был их стратегический выбор: “Ассоциировать певицу уровня Уитни с белой музыкой было несправедливо и неправильно, и мы взялись исправить это ложное впечатление. У нас уже был беспрецедентный успех в поп-мире, и теперь мы старались повысить доверие к ней в мире R&B”. Далее он писал о том, как важно было “добиться кроссовер-успеха среди весьма значительной афроамериканской аудитории”, и эта формулировка ловко улавливала нарождающийся тренд: к началу 1990-х динамика отношений R&B и поп-мейнстрима вновь менялась. Певица с поп-идентификацией вроде Хьюстон теперь могла стремиться к кроссоверу иного типа – не к тому, чтобы расстаться с R&B, а наоборот, к тому, чтобы к нему примкнуть.
Для самой артистки желание заслужить “доверие в мире R&B”, по выражению Дэвиса, было связано не только с творческими и профессиональными амбициями. Если верить матери Хьюстон, певица всегда осознавала свою принадлежность к среднему классу и всерьез размышляла о том, не лишает ли это ее определенной части “черной” аутентичности. В старших классах, вспоминала Сисси Хьюстон, ее дочь в какой-то момент “начала хвастаться тем, что выросла в трущобных «панельках»” (что было неправдой). Старшая Хьюстон даже задавалась вопросом, не это ли привело к тому, что ее дочь на всю жизнь связалась с певцом совершенно другого типа: “Возможно, она устала от образа хорошей девочки из среднего класса, которая ходит в церковь. За несколько лет до этого она рассказывала всем, что она выросла в «панельках», – а это был человек, который действительно там и вырос. И он ее выбрал”.
Человека звали Бобби Браун, на протяжении 15 лет он был мужем Хьюстон, она называла его “королем R&B”. С последним были согласны немногие, но титул подчеркивал то, что у Брауна, по мнению Хьюстон, видимо, была более тесная связь с жанром, чем у нее самой – несмотря на то что она была значительно успешнее. Браун – действительно дитя трущоб, и, хотя первый вкус славы он почувствовал в составе бойз-бэнда New Edition, он также воплощал и новый R&B-архетип. Держался он, как правило, развязно и даже грубо, а один из его ранних хитов, “My Prerogative” 1988 года, начинался не с любовных признаний, а с резкого вызова: “Все говорят обо мне этот бред // Почему бы им не оставить меня в покое?” Начиная с 1980-х определять R&B стало возможно еще одним способом – через его оппозицию хип-хопу. Если Лютер Вандросс и Анита Бейкер были согласны дарить своим слушателям “красивую черную музыку”, совершенно не интересовавшую рэперов, и отвлекать их от рутинных проблем и неприятностей, то Браун одним из первых избрал иную стратегию: вместо того чтобы предлагать альтернативу хип-хопу, он предпочел выработать свою версию хип-хопа. Себя он предъявлял фактически как рэпера – просто маскирующегося под R&B-певца; Браун использовал ритм и манеру хип-хопа, чтобы продемонстрировать, что он не просто исполнитель песен о любви. В том же году продюсер “My Prerogative” Джин Гриффин и Тедди Райли, игравший в песне на клавишных, объединили усилия и выпустили одноименный дебют R&B-трио Guy (Райли входил в его состав). Вместе с синглом Брауна этот альбом помог популяризировать гибридный стиль, получивший название нью-джек-свинг и предполагавший, что атлетичный бит фанка и хип-хопа может гармонично сочетаться с меланхоличным R&B-пением.
Эпоха нью-джек-свинга продлилась всего несколько лет – с конца 1980-х до начала 1990-х. Но она произвела на свет несколько запоминающихся хитов – например, “Poison” проекта Bell Biv DeVoe, трио, состоявшего из экс-участников брауновского бойз-бэнда New Edition. Райли вскоре покинул группу Guy и основал собственный проект – Blackstreet, параллельно став одним из самых влиятельных продюсеров в поп-музыке. Нью-джек-свинг был инновационен и неминуем: по мере роста популярности хип-хопа R&B приходилось держать марку. Ровный, вальяжный диско-бит рисовал в воображении картины счастья на танцполе, но теперь R&B перестраивал себя на основе более резких, часто электронных тембров ударных, а также синкопированных ритмов – и то и другое ассоциировалось с более бунтарской ментальностью. Среди тех, кто освоил этот звук раньше всех, была любимая младшая сестра Майкла Джексона,
- Звук. Слушать, слышать, наблюдать - Мишель Шион - Зарубежная образовательная литература / Музыка, музыканты
- Маленькая всемирная история - Эрнст Х. Гомбрих - Зарубежная образовательная литература / История / Публицистика
- После. Что околосмертный опыт может рассказать нам о жизни, смерти и том, что будет после - Брюс Грейсон - Биографии и Мемуары / Зарубежная образовательная литература / Прочая научная литература
- Необитаемая земля. Жизнь после глобального потепления - Дэвид Уоллес-Уэллс - Прочая научная литература / Зарубежная образовательная литература
- Незападная история науки: Открытия, о которых мы не знали - Джеймс Поскетт - Зарубежная образовательная литература / История / Публицистика
- Идеи с границы познания. Эйнштейн, Гёдель и философия науки - Джим Холт - Зарубежная образовательная литература
- Воспитание дикости. Как животные создают свою культуру, растят потомство, учат и учатся - Карл Сафина - Зарубежная образовательная литература / Обществознание / Природа и животные
- Кратчайшая история Вселенной. От Большого взрыва до наших дней (в сверхдоступном изложении) - Дэвид Бейкер - Зарубежная образовательная литература / Исторические приключения / Прочая научная литература
- Скорость мысли. Грандиозное путешествие сквозь мозг за 2,1 секунды - Марк Хамфрис - Зарубежная образовательная литература / Прочая научная литература
- Создание трилогии BioShock. От Восторга до Колумбии - Рафаэль Люка - Зарубежная образовательная литература / Хобби и ремесла