— недаром уже дважды там побывал, а дальше… дальше стало сложнее. Он повернул направо, как указала дежурная, и оказался в небольшом как будто холле, из которого можно было по лестницам уйти наверх влево и вниз направо. Мякин включил логику: «По этим лестницам с дребезжащей каталкой не проберёшься, а вот справа на лифте, пожалуй, можно». 
Мякин подошёл к лифту и нажал чёрную кнопку. Ничего не произошло: ни звука, ни загоревшейся лампочки у кнопки — можно было подумать, что лифт либо обесточен, либо…
 «Не работает», — подумал Мякин.
 — Работает? — услышал он сзади.
 Мякин обернулся: знакомый по утреннему обходу седой доктор по-деловому сверлил Мякина глазами. Мякин не успел ответить, как услышал следующий вопрос:
 — Ужин не понравился?
 — Понравился, — ответил Мякин и подумал: «Что это я сказал, стоя с полной тарелкой еды?» — То есть не очень, — добавил он.
 — Не очень, — согласился доктор. — Но кушать-то можно?
 — Можно, — покорно ответил Мякин.
 Неожиданно двери лифта распахнулись, и доктор жестом пригласил Мякина войти в кабину.
 — Вам, вероятно, в столовую? — спросил доктор.
 — Да, если можно, — ответил Мякин.
 — Можно, — сказал доктор и нажал кнопку с цифрой три, где сбоку на потёртой бумажке красовалась небрежно написанная кем-то цифра четыре.
 Лифт двинулся вверх. Вскорости двери открылись, и доктор констатировал:
 — Столовая.
 Мякин сказал: «Благодарю» и вышел наружу. Тёмный коридор встретил его гулкой тишиной. Мякин огляделся по сторонам. Прямо перед ним оказалась дверь с надписью «Столовая», а ниже виднелась бумажка, приклеенная к табличке липкой лентой. Мякин вплотную подошёл к бумажке и прочёл: «Извините за неудобства: столовая временно переехала на первый этаж».
 Мякин скорее машинально, чем осознанно дёрнул ручку двери. Та легко открылась, и кто-то из полумрака сказал:
 — Ну вот и длинный заявился! Заходи — что в дверях-то стоять?
 Мякин хотел было отступить назад и закрыть дверь, но сильная рука, появившаяся слева, решительно прихватила его за спину, и он, против своего желания, оказался в чужой палате.
 — Да ты, брат, с тарелкой и кружкой! Успел, значит, в столовку забежать? — И тот же голос добавил: — Длинный у нас пострел — везде успевает: и мадаму прихватить, и еду добыть.
 Дверь за Мякиным закрылась, кто-то в углу зажёг ночное освещение, и Мякин разглядел обстановку. Чужая палата была намного меньше мякинской, четыре койки стояли почти вплотную друг к другу по две вдоль стен, оставляя посередине узкий проход. Три койки были заняты не очень симпатичными личностями, а одна — слева у окна — оставалась свободной.
 — Не стой в дверях, садись рассказывай, где сегодня отгулялся?
 Та же рука настойчиво продвигала Мякина к пустой койке. Под этим внешним воздействием он протиснулся к окну, сел на пустую кровать и объявил:
 — Товарищи, я не ваш! Я ошибся палатой!
 — Не дрейфь, длинный, ты среди своих… — Голос напротив добавил ещё пару нехороших слов, и Мякин понял свою ошибку: «Не надо дёргать чужие двери, когда свои есть».
 Некто небритый справа от Мякина произнёс:
 — Да, это действительно не наш!
 — Не наш? — усомнился первый голос.
 Кто-то включил большой свет.
 — А чего к нам заявился? — Голос справа крепко выругался.
 — Я ошибся, — тихо ответил Мякин.
 Тот, что был сзади от него, пробасил:
 — За ошибки платить надо. У нас тут вход пятак, выход — рубь.
 — А вы кто будете? — спросил Мякин. — Больные, что ли?
 — Мы-то — больные, а вот кто ты? Нам интересно бы узнать, — прохрипел небритый.
 Мякин поставил тарелку с кружкой на подоконник и встал.
 — Ну, я пойду.
 — Он, наверное, шизик, — прохрипел небритый и выругался как-то странно для Мякина. Его слова «лысый глаз», которые он прибавлял к каждой фразе, мешали мякинскому восприятию происходящего.
 — Ну так и быть, не наш, двигай отсюда, а еду оставь, лысый глаз!
 — Ты чё, дед, зачем его отпускать? Пусть доложит обстановку, что и как! — Басовитый закрыл Мякину проход. — Если он шизик, нам полезное расскажет. Нам ещё всю зиму здесь куковать.
 — Не впервой, откукуемся, лысый глаз! — возразил небритый.
 Мякин, слушая этот диалог, начал соображать:
 «Странная компания здесь подобралась. Похоже, не больные это».
 — Я вряд ли вам пригожусь, — произнёс Мякин. — Я новенький, меня только вчера сюда взяли.
 Молодой, давно не стриженный, лежавший напротив Мякина, неожиданно проявился простуженным голосом:
 — Новенький, не новенький — значения не имеет. Нам любой шизик подойдёт.
 — А тебя не спрашивают, лысый глаз! — прохрипел небритый. — Ты сам новенький. Первый раз на зимовку определился. Молчи! Заткнись, лысый глаз!
 Мякин сверхвежливо заявил:
 — Братцы, я вам точно не подойду. Я не шизик, я спать не могу.
 — Как это не можешь? — удивился небритый. — Совсем не можешь или только притворяешься?
 — Совсем не могу. Вот уж почти две недели не сплю.
 — Слушай, дед. Нам он точно не подойдёт. Нам без спанья нельзя.
 — Да понял я, понял, лысый глаз! — ответил небритый. — Не шизик он. Совсем не похож. Наш-то Длинный его по шизе за пояс заткнёт.
 — Длинный-то заткнёт, — согласился басовитый. — Да только шастает твой длинный где ни попадя. Сгребут его, выгонят отсюда — тогда и нас попрут.
 — Не попрут, если шизеть будем грамотно, — не согласился хрипатый.
 — Ну, я пойду? — снова спросил Мякин.
 — Да уж иди, лысый глаз! — согласился небритый. — Тарелку-то оставь. Длинный придёт, поужинает.
 Мякин пробрался по проходу к двери и попрощался:
 — До свидания.
 — Прощевайте, — произнёс басовитый. — И не кашляйте.
 Мякин, оказавшись в тёмном коридоре, с трудом обнаружил лифт, нажал на кнопку и долго ждал прибытия кабины. К себе в палату он возвратился поздно, тихонечко прикрыл за собой дверь, аккуратно разделся и прилёг к себе на постель.
 — Гуляете, Мякин? — услышал он шёпот профессора. — А у нас перемены.
 Мякин молчал. Он закрыл глаза и подумал:
 «Хватит мне на сегодня перемен. Достаточно для одного дня».
 — Вам что, совсем неинтересно? — продолжил профессор.
 «Этот неугомонный не отстанет же», — подумал Мякин и ответил:
 — Интересно.
 — Как-то вяло вы говорите, а про себя, небось, подумали, что ерунду какую-то хочет сообщить этот профессор!
 — Я так не думаю, — прошептал Мякин и добавил: — Излагайте.
 — Вот-вот. В этом вы весь и есть, — обидевшись, прошипел профессор. — В этом вашем «излагайте» и кроется весь ваш сарказм. Всё ваше негодование к окружающей среде.
 — Так… — подумал Мякин, — эксперимент с засыпанием, похоже, сегодня у меня не состоится.
 — Вот вы сказали это слово — «излагайте» — с каким-то превосходством, а превосходства-то и нет. Нет, господин Мякин, превосходства, да и не было.
 — Вы перестанете там шептаться? — возмутился бухгалтер. — Уже которую ночь спать не даёте!
 — А и правда, давайте спать, — тихо сказал Мякин.
 Минуты две профессор