Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— То есть?
— Видишь ли… — Августинец вздохнул и повернулся лицом к солнцу. — Дело в том, что никаких следов Хулиана де Прада в компьютере не оказалось в отличие от следов Луиса Фовела. Появились новые ссылки на запросы этого человека, сделанные в 1949 году, 1934-м, а также в 1918-м и 1902 году. К сожалению, более старых регистрационных записей не сохранилось.
— Наверное, вы шутите? — пробормотал я. — Не может быть, чтобы…
— И я подумал то же самое, сын мой! Сначала предположил, что речь, вероятно, идет о родственниках. Например, деда, отца и сына нарекли одинаковыми именами, и в разные годы они приходили в нашу библиотеку, интересуясь одной темой. Бывали такие случаи. Но тогда возникает другая проблема.
— Какая?
— Вчера в середине дня мне удалось разыскать наконец формуляр Фовела, заполненный в 1902 году. Самый ранний из сохранившихся в нашем архиве. К счастью, его микрофильмировали. И сравнив подпись начала века с подписью на бланке 1970 года… — Старик содрогнулся.
— Что, святой отец?
— Я увидел, что они сделаны одной рукой. Боже милостивый, Хавьер. Я не являюсь опытным графологом, но рискнул бы поклясться — обе подписи идентичны! Ты понимаешь, что это значит?
Я вдохнул холодный воздух, остудивший горло.
Если догадки отца Хуана Луиса были верны, некто по имени Луис Фовел упорно пытался получить запрещенный к выдаче в Эскориале манускрипт на протяжении почти семидесяти лет. И если речь об известном мне Фовеле, который выглядел лет на шестьдесят, следовательно, маэстро из Прадо исполнилось по меньшей мере сто десять или сто двадцать лет.
— Невероятно. Наверное, случилась ошибка, святой отец, — возразил я. — Я убежден, что существует приемлемое объяснение.
— Я его не нашел.
— Можно посмотреть на подписи?
— Именно их я и хотел показать тебе, сын мой. Ты понимаешь теперь, почему я не стал обсуждать с тобой эту тему по телефону.
Через десять минут человек, знавший лучше всех библиотеку монастыря, привел меня в свой кабинет, чтобы продемонстрировать невероятные находки. Рабочее место моего спутника ничуть не изменилось с тех пор, как я его видел в последний раз. Оно оставалось тихой гаванью ученого минувшей эпохи, оплотом прошлого, без компьютеров и прочих признаков высоких технологий, разместившись примерно в середине коридора, по которому ходили мимо люди намного моложе святого отца. Заметив нас, все здоровались. И старый августинец отвечал добродушным ворчанием. Затем он указал на громоздкий металлический аппарат, возвышавшийся на приставном столике, уставился на единственный современный предмет в кабинете. Он напоминал колокол, увенчанный короной трубок, штырьков и колесиков.
— Это «типи»[20], — пробормотал отец Хуан Луис, заметив мое удивление. — Раритет эпохи холодной войны. Американцы, продавшие нам его в семидесятых, утверждали, что им эти штуки напоминают жилища индейцев на Диком Западе. На самом деле перед тобой «Рекордак ЭмПеЕ-1», самое надежное в мире устройство для чтения микрофильмов.
Августинец, как я полагал, чуждавшийся технического прогресса, ловко заправил пленку в каретку, наладил протяжное приспособление, нажал выключатель, осветив внутренности колокола, и предложил мне сесть перед широким отверстием, вырезанным сбоку и напоминавшим по форме экран. Копаясь в выдвижном ящике в поисках очков, он произнес:
— А теперь, сын мой, сосредоточься.
Я почувствовал разочарование, когда первый кадр пленки отразился на гладкой поверхности внутри «типи». Начальное изображение выглядело ординарным. Ничего особенного — всего лишь проекция выцветшего от времени бланка с расплывшимся штампом и шрифтом. Судя по дате, заполняли требование накануне гражданской войны в Испании. «Библиотека королевского монастыря Эскориал. Читальный зал. Запрос», — гласил текст.
— Запомни подпись, пожалуйста, — попросил августинец, привлекая мое внимание к нижней части формуляра.
Хуан Луис Кастресана повторил фокус трижды, показав мне бланки с разными датами, охватывавшими период от начала века до конца правления Франко. Когда монах закончил демонстрацию, мое разочарование сменилось головокружением.
— И что? — Он пронзительно посмотрел на меня и прижал указательный палец к губам, напоминая, что мне следует следить за собой.
— Вы были правы, святой отец, — прошептал я. — Теперь я понимаю, в чем затруднение.
На самом деле мне хотелось кричать, но я сдержал эмоции. Если документы являлись подлинными — а я в том ни секунды не сомневался, — августинец только что сделал сенсационное открытие. Было ясно, что перед нами библиотечные требования, оформленные с промежутком в семьдесят лет и подписанные одним и тем же почерком. Выведенная крупными четкими буквами фамилия Фовел выглядела идентично на всех документах, начинаясь удлиненной заглавной «Ф» с завитушками и завершаясь «л» с хвостиком, который вытягивался, словно бич, и разматывал петли вокруг имени. Но как такое возможно?
Я долго сравнивал между собой проекции подписи, самостоятельно раз за разом меняя пленку в аппарате. Смотрел на них, осмеливаясь лишь кивать, чтобы никто из проходивших по коридору сотрудников не понял, чем мы с августинцем занимаемся. И в конце сеанса недоумение мое только возросло, я испытывал удивление и замешательство, вызванное неожиданным поворотом сюжета, и, кроме того, оставалось место для чувств более тягостных — неуверенности и… страха.
— Итак. — Отец Хуан Луис выключил «типи», вновь разложил пленки по коробочкам и оставил их рядом с проектором, не позаботившись о мерах предосторожности. — Спустимся в базилику, не возражаешь? В храме Божьем мы почувствуем себя спокойнее и поговорим.
Уму непостижимо. Едва ли читатель в состоянии представить, до какой степени грядущий разговор изменил все. Вдвоем с отцом Хуаном Луисом Кастресаной мы примостились на скромной скамеечке в конце огромного помещения главной церкви монастыря. Просидели там почти два часа. Сначала шепотом гадали, что все это означает, допускали возможность ошибки, злой шутки или заговора, но не пришли ни к какому выводу. Все гипотезы были несостоятельными, и за продолжительный промежуток времени мы пришли к единому мнению лишь по одному вопросу. Мы столкнулись с явлением, которое оказалось выше нашего понимания. Оно находилось за пределами логики. Между тем мы взвешивали, до какой степени можем открыться друг другу. Наконец наступил момент, когда я все-таки отважился сделать первый шаг. Мне необходимо было кому-то довериться. И я заговорил. Я говорил и говорил, пока не рассказал все.
И я выложил все как на духу, исповедуясь, как никогда в жизни. Поведал отцу Хуану Луису обо всем, что узнал к тому моменту от Фовела. И события, описанные ранее в этой книге, я изложил ему последовательно и методично. В том числе поделился с ним рассуждениями маэстро о влиянии «Apocalipsis nova» на итальянских и испанских живописцев. И особенно подробно передал содержание последней лекции, просветившей меня относительно Босха, Брейгеля, Эль Греко, адамитов и «Семейства любящих» Никлаэса. Я даже признался, впрочем, не без стеснения, что, согласно Фовелу, одним из самых видных членов упомянутых тайных братств и сообществ являлся первый библиотекарь Эскориала дон Бенито Ариас Монтано.
— Вам это о чем-нибудь говорит?
Августинец даже не шевельнулся. Похоже, он не нашел в ворохе сведений, который я на него обрушил, ни одной зацепки, объясняющей ряд неправдоподобных событий, связанных с читательскими требованиями «Apocalipsis nova» Луиса Фовела прежде всего и в меньшей степени — Хулиана де Прада. И старый монах, почувствовав, что мы в тупике, погрузился в молчание. Вскоре спросил, как я лично могу объяснить загадочную историю.
— Только не заводи речь о духах, — предупредил святой отец. — Привидения, сын мой, не выписывают книги в читальный зал.
У меня не нашлось достойного ответа на вопрос. Если бы я знал его! Признаться, мне нечего было ему сказать. И в ту минуту, когда, казалось бы, молодому студенту-журналисту больше ничего не светит, старец вытащил из рукава туза.
— Есть важная проблема, которую мы пока не обсуждали, — промолвил он, скрестив руки на груди и устремив взор на величественный алтарь, возносившийся к сводам центрального нефа базилики.
— Неужели? — угрюмо пробурчал я. Беседа с этим человеком опустошила меня, и я сомневался, что мой мозг в состоянии воспринять даже крупицу новой информации.
— Помнишь, я рассказывал, как искал в оцифрованных архивах библиотечные требования Луиса Фовела?
Я поднял голову и посмотрел в поблекшее от старости лицо святого отца, давая понять, что внимательно слушаю его.
— Так вот, когда я подобрал все его формуляры, а также требования Хулиана де Прада, то увидел, что оба интересовались не только «Apocalipsis nova». Заказывали они и другие документы, причем одни и те же. Снова и снова.
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Считанные дни, или Диалоги обреченных - Хуан Мадрид - Современная проза
- Продавец прошлого - Жузе Агуалуза - Современная проза
- Великий Мусорщик - Кузнецов Исай Константинович - Современная проза
- Рассказы - Хуан Саэр - Современная проза
- Империя ангелов - Бернард Вербер - Современная проза
- Две строчки времени - Леонид Ржевский - Современная проза
- Испытание совести - Хуан Гойтисоло - Современная проза
- У тебя иное имя - Хуан Мильяс - Современная проза
- Осенние цветы - Гао Синцзянь - Современная проза