class="p1">– Багаж будет? – спросила его красавица.
Адам поставил сумку на ленту, девушка ловким движением приляпала к ней наклейки и отправила в неизвестном направлении.
– Собаку беру в салон. Она весит шестнадцать килограммов, – сказал старик, водружая на ленту клетку с Моней.
– Собака не полетит, – заявила регистраторша.
– В смысле? На нее билет, паспорт, документы ветконтроля! – сжался Адам.
– В связи с непредвиденной ситуацией авиакомпания вынуждена была поменять борт. Он не приспособлен к перевозке животных, – отрапортовала красавица.
– Что вы такое говорите? У меня билет, вы отправили в самолет мой багаж. Что же я сделаю с собакой?
– Вам придется расстаться, – равнодушно сказала девушка.
– Вы в своем уме? – закричал Адам Иванович.
– Я сейчас позвоню в специальную службу, ее заберут в приют, как и всех брошенных в аэропорту животных, – безучастно ответила регистраторша.
– Вот сволочи, что делают! – шипела сзади ошалевшие пассажиры.
– Ну так вы летите? Или нет? Принимайте решение! – напирала красавица. – Видите, сколько людей вас ждут!
Адам автоматически снял переноску с ленты и открыл дверь. Моня, пятясь тощим задом, вылез из клетки и боком, не сводя с хозяина взгляда, отошел в сторону.
Змеевидная очередь в могильном молчании расступилась, образовав арену с двумя главными героями. Пес, припадая на правую заднюю лапу, дрожал всем телом. Старик, ослабевший на ту же ногу, постепенно оседал, роняя на мраморный пол бумаги.
Предчувствие предательства висело в воздухе и давило горло невольных зрителей смертельным ошейником. Карие глаза собаки, блестящие от влаги, переполнились, крупные слезы утонули в седой шерсти.
Жгучая боль раскаленным шипом прошла сквозь сердце Адама. Он схватился за грудь, наткнувшись пальцами на мешочек с бриллиантом в кармане рубашки.
– Тибет. – Ангел словно сам выжигал металлом сердечную мышцу. – Ты никогда не увидишь Тибет.
Моня, худой, беспомощный, потерявший веру, медленно развернулся и побрел прочь от стойки с хозяином. Очередь ахнула, расступившись еще раз и пропуская несчастную собаку.
Шаг за шагом, хромая и теряя силы, пес впервые за свою жизнь ковылял в противоположную от Адама сторону. Обрубок хвоста его, торчащий строго вверх, опустился, поджавшись к костлявой попе.
– Нет! – завопила маленькая девочка в толпе. – Не смейте!
Звонкий голос разорвал пелену всеобщего столбняка. Старик вцепился в левый карман и с треском оторвал его от груди. Вместе с куском клетчатой рубашечной ткани в сторону стойки полетел какой-то черный мешочек, а Адам упал на колени и истошно закричал:
– Моня-а-а! Мы никуда не едем!
Пес, не поверив в чудо, обернулся, тряхнул головой и, как дурачок, козлом запрыгал на месте.
Девочка зарыдала. Люди выдохнули, женщины размазывали по щекам слезы. Моня бросился к старику и начал отчаянно вылизывать его лицо. Адам, стоя на четвереньках, заплаканный, целовал кожаный нос, глаза-оливки, мохнатую бородку и седые брови домиком. Кто-то из толпы кинулся собирать разлетевшиеся документы, другие тщетно пытались поднять за подмышки ювелира и отряхнуть ему брюки.
Толстая тетка орала на регистраторшу:
– Вы твари, мрази! Что же вы с людьми-то делаете! Какое же сердце выдержит!
Тощий мужик, напротив, гудел:
– Все верно, всех собак надо на мясо. Нефиг им летать.
Гул негодующей толпы нарастал, превратившись в рев, но Адам уже ничего не слышал. Он вжался в пса, боясь расцепить руки, словно бы Моня, выпущенный из объятий, мог превратиться в воздушный шарик и улететь. Постепенно очередь обтекла их по кругу и, смахнув веником досадный мусор происходящего, погрузилась в свои дела. Старик с собакой выползли за края ограждения и доковыляли до рядов железных кресел.
– Что ж, – вздохнул Адам Иванович, трепля Моню за ухом, – по крайней мере, пятнадцать килограммов твоего корма и четыре мешка лекарств улетели в Тибет. Или как минимум в Индию.
Пес прижался к ноге хозяина, все еще дрожа мускулами и выражая готовность голодать и умирать от болезней, только бы не отрываться от своего человека ни на миг.
Внезапно к ним подбежала девочка из толпы, та самая, что кричала в минуту смятения, и протянула руку старику.
– Дедушка, вы что-то потеряли у стойки, – сказала она, передавая черный бархатный мешочек.
– Ах это, – разочарованно произнес Адам, – оставь себе, милая.
– Нет, – уперлась девчушка, – это ваше. Мама сказала вернуть вам!
Ювелир тоскливо улыбнулся, приняв из теплых ладошек мешочек, и погладил девочку по нежной щечке.
– Береги маму, – прищурился он, – и вообще береги то, что имеешь…
– Ладно, – согласилась малышка и почесала седой Монин затылок. – Вы же его не бросите?
– Никогда, – заверил Адам. – Только смерть разлучит нас.
– Я передам маме, – пообещала девочка и скрылась в многолюдном потоке, мигрирующем от стоек регистрации в залы вылетов.
Старик повертел в руках мешочек, ощущая подушечками пальцев грани бриллианта, взял Моню за поводок и решительно направился к выходу. У двери на него набросились таксисты, предлагая доехать до Москвы по цене авиабилета в Дели. Одного из них, самого настырного, Адам вычленил взглядом и подозвал к себе.
– Надо отвезти по адресу вот этот мешочек и вручить человеку, – сказал ювелир.
– Без проблем, – подтвердил таксист. – Шесть тыщ.
– Не торгуюсь. Рассчитываю на твою совесть.
Адам достал из рюкзака блокнот, дрожащим почерком написал адрес куриного домика, телефон и большими буквами добавил: «МИРА ТХОР».
– Вот это будет написано на кабинете, куда ты передашь мешочек. – Старик вырвал лист и протянул его мужику.
– Это что? Языческое заклинание? – удивился таксист.
– Нет. Это имя женщины, которая знает больше, чем мы с тобой, вместе взятые.
Когда бело-желтая машина скрылась в потоке таких же клонов в шашечку, Адам Иванович снова зашел в аэропорт и направился по указателям к аэроэкспрессу до Москвы.
– Думаешь, совсем дед с ума сошел? – спросил он Моню. – Взял такси и поехал поездом?
Моня посмотрел на него недоверчиво, подтверждая, что именно так и думает.
– Нет, дружище, семейная легенда не врет… Камень проклятый. Исполняет мечту, забирая взамен все самое ценное. Нам с этим бриллиантом отныне не по пути. Пускай Мира стоит перед выбором. Она умная. Она справится.
* * *
Мороз крепчал, предвещая безжалостный декабрь. За окном по́езда проявили испорченную утром пленку и показывали кино во всех оттенках серого. Пепельная крупка снега на полях, припорошенные станции, единичные пассажиры, одетые не по сезону, седое, набрякшее небо, отраженное в свинцовых речушках. На впереди стоящих креслах маячила реклама жарких стран, сверкающих снегом гор и улыбающихся людей. «Будь ближе к мечте!» – призывали плакаты. «Да шли бы вы!» – в сердцах отозвался на них Адам и, уткнувшись лбом в ледяное стекло, сладостно впитывал безысходность грядущей российской зимы.
Возвращаться домой было бессмысленно. Ключи он выбросил, запасные находились у Миры. По уму, нужно ехать в куриный домик, еще две остановки на троллейбусе.
Но Адама почему-то бешено тянуло в закрытую квартиру. Привыкший за последнее время к своим нелогичным поступкам, он поддался внутреннему чувству и поволок Моню к родному подъезду. Пользуюсь тем, что консьержка курила во дворе, не защелкнув входной замок, они вошли и медленно, хромая, переводя дыхание, поднялись на третий этаж.
Около квартиры, упершись лбом в дверь, кто-то стоял. Маленькая крепкая фигура в белом пальто, голубом берете, с ладонями, отчаянно прижатыми к серому дерматину.
Эрдель тихонько зарычал себе под нос, но женщина не отреагировала.
– Вы кого-то ждете? – Адам удивился, как быстро Мира нашла покупателей.
Дама неспешно потерла кулаками глаза и, не оборачиваясь, произнесла:
– Видимо, тебя, дурак.
Голос, родной до мурашек, с хрипотцой, с вечной насмешкой, с нотами независимости и неуязвимости, соперничества и превосходства, ударил юношеской молнией и, поразив все тело, выжег алым клинком старые шрамы на предплечье.
– ДИНА!
Она повернулась, оставив на дерматине двери мокрое пятно на уровне глаз.
– Не может быть… – выдохнул Адам. – Ты плакала? – Он сам захлебнулся слезами, как ребенок, даже не пытаясь их остановить.
– Не дождешься! – попыталась бравировать она. – Ты из магазина?
– Как ты меня нашла? – не реагировал на ее отвлекающие маневры старик.
– Твоя Юлька позвонила Альке и сказала, что ты поперся в Тибет. Мы с Алькой давно дружим. Я и прискакала, пока ты, идиот, не уехал…
– Я уже уехал, Дина! – Он держал ее сморщенное личико ладонями, не в силах насмотреться в пронзительные синие радужки. – Я бы уже летел в Лхасу, если бы не мой Моня! Его не взяли в самолет!
Дина отстранила руки Адама и взглянула на смущенного
