примечательный момент, вы так не думаете? Я вот думаю. Потому что личность убитого затмила для нее сам факт, что он был убит. Возможно, подобным образом ведет себя женщина, виновная в так называемой «неосмотрительности». Но не женщина, виновная в убийстве.
Тем не менее дело было дрянь, и лучше мне не стало, когда сообщили, что на проводе Джефф Уэйд. Я мысленно приготовился к битве с грохотом пушек вокруг. Я сказал в трубку: «Привет, Джефф», и он пророкотал в ответ: «Привет, Берт». В этом его высоком, надломленном и напористом голосе не прозвучало никакой резкости или вибраций, из-за которых пришлось бы держать трубку на расстоянии двух футов от уха. Но было кое-что другое. Когда я сказал ему: «Ты знаешь, по какому поводу я звоню?» – он не ответил так, как обычно отвечал, когда я начинал разговор с какого-нибудь ничего не значащего вопроса. Черт возьми, он не сказал мне: «Денек, значит, хороший?», притворившись, что понятия не имеет, о чем это я, пока не услышит в ответ: «Эй, ты, старый балбес, выключай дурачка и отвечай мне», а затем он должен был сказать: «Ох, так-то лучше» – своим обычным голосом и бодро перейти к сути дела.
Я был в своего рода шоке, услышав, как он бормочет:
– Пу-пу-пу. Так и думал, что ты мне позвонишь. – (Повисла такая долгая тишина, что мне показалось, будто пропала связь.) – Дрянное дело, конечно, Берт. Ты занят?
– Я постоянно занят.
– Ну, я вот о чем подумал… Ты мог бы приехать ко мне где-то к двум часам?.. Я в музее. Хозяйка квартиры этого Пендерела связалась со мной, говорит, у нее есть какая-то важная информация. Плохо дело, Берт. Очень плохо.
И первый раз за все наше знакомство его голос зазвучал по-стариковски.
Глава четырнадцатая
Секрет поваренной книги
Я добрался до музея немногим позднее двух часов. Обед как-то неуютно чувствовал себя в желудке, чего обычно со мной не бывает, а ботинки нещадно жали. Тем временем единственной свежей новостью было то, что отпечатки Иллингворта идеально совпали с теми, что мы обнаружили в лифте; этот лифт какое-то время стоял без дела, поэтому его отпечатки там были единственными, так что с этой частью истории старика все было в полном порядке. Я официально передал Хэдли дело вместе со всеми рапортами. А еще, хоть на дворе и был июнь месяц, промозглая морось больше напоминала октябрь.
Разумеется, двери музея были заперты, однако перед ними выросли как грибы после дождя черные шляпки зонтов. Я не без удовольствия отпихнул парочку, пробираясь к дежурному констеблю; двери мне открыл Уорбертон, дневной сторож Джеффа, гораздо больше походивший на вояку, нежели Пруэн.
Несмотря на то что я бывал в музее несколько раз, представлял я его скорее по описаниям Каррутерса и Иллингворта. В этом искусственном лунном свете все выглядело как-то странно знакомо, даже то, как торчали оглобли повозок на экспозиции, даже отражение бело-голубой потолочной плитки в стеклянных витринах, хотя не думаю, что когда-нибудь расхаживал там во сне. Мне сообщили, что Джефф сидит в кабинете хранителя. Один.
В кабинете было довольно мрачно. Джефф не включил ни одной лампы, единственным источником света там служило открытое окно в уборной, в которое заливал дождь. Однако при всем этом кабинет был довольно просторным и симпатичным. За столом из красного дерева, откинувшись на стуле на колесиках, сидел Джефф, положив на край стола ноги в массивных кожаных ботинках. Он сидел неподвижно и смотрел в сторону окна, из-под седых усов у него торчала сигарета со скрюченным комком пепла, свисающим с ее конца. Тусклый хмурый свет особенно подчеркивал проплешины на его висках и абсолютную пустоту во взгляде. Джефф даже не обернулся, он лишь скрипнул ботинками и кивнул в сторону стула. При всем своем богатстве Джефф одевался у самых дешевых портных, но не потому, что был скупердяем, нет, он отнюдь им не был; дело в том, что он искренне презирал дорогие костюмы.
Я сел на стул, и мы еще несколько минут вслушивались в шум дождя.
– Мы с тобой через многое прошли, Берт, – сказал он наконец.
Помню, что кивнул и сказал: «Ага», точно как тогда в Сомерсете много лет назад, хотя мне годами и в голову не приходило произнести это слово.
– Я тут сидел и думал вот о чем, – каким-то полемическим тоном пробурчал Джефф. – Раньше пиво стоило пять пенсов за литр, и можно было купить его еще теплым, с мускатным орехом. Haec olim[20], или как его там. И вот он ты, помощник комиссара полиции, должность, все дела… Никакой ты не полицейский, Берт.
– А ты никакой не бизнесмен, если дело на то пошло, – сказал я, – но все же миллионер.
– Ох, – согласился Джефф, вдумавшись в сказанное мной.
Он чуть повернулся, пепел осыпался с его сигареты, и он стал тереть виски, щурясь так, словно плохо видел. Если человек, привыкший к очкам, снимает их, его взгляд становится таким затуманенным, ну, вы знаете. Такой взгляд был и у Джеффа, пока он тер виски.
– Полагаю, ты уже знаешь, а может быть, и нет, – продолжил я, – обо всем, что произошло здесь прошлой ночью. Сегодня утром ко мне в кабинет явился человек по имени Уильям Августус Иллингворт и обо всем рассказал.
– Я тоже обо всем знаю, – сквозь зубы процедил Джефф, – Мириам и Джерри рассказали мне все сегодня утром. Наверное, они решили, что обязаны сделать это. Они считают, что попали в большие неприятности, и я не стал их в этом разуверять.
– Неприятности им будут обеспечены. Послезавтра начинается дознание, коронер будет вне себя, когда узнает об этом дурацком маскараде.
Джефф выпрямился. Упоминать при нем о властях, а уж тем более о полиции – это все равно что окатить из ведра злую собаку. Он вновь весь ощетинился. Я не без удовольствия отметил, что он, скорее всего, встанет на сторону детишек и даже особенно их не покусает, лишь бы досадить полиции.
– Вне себя он будет? Вне себя? – спросил Джефф. – Коронер вне себя будет, да? Кто такой этот коронер? Как его звать?
– Пока забудь об этом. Тебе в голову не приходило, что один из этой развеселой компании той ночью убил в музее человека по имени Пендерел?
– Пу-пу-пу… Да, – помедлив, ответил Джефф, – приходило. Полагаю, ничего нельзя сделать, чтобы замять это дельце, или можно? Ввиду того обстоятельства…
– Какого еще обстоятельства?
Он вновь потер виски и ничего не ответил.
– Слушай, Джефф, Мириам имеет к этому
