сделана для Центрального парка культуры и отдыха имени Горького в Москве известная скульптура «Девушка с весом», копии которой широко распространились затем по всей стране. Однако с мечтой о большом спорте и с Институтом физкультуры из-за перенесенной тяжелой болезни пришлось расстаться.
Привлекала внимание в личном деле Веры благодарность ей: «В ознаменование 23-й годовщины Рабоче-Крестьянской Красной Армии и Военно-Морского Флота за активную оборонную работу в сочетании с отличными и хорошими успехами в учебе…» Дата приказа – 22 февраля 1941 года.
А дальше в папке были подшиты письма Вериной мамы Клавдии Лукьяновны, которая упорно, но безуспешно разыскивала свою дочь, пропавшую где-то под Москвой осенью 1941-го. Уж больше пятнадцати лет прошло, как получила мать задушевное письмо командира, сообщившего страшное: «…Ваша дочь, Волошина Вера Даниловна, пропала без вести при выполнении боевого задания в тылу врага».
Как же это – «пропала без вести»?! Что же случилось с ее любимой Веруськой? Где найти хоть какие-то следы?
С болью читая те слезные материнские строки, Георгий Фролов решил откликнуться на них. Пишет письмо Клавдии Лукьяновне в Кемерово. Она в ответ по его просьбе сообщает адреса институтских товарищей Веры и ее боевых подруг – Клавы Милорадовой и Наташи Обуховской. Зовет к себе в гости…
В общем, начинается большая работа – воссоздание жизни и прекрасного образа одной из соратниц Зои Космодемьянской по воинской части 9903. Сюда она была зачислена по направлению комсомола в том же октябре 1941-го. Вместе проходили боевую учебу. Вместе делили напряженные будни на подмосковной базе. Вместе 21 ноября отправились выполнять последнее, как оказалось, для обеих задание.
В тот день в тыл немецко-фашистских войск, действовавших в районе Наро-Фоминска, уходили две группы разведчиков – Бориса Крайнова и Павла Проворова. Линию фронта у деревни Обухово они перешли, объединившись под командованием Крайнова, а Проворов стал его заместителем. Два восемнадцатилетних комсомольца-ярославца, и с ними еще двадцать ребят и девчат. Правда, при переправе через линию фронта один немецким снайпером был ранен, и его пришлось отправить обратно…
Минировали дороги и уничтожали линии связи. Удалось поджечь отдельные постройки, занятые фашистами, в деревнях Якшино и Болдино, забросать гранатами крайние избы, занятые немецким гарнизоном. Однако во время отхода отряд напоролся на незамеченную вражескую пулеметную точку и под огнем распался на несколько частей, потерявших связь между собой.
Вот здесь, у деревни Якшино, и разлучились две боевые подруги – Зоя Космодемьянская и Вера Волошина. Как мы уже знаем, Зоя оказалась в той части группы, где были сам командир Борис Крайнов и Клава Милорадова. Они направились в сторону деревни Петрищево. А осколок отряда, где была Вера, вскоре попадет в фашистскую засаду по дороге между деревней Якшино и совхозом «Головково».
Вместе с Верой находились тогда Александра Воронина и Наталья Самойлович, на глазах которых подруга была сражена вражеским огнем. Вытащить ее не удалось. И у Али с Наташей сложилось твердое убеждение, что тут Вера и погибла. Хотя ведь они не хоронили ее – отсюда то самое «пропала без вести»…
Но оказалось, Вера была не убита, а ранена и попала в лапы к фашистам. После жестоких допросов и пыток ее казнили. В тот же день 29 ноября 1941-го, что и Зою. Может быть, даже в один час. Всего в десятке километров от нее. И только спустя много лет Георгий Фролов буквально по крупицам собрал воедино картину того, что произошло с Верой и как погибла она.
В Головково многие старожилы знали, что поздней осенью 1941-го немцы повесили здесь на придорожной иве неизвестную девушку. Спустя время местные жители ее и похоронили. Между собой называли: «наша партизанка». Но имени не знал никто, да и каких-либо других подробностей – тоже. Ведь захватив совхоз, немцы выгнали почти всех жителей из их домов, и они ушли в лес, где кое-как перебивались в шалашах и землянках. Так что девушку они увидели уже повешенной, после освобождения этих мест.
И все-таки разыскал Фролов неподалеку от совхоза, в поселке Скугорово, одну женщину – Александру Федоровну Звонцову, которая пролила некоторый свет на многолетнюю тайну. Когда немцы пришли, она жила в Головково и ждала ребенка, потому не могла уйти в лес в таком положении. Оставалась с Александрой мама, ухаживавшая за дочерью. Немцам было сказано, что в этой избе больная, они боялись заразы и не заходили сюда.
Однажды мать, которой приходилось отлучаться в поисках съестного, вернулась домой потрясенная:
– О, дочка, что я видела сейчас! На моих глазах немцы только что повесили молоденькую девушку. Привезли ее, бедную, на машине к иве, а там петля уже болтается на ветру. Кругом немцы собрались, много их было. И наших пленных, что работали за мостом, тоже пригнали…
Дальше Г. Фролов воспроизвел рассказ матери Александры Федоровны Звонцовой – так, как он дочери запомнился:
«Девушка лежала в машине. Сначала не видно было ее, но когда опустили боковые стенки, я так и ахнула. Лежит она, бедняжка, в одном исподнем белье, да и то оно порвано, и вся в крови. Два немца, толстые такие, с черными крестами на рукавах, залезли в машину, хотели помочь ей подняться. Но девушка оттолкнула немцев и, уцепившись одной рукой за кабину, поднялась. Вторая рука у нее была, видно, перебита – висела как плеть. А потом она начала говорить. Сначала она говорила что-то, видать, по-немецки, а потом стала по-нашему.
“Я, – говорит, – не боюсь смерти. За меня отомстят мои товарищи. Наши все равно победят. Вот увидите!”
И девушка запела. И знаешь, какую песню? Ту самую, что каждый раз поют на собраниях и по радио играют утром и поздно вечером.
– “Интернационал”?
– Да, эту самую песню. А немцы стоят и молча слушают. Офицер, который командовал казнью, что-то крикнул солдатам. Они набросили девушке петлю на шею и соскочили с машины.
Офицер подбежал к шоферу и дал команду трогать с места. А тот сидит, побелел весь, видать, не привык еще людей вешать. Офицер выхватил револьвер и кричит что-то шоферу по-своему. Видно, ругался очень. Тот словно проснулся, и машина тронулась с места.
Девушка еще успела крикнуть, да так громко, что у меня кровь застыла в жилах: “Прощайте, товарищи!” Когда я открыла глаза, то увидела, что она уже висит».
Вот и все, что рассказала моя мама.
Александра Федоровна замолчала. По ее щекам текли слезы.
– Позднее, когда поправилась, – сказала она, – я ходила к дереву. Видела девушку я и тогда, когда ее хоронили. Эта та самая, что у вас на фотографии…»
Да,
