Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Это я. Ты слышишь меня? Приезжай...
Глава 15
Перед Катей лежал лист - копия выписки из регистрационной книги детского дома № 680, где когда-то находился младший сын актрисы.
"...В результате тяжелого психического потрясения Дмитрий Голиченко был доставлен в больницу в бессознательном состоянии. Проведенный курс лечения дал положительные результаты. Было решено направить его в детский дом в связи со смертью матери и отсутствием ближайших родственников. Дальнейшее наблюдение со стороны врачей детского дома показало, что мальчик нуждается в более тщательном обследовании. Временами случаются тяжелые провалы в памяти, слуховые и зрительные галлюцинации. Однако, учитывая, что легкое психическое расстройство не представляет угрозы для остальных проживающих в детском доме, считается возможным оставить его в вышеупомянутом заведении".
Катя аккуратно подколола копию к чистому листу бумаги. Она взяла в руки другую выписку, из регистрационной книги детского дома № 165.
"...Иннокентий Голиченко обладал агрессивным, неуживчивым характером, некоторые случаи заставили обратиться с просьбой к дирекции дома принять соответствующие меры. Однажды сильно избил восьмилетнего мальчика и запер в подвале, привязав к водопроводным трубам...
...Любил разыгрывать воспитательниц, оставляя в карманах их одежды записки угрожающего характера. Так, Раисе Олеговне написал: "Я хочу ласкать твою шею руками, хочу почувствовать ее мягкость и теплоту, биение жилки... " Сначала все отрицал, потом признался, раскаялся в своем поведении. Больше такие случаи не повторялись..."
...Повторялись, повторялись. Письма Элле Гурдиной. Он хотел сдавить шею Элле, только ей... Убийца, испугавшийся в последний момент и передумавший идти на столь долгожданное для него свидание.
"...Был усыновлен".
Катя не верила своим глазам. Усыновлен в четырнадцатилетнем возрасте! Кем?! Она с досады швырнула бумаги, и они кружась слетели на пол. Катя взяла телефонный справочник, но поняла, что ей надо искать информацию в другом месте.
- Да, я хорошо его помню. Он был каким-то странным, жестоким. Я только что пришла сюда работать. Это было больше тридцати лет назад. Мне было тогда... да, двадцать три года. Я была рыжей, худенькой.
Катя смотрела в ярко-синие глаза Раисы Олеговны. "Рыжая, худенькая..." - Он меня сразу невзлюбил. Дразнился, старался сделать какую-нибудь гадость.
- Какую, например? - Они шли по асфаль-тированной дорожке, окаймленной аккуратным бордюром.
- Вы думаете, я помню? - пожилая женщина мягко улыбнулась Кате. - Я научилась забывать плохое, разве можно иначе, работая здесь, с детьми. У каждого своя боль, страдание. Я помню только странную записку, она меня сильно напугала. А однажды даже... - женщина покачала головой, - не знаю, рассказывать вам или нет. Я спала, и мне показалось, возможно, только показалось, я будто сквозь сон почувствовала чьи-то руки на своей шее. Может быть, я просто была взволнована, находилась под впечатлением этой записки.
- А что в ней было? - Кате хотелось услышать ее содержание от той, кому она предназначалась.
- Что-то жуткое. Он писал, что ему хотелось бы ласкать мою шею, видеть, как из нее брызнет кровь. Но теперь я понимаю, что к детским фантазиям нельзя относиться серьезно.
"Это была не только фантазия, - подумала Ка-тя. - Характерно, что в копии выписки ни слова не сказано о крови, которая должна была брызнуть из шеи, - видимо, персонал детского дома счел эту фразу слишком дикой, вызывающей".
- А что еще вы можете сказать о нем?
- Почему-то он очень хотел стать актером. Он находился под сильным впечатлением от чьей-то игры. Впрочем, по-моему, его мать была актрисой. Всего уже и не упомнишь, - извиняющимся голосом добавила женщина, - сколько лет прошло.
- У вас потрясающая память, - искренне сказала Катя, - это просто удивительно - помнить такие детали спустя тридцать лет...
- Я пропускаю каждого ребенка через себя, они уходят, а я остаюсь, я помню их, иногда даже мысленно разговариваю с ними. И они меня не забывают, иногда приезжают, присылают подарки и открытки. Так вот, он все время пытался кому-то подражать, наверное, матери. Разыгрывал перед нами отрывки из пьес. Мы, правда, плохо понимали его. Он так старался, а у него ничего не получалось. Он старался, но... это выходило неуклюже, неловко. Мы переглядывались и прятали улыбки, а он сердился, приходил в ярость. Знаете, у детей такое часто бывает - склонность к игре, мистификациям... С годами это проходит.
"Это превратилось в настоящую страсть, на-важдение..."
- А он когда-нибудь рассказывал о своем прошлом, о семье?
- По-моему, нет. Он никогда не говорил о своем брате. Если бы мы не знали этого, то нам никогда бы и в голову не пришло, что у него есть брат.
- А почему их сразу не отправили в один детский дом?
- Я помню, что была какая-то страшная история, он накинулся на брата и стал кричать, что не будет жить рядом с убийцей. Тяжелый был мальчик, трудный, - женщина вздохнула.
- У вас сохранились фотографии?
- Да, в личных делах. Пойдемте, я покажу их вам.
В небольшой комнате пахло смородиновым листом и крыжовником. Около окон висели связки сушеных грибов.
- Делаем запасы, - Раиса Олеговна вынимала из шкафа черные папки и складывала их в стопку. - Старые дела, сейчас найду.
- Какая душистая смородина.
- У нас сад небольшой. Все сами выращиваем, помощи ниоткуда не ждем.
- Спонсоров нет?
- Сколько их, домов детских, в России, а сколько спонсоров? То-то и оно. А потом, это чаще всего во время предвыборной кампании делается, когда надо объявить народу, что ты заботишься об обездоленных и сирых. Показуха одна. А мы живем. Вот, нашла, смотрите.
С фотографии на Катю смотрел темноволосый мальчик с напряженным взглядом. Она видела его явно в первый раз. Он не напоминал ей никого. Обыкновенный мальчик, каких тысячи. Мальчик-убийца, в столь юном возрасте познавший вкус крови.
Неожиданно всплыли в памяти слова чудовища Чикатилло, который на вопрос, зачем он убивал и пил кровь своих жертв, ответил: "Эх, начальник, если бы ты хоть раз попробовал..." Иногда ненависть, вспыхнувшая в детстве, преследует всю жизнь, и хочется избавиться от нее любой ценой...
- А вот фотография его младшего брата в пят-надцатилетнем возрасте. Фотографию нам прислали, когда Кеши здесь уже не было. - На Катю смотрел Рудик. Это был, без сомнения, он. Под другим именем.
- А кто усыновил Кешу? Никакой информации об этом нет?
- Тайна усыновления. Я только помню, что у них погиб сын, очень похожий на него.
Наступило молчание. Небо постепенно светлело, золотистый свет разливался над верхушками деревьев.
- Вы когда-нибудь пили сбитень?
Катя подняла на Раису Олеговну удивленные глаза:
- Н-нет.
- Значит, вы не россиянка. Давайте я вас угощу. Аромат - с ног сшибает.
***
Его мысли все чаще и чаще возвращались к несостоявшемуся свиданию. Только подумать, что оно могло закончиться... его смертью. Правда, он когда-то близко видел смерть. Очень близко. Воспоминания вставали перед ним такими яркими, ожившими картинами, словно все это было вчера, а не много лет назад.
Он хорошо помнил это темно-бордовое платье. Оно навсегда врезалось ему в память, и он не мог вытравить из нее переливы бархата и блеск фальшивых жемчужин. Большие темные глаза матери смотрели на него с презрением. За кулисами в перерывах или после спектакля она всегда торопливо пропускала стаканчик-другой и выходила на поклоны уже раскрасневшаяся, бессмысленно улыбаясь и прикрывая глаза. Он не ходил на ее спектакли. Его буквально выворачивало от приторно-сладкого запаха искусственных цветов и пудры, которой мать обильно посыпала лицо, отчего оно было похоже на японскую маску.
В тот день она сидела в своей гримерной, уронив голову на руки. Она даже не услышала звука его шагов. Однако, почувствовав чье-то присутствие рядом, пошевелилась. Наверное, подумала, что это кто-то из поклонников или знакомых. Его охватила животная злость. Он уже и не помнил, зачем пришел сюда. Перед глазами стоял какой-то туман. Он подошел ближе. Мать была мертвецки пьяна. И тогда он увидел ЭТО, почти игрушечный ножик из театрального реквизита. Но он знал, что нож - настоящий. Он взял его и медленно провел по лезвию пальцем. На нем выступила кровь...
...Теперь он знал, что надо делать. Затаив дыхание, он на цыпочках подошел к матери почти вплотную и взял ее за руку. Рука была теплой и безжизненной. Мать что-то пробормотала, но он не разобрал слов. Он поднес руку к свету и... точным, рассчитанным движением сделал несколько надрезов на вене, которая вздулась около запястья. Быстро отпустил руку и взял другую...
Никто ничего не видел, но все это было очень опасно... И тут он вспомнил о другом мальчике, чьи глаза неотрывно смотрели на театральную сцену. Глаза, полные обожания и восторга. О мальчике, который пропадал в театре все дни. Наверняка он и сейчас где-то рядом. Надо во что бы то ни стало разыскать его, пока есть время.
- Естественное убийство – 3. Виноватые - Татьяна Соломатина - Детектив
- Два раза в одну реку - Екатерина Островская - Детектив
- Семь понедельников подряд - Татьяна Рябинина - Детектив
- Чушь собачья (сборник) - Светлана Алешина - Детектив
- Занавес упал - Дмитрий Видинеев - Детектив
- Иллюзия - Максим Шаттам - Детектив / Триллер / Ужасы и Мистика
- Случайная жертва - Алла Холод - Детектив
- Сверх отпущенного срока - Екатерина Островская - Детектив
- Третий король - Джо Алекс - Детектив
- Бумажный занавес, стеклянная корона - Елена Михалкова - Детектив