Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Много их… раненых?
— Ужас! И почти все — с Западного фронта.
— Летчиков… много?
Не ответив, спросила;
— А ты где? Вижу по форме — лейтенант… летчик.
— Я, Рита, приехал в Москву лишь на денек-другой за назначением в действующую. Завтра должен получить направление в авиаполк. «После такого ответа, — облегченно подумал он, — остается одно — наседать и наседать на кадровика: завтра, и ни днем позже!» Стряхнув с рукавов снег, спросил: — Ты спешишь?
— Все мы теперь спешим. Просто не хватает времени ни для занятий, ни для дежурств, тем более для себя. Впрочем, сегодня выпал свободный часок: бегу домой стряпать. — Она приподняла хозяйственную сетку-авоську, в которой лежал газетный кулек с выпиравшими из него макаронами.
— Я тебя провожу.
Запорошенные снегом, они пошли рядом и первые десяток шагов молчали: Тимур думал о полковнике-кадровике, которого, безусловно, день-деньской атакуют и требуют срочной отправки в действующую армию, а Рита думала о нем, о Тимуре, и о таких же, как он, молодых летчиках, лежавших в госпитале с обгорелыми лицами и руками; о них она ему ничего не сказала.
Тимур поинтересовался:
— Кого из наших ребят видишь?
Ответила не сразу, словно припоминала, кого и когда она видела.
— Интересуют только ребята?
— Не будь придирой, как классная санитарка. Ты всегда перед уроками стояла в дверях класса и придирчиво разглядывала наши руки. Особенно у мальчишек. Помнишь?.. Я говорю вообще.
— Так вообще… На днях видела Веру. Разве с ней еще не встречался? Странно. Она тоже днем учится, а по вечерам дежурит. Только на крыше.
— Почему на крыше? На какой крыше?
— Сразу видно человека, оторвавшегося от земли. Летчик! Что такое немецкая зажигалка, знаешь?
— Представляю.
— Ты представляешь, а она, как и другие москвички, охраняет по ночам свой дом от этих проклятых зажигалок… Румянцева как-то встретила. Бравый такой, командует артиллеристами. В тот день он уезжал со своей частью на фронт, куда-то под Москву. О Севе и Бобе Воздвиженских вспомнил: они, говорит, тоже воюют, но в разных армиях — огорчены, что их разобщили. Лева Гербин где-то на севере, об этом мне Жорик сообщил. Да и сам наш староста не вынес университетской тишины, запасся еще одними очками (на всякий случай) и добился зачисления в ополчение… Кого же еще встречала? — Складочка прорезала переносье.
Тимур слушал и думал: «Специально с Веры начала, но с ней я встречусь только тогда, когда получу назначение… А то что же получается?! Румянцев, близнецы, Левка на фронте, сама Рита дежурит по ночам в военном госпитале, а Вера воюет с фашистскими зажигалками, а ты, летчик-истребитель, сдал предписание в управление ВВС, но до сих пор не знаешь, когда и куда тебя назначат». И почти машинально спросил:
— Почему о Юрке ничего не скажешь?
— О Клоке? А разве ты с ним не переписываешься?
— Переезды… Как-то потерялась у нас связь. И не только с ним.
— Эх вы, друзья!
Упрек чувствительно ужалил Тимура: действительно, кто виноват, что с Юрием, Вадиком и Львом у него прервалась связь? Никто. Сам виноват. Да обстоятельства. Рита призналась:
— С Юрой переписываюсь. Почти регулярно. Пишет и Климентьев. Он твой коллега — военный летчик. Тоже недавно уехал в какую-то авиачасть. А от Юры последнее письмо получила, по его намекам, из тылового городка. Прислал вырезку из газеты — его статейку напечатали, — из которой узнала, что он старший сержант, помощник командира взвода и готовится со своими бойцами в скором времени отправиться на фронт. — Помол-чан, другим, притухшим голосом предположила: — Скорее всего, он уже в окопах, на передовой. И стоять он со своими ребятами будет до последнего… Часть-то их — точно знаю — чекистская!
«С чем и поздравляю тебя, товарищ лейтенант, — продолжал он болезненно реагировать на каждое сообщение Риты. — Все… буквально все на фронте — и Вадька-летчик, и Юра-чекист, и даже ополченец Жорка-очкарик! А ты — полюбуйся на себя со стороны! — неторопливо вышагиваешь по мягко заснеженной улице довоенной походкой беззаботного отпускника и со спокойной совестью слушаешь, как твои школьные товарищи воюют». Он внезапно остановился — под каблуками заскрежетал вдавленный в тротуар снег. Замер и спросил себя: «А почему завтра? Сегодня же!»
— Рита, извини. До конца не смогу тебя проводить. Понимаешь, мне срочно надо быть в одном месте.
— Понимаю, Тим. — И глаза ее на худом, бледном лице заметно расширились.
— До свидания, Рита, желаю тебе побольше учебы и поменьше раненых.
— О, если бы так, я была бы самой счастливой студенткой и сестрой милосердия! До встречи, Тим, все мы должны снова встретиться — и девчонки и мальчишки. Слышишь — все! — и ожгла ему поцелуем рдеющую от волнения щеку.
Он хотел подтвердить, что, конечно, все они после войны обязательно соберутся, как тогда, у того же Гербина… Но она уже была далеко, за все еще мечущейся на ветру завесой снегопада.
Тимур круто развернулся и почти побежал. Мысли работали учащенно, рождая новые, убедительные доводы. «Я должен расшевелить полковника, пусть он хотя бы на минуту проснется и тогда поймет, что совершенно невозможно откладывать назначение — и мое и ребят».
Когда Тимур вторично, уже к концу рабочего дня, появился в кабинете кадровика, то тот безучастно спросил:
— Слушаю вас, товарищ лейтенант. Что-нибудь забыли?
— Да, я забыл дополнить к своей последней просьбе несколько важных слов.
— Слушаю.
— Как следует из документов моих, Микояна и Ярославского, мы летчики-истребители. Нам хорошо известно, что именно такие летчики сейчас, даже в данную минуту, позарез нужны фронту. От имени троих прошу вас незамедлительно назначить в истребительный авиаполк, действующий на Западном фронте, под Москвой. Для нас это важно… И было бы справедливо, если бы такое назначение оформилось сейчас же, при мне.
После такой запальчиво произнесенной речи, казалось, кадровик протрет глаза и без проволочек оформит направление. Но для полковника «несколько важных слов» прозвучали холостыми выстрелами. Он стереотипно повторил то, что сказал при первой беседе.
Хотелось закричать, стукнуть по столу кулаком — чего раньше не замечал за собой, — но он вовремя остудил вспышку, приговаривая мысленно: «Спокойно, только не теряй самообладания… Может, здесь так проверяют твою выдержку?» Домой, однако, пришел к вечеру наэлектризованный: походил взад-вперед в своей комнате, а мысли вновь и вновь возвращались в кабинет полковника-кадровика.
«Нет, тут что-то не то… Посмотрим, что он завтра нам скажет троим». Потом вышел, прислушался к непривычной в этом доме тишине.
Квартира пустовала. Лишь Лидия Ивановна опускала на окнах черные бумажные шторы, зажигала в коридоре и столовой электричество — в люстрах вспыхивали неяркие
- Белые призраки Арктики - Валентин Аккуратов - Биографии и Мемуары
- Пункт назначения – Москва. Фронтовой дневник военного врача. 1941–1942 - Генрих Хаапе - Биографии и Мемуары
- Генерал Мальцев.История Военно-Воздушных Сил Русского Освободительного Движения в годы Второй Мировой Войны (1942–1945) - Борис Плющов - О войне
- Оно того стоило. Моя настоящая и невероятная история. Часть II. Любовь - Беата Ардеева - Биографии и Мемуары
- Тимур и его небо - Лариса Северикова - Биографии и Мемуары
- Красные и белые - Олег Витальевич Будницкий - Биографии и Мемуары / История / Политика
- Испытание огнем - Михаил Калашник - Биографии и Мемуары
- Джордж Байрон. Его жизнь и литературная деятельность - Николай Александров - Биографии и Мемуары
- Штаб армейский, штаб фронтовой - Семен Павлович Иванов - Биографии и Мемуары / Военная история
- Офицерская баллада - Тимур Максютов - О войне