Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Иншалла, – ответил он серьезно.
6
Мы устали и были голодны. Но все же я прежде всего решил воспользоваться телефоном: мысли об Изе не давали мне покоя. Я решился даже позвонить из автомата, конечно, предварительно подстраховав его. По специальной связи по-прежнему слышались одни лишь помехи. Набрал номер. Мне ответили:
– Реан.
– Ффауст. Необходимо вмешательство. Вплоть до временной изоляции. Любым способом.
– Ясно. Кто?
– Картотека съезда.
– Номер?
– Не знаю. Фамилия: С и Л независимо.
Там секунду помедлили.
– Р и И соответственно как адрес?
– Все верно.
– Принято.
– Это – первое. Второе: рассмотрите вопрос о привлечении телевидения. По моей информации, его глава настроен весьма отрицательно. Это проблема.
– Будет доложено.
Вот так-то, Изя, – подумал я. – Если я и ошибаюсь насчет тебя, то в таком деле лучше пересолить. Не взыщи. Да и сам виноват. Я же только устраиваю тебе свидание – хотя и не совсем то, о котором ты просил…
Ибо сказано в суре «Корова», айяте сто двадцатом: «Господи! Сделай это страной безопасной и надели обитателей ее плодами».
Но еще прежде, в айяте сто восемнадцатом, говорится: «Не объемлет завет Мой неправедных».
Значит, быть посему.
Глава шестая
1
С утра и до самого последнего момента я сомневался: ехать ли мне на похороны или воздержаться. Здравый смысл был против: возле кладбища или на нем каждый человек может стать легкой добычей снайпера или подрывника, как это уже не раз бывало. В конце концов, дело было не в моей жизни, хотя и она представляла для меня определенную ценность; я сейчас работал не на себя, и даже не только на редакцию «Добрососедства», и зависело от меня в ближайшее время куда большее, чем статьи в моем журнале или даже серия в тех изданиях, которые сулил мне Стирлинг. Поэтому рассудок категорически запрещал мне сделать хоть один шаг в направлении кладбища, чтобы не стать преждевременно одним из его постоянных (как мы легкомысленно полагаем) обитателей.
Однако нормальный человек никогда не повинуется одному лишь разуму – так же, как не действует и исключительно под влиянием эмоций, не считая разве что редких случаев. Над ним властны и чувства, и подсознание; и когда они объединяют свои усилия, логике действий приходится сдавать позиции. Ведь не она же, в конце концов, приводит преступника на место преступления и – нередко – на похороны жертвы; я не убивал Ольгу, но беспристрастный суд наверняка признал бы меня невольным соучастником. В уголовном праве есть также такое понятие, как убийство по неосторожности: когда виновный не предусмотрел возможных роковых последствий своих действий, хотя мог их предусмотреть – если бы подумал хорошенько. Я не подумал, я был виноват – перед Ольгой, перед Натальей, перед самим собой, наконец. Может быть, ощущение вины и тянуло меня на похороны?
Но не оно одно. Как сказано – предоставим мертвым погребать своих мертвецов; но о живых-то думать надо? Я и думал – о Наталье, о том, что сегодня ей будет тяжелее, чем когда-либо раньше в жизни. Насколько я мог судить по нашему кратковременному знакомству, она была одиночкой по характеру; вообще таким жить легче, чем прочим – но только не в пору душевных потрясений, когда тянет на кого-то опереться. Конечно, у нее, по ее словам, есть друзья – точнее, друзья покойной Ольги, вечная ей память. Но именно на друзей в таких обстоятельствах особо рассчитывать не приходится: они слишком явственно напоминают о потере, не заживляют раны, но бередят. Нужен кто-то почти посторонний, непривычный, нужен рыцарь на час, который выслушает, утрет тебе слезы – и скорее всего бесследно исчезнет, так что некому будет напоминать тебе о проявленной слабости…
Иными словами – ей там буду нужен я.
…Вот таким образом я играл в прятки с самим собой, в глубине души прекрасно понимая, что вовсе не желание приобщиться к рыцарскому ордену влечет меня на Востряковское кладбище, и не деловые соображения, которые тоже нельзя было отмести просто так, но нечто совершенно другое: желание увидеть Наталью, побыть около нее. Не думал, что я еще подвержен таким слабостям. Но всякому свойственно переоценивать свои силы. И поэтому, строя в уме подобные логические и совершенно алогичные конструкции, я успел надлежащим образом одеться и, убедившись, что я в полном порядке, вышел, проверил машину, сел и, сделав контрольный круг по Дорогомиловской, Кутузовскому и Лукоморскому (бывшему Украинскому) бульвару, взлетел на эстакаду и, взобравшись в конце концов на третий ярус движения, магистраль СВ-ЮЗ с разрешенной скоростью сто в час, уже через полчаса, покинув трассу, уходившую дальше к Солнцеву, снизился и в результате нескольких простых маневров оказался близ кладбища, куда, собственно, и направлялся.
Площадка перед кладбищенскими воротами была более чем наполовину заполнена машинами, среди которых попадались и престижные; разумеется, далеко не все приехали сюда, чтобы проводить Ольгу, а может быть, и все они были тут совсем по другим поводам. Я встал несколько поодаль, вылез, запер машину, в последний раз окинул себя взглядом при помощи левого зеркальца заднего обзора. Я был в совершенном порядке – без единой морщинки, с прекрасным цветом лица, свидетельствовавшим о молодости и здоровье, с густыми светлыми волосами, собранными на затылке в пышный хвост, высокий, широкоплечий – благодаря специальному покрою пиджака и шестисантиметровым внутренним каблукам лихих ковбойских сапожек (хотя и вышедших в очередной раз из моды, но в нынешних обстоятельствах очень полезных); они причиняли немало неудобств, но я привык. Разумеется, находясь лицом к лицу, можно было бы понять, где кончается искусство и начинается судьба; но в оптический прицел – испытано не раз – увидеть разницу не удастся. Для присутствующих, таким образом, меня здесь не было – за исключением тех, кого – и если – я сочту нужным посвятить в свой маскарад.
Видимо, я поторопился и приехал слишком рано: ни Натальи не было видно, и никого другого из тех, кого я предполагал тут встретить. Я отошел в сторонку, поближе к забору, закурил, что означало, что внутреннее волнение не оставило меня, как я ожидал, но, напротив, даже усилилось немного, хотя – с чего бы, если подумать? Мало ли людей приходилось мне провожать в последний путь? Славно будет, если на мои похороны соберется столько…
Машины подъезжали и отъезжали, возникали и исчезали люди. Хотя день был будний, пришедших навестить могилы было немало: после весны, когда здесь стояла жирная грязь, погода лишь недавно дала возможность привести в порядок места последнего упокоения. Я ненавязчиво оглядывал публику, стараясь угадать, кто из них имеет, может быть, отношение к проводам Ольги. Пока что не удалось с уверенностью отметить никого – хотя нет, вот этот, только что вылезший из «Субару» (не патриот, значит), был мне определенно знаком. Или нет? За столько лет люди меняются… Нет, он, точно. Северин, до которого я так и не дозвонился. Компьютерный бизнес и все такое прочее. Хотелось бы, кстати, узнать поточнее: что именно «прочее»?
Я было подумал, что стоит подойти к нему, поздороваться; но тут же отверг эту мысль как совершенно негодную. С первого взгляда он меня не узнает, а когда я назовусь – обязательно станет громко интересоваться причиной маскарада; но не ради же этого я так славно поработал над своей внешностью! Присмотрим-ка лучше за ним. Останется ли он в гордом одиночестве, или к нему подойдет кто-нибудь?..
Подошел он сам. Не ко мне, разумеется: к группе из четырех человек, что стояли наискось от меня в противоположном углу площадки. Их я не знал, а разглядывая, принял за профсоюзников некрупного масштаба; сам не знаю, почему именно за профсоюзных функционеров, а не, скажем, чиновников из Счетной палаты; было, наверное, в их лицах что-то такое. Видимо, я ошибся в их оценке, раз уж Северин направился к ним: сено, как известно, к коню не ходит. Они поздоровались за руку; я следил, с кем Северин обменяется рукопожатием в первую очередь. Тот стоял ко мне спиной – крупный мужчина, волосы с легкой проседью. Здороваясь – повернулся, и я смог взглянуть в его лицо. Ого! Очень интересно. Господин полковник Батистов. Тот самый знакомец, старый приятель, которому я звонил после того, как в меня стреляли. Fabelhaft,[6] как сказал бы я, будь мы сейчас в Германии. Вот, значит, из какого профсоюза мужички. Что же это значит? По какому поводу Ольге такой почет? Только ли в память ее покойного отца? И не есть ли это те самые друзья, которые во всем должны были помочь и на кого она так рассчитывала? Похоже, так оно и было.
Очень хорошо. Вот уже два собеседника возникли для меня; но с ними разговор будет не сейчас, а попозже. Пока же лучше всего – сохранить позицию независимого и ненавязчивого наблюдателя, не пользуясь тем, что их присутствие гарантирует определенную безопасность: раз уж такие люди здесь, то за забором, по пути к могиле и вокруг нее наверняка расположились люди, обеспечивающие спокойствие. Правда, не мое. Трудно угадать, каким был сейчас мой статус в Службе, к коей принадлежал Батистов, но вряд ли я там числился в друзьях-приятелях. Так что лучше потерпим еще немного до полной ясности.
- Срубить крест[журнальный вариант] - Владимир Фирсов - Социально-психологическая
- Дорога в сто парсеков - Советская Фантастика - Социально-психологическая
- Тело угрозы - Владимир Михайлов - Социально-психологическая
- КРИСТАЛЛ ЖЕЛАНИЙ - Алексис Алкастэн - Русская классическая проза / Социально-психологическая
- Клан Идиотов - Валерий Быков - Социально-психологическая
- Назад в юность - Александр Сапаров - Социально-психологическая
- Кто платит за переправу? - Танассис Вембос - Социально-психологическая
- ПереКРЕСТок одиночества 4: Часть вторая - Руслан Алексеевич Михайлов - Детективная фантастика / Социально-психологическая / Разная фантастика
- Разрушительная сила - Харлан Эллисон - Социально-психологическая
- Страна мечты - Ричард Маккенна - Социально-психологическая