другое калечим. 
Я кивнула, подошла к нему и увидела темные круги под его глазами, очевидно появившиеся от недосыпа.
 Немного задумавшись, я невольно произнесла:
 — Кажется, на улице снова идет снег. Скоро полдень, почему бы тебе не остаться на обед?
 Признаюсь, что из-за Любы я порой не хочу его видеть, а иногда не хочу, чтобы он вообще приходил к Демидовым. Я даже надеялась на то, что Руслан перестанет с ним общаться, чтобы никто не мог отнять у меня Любу.
 Но я не могу быть такой эгоисткой!
 Немного помолчав, он выключил воду, вытер руки салфеткой и искоса посмотрел на меня.
 — Готовишь? — спросил он.
 Замешкавшись, я все же кивнула головой.
 — Ага!
 Немного подумав, я добавила:
 — Я сейчас буду готовить, и за Любой будет некому присмотреть. Помоги мне и пригляди за ней.
 Он нахмурился, но все же кивнул головой в знак согласия.
 Я вздохнула с облегчением, увидев, что он не остался в гостиной, а направился прямо в спальню Любы. Да, отцы всегда думают о своих дочерях. Нам с Русланом все же нужно завести ребенка.
 Я нашла немного продуктов в холодильнике и решила приготовить относительно легкие блюда, так как Любе сейчас было нельзя есть ничего тяжелого.
 Очень скоро все было готово, и я пошла в спальню Любы, чтобы позвать их за стол. К этому времени она уже проснулась и, сидя на кровати, играла с Виктором. Горло у нее все еще хрипело, а от смеха она непрерывно кашляла. Виктор легонько постучал ей по спине, его лицо сияло от радости.
 — Пошлите есть! — сказала я, нарушив идиллию между отцом и дочерью.
 Я должна быть великодушной, но из-за их счастливого смеха и улыбок мне стало было немного не по себе. Ведь это мой ребенок. Мое спасение!
 Они обратили на меня внимание, и улыбка исчезла с лица Виктора. Он поднялся на ноги и наклонился, чтобы обнять Любу.
 Люба в ответ протянула к нему руки и с улыбкой сказала:
 — Мама, мы с дядей Витей только что играли в головоломку. Я спросила у него, что будет, если ударить по голове дурианом и арбузом. Что больнее? Угадай, что больнее?
 Виктор вышел из спальни с Любой на руках, и все мое внимание было приковано к их близости.
 — Дуриан! — небрежно ответила я.
 — Ха-ха-ха! — Девочка расхохоталась, и из-за чрезмерного возбуждения вновь закашляла.
 Виктор постучал ей по спине и мягко сказал:
 — Горло все еще больное, тебе нельзя смеяться.
 И хотя эти слова прозвучали довольно строго, он, очевидно, говорил это с большой любовью.
 Люба успокоилась и, посмотрев на меня, сказала:
 — Мама, вы с дядей Витей ответили одинаково. При чем тут арбуз и дуриан, если больнее всего разбитой голове! — сказала она, продолжая тянуть Виктора за руки, чтобы он поиграл с ней.
 За обеденным столом Лиза съела больше обычного, и из-за чрезмерной радости и возбуждения очень быстро заснули.
 Сидя на диване, Виктор привел в порядок аптечку и собрался уходить. Некоторое время помолчав, я все же сказала:
 — Виктор, у тебя есть время? Мы можем поговорить?
 Он поджал губы, кивнул и сел обратно на диван.
 — Ага, — произнес он, безразлично глядя на меня.
 Слегка вздохнув, я сразу перешла к теме:
 — Когда Маша умерла, я сказала, что Люба никогда в жизни не узнает о тебе.
 Как только эти слова прозвучали, в его взгляде возник холод, смешанный с болью.
 — Я понимаю! — сказал он.
 — Любаша — твой ребенок, — сказала я, немного успокоившись. — И никто, включая Машу, не может этого отрицать.
 Он удивленно посмотрел на меня и нахмурил брови.
 — И что?
 — Это было ваше с Машей дело, и я не должна была в это вмешиваться. Но я не могу ничего поделать, ведь я воспитывала Любу с самого детства как родную дочь. У меня есть чувства, и я надеюсь, ты можешь понять меня.
   Глава 394. Больно будет не только мне (часть 7)
  Он кивнул головой. Его поза была непринужденной, словно он ожидал, что же я скажу дальше.
 Я поджала губы.
 — Вы с Русланом — друзья до гробовой доски, и он, как и все мы, очень нуждается в человеческом тепле. Я надеюсь, что мы не будем ссориться по этому поводу.
 Сделав паузу, я продолжила:
 — Ты можешь рассказать все Любе, но только когда ей исполнится восемнадцать. Признает она тебя или нет, будет зависеть от нее. Конечно, в течение этих лет ты можешь видеться с ней любое время. В любое время, когда захочешь. Если ваша семья будет хорошо о ней заботиться, то я позволю ей ездить к вам время от времени и проводить каникулы с дедушкой и бабушкой.
 Он был ошеломлен. Он, казалось, совершенно не ожидал услышать эти слова от меня и даже не думал, что я пойду на такой компромисс.
 Еще довольно долгое время он смотрел на меня серьезными глазами.
 — Ты серьезно? — спросил он.
 Я кивнула.
 — Серьезно. Но я приняла это решение не из-за тебя, а из-за Руслана. Я не хочу, чтобы из-за меня он рушил вашу с ним дружбу. Мне не дано понять, что вы с ним пережили вместе, но я надеюсь, что ваша дружба будет оставаться такой же, как раньше, и между вами не будет никаких преград.
 Он казался удивленным, и лишь через некоторое время молчания произнес:
 — Эмилия, спасибо.
 Он, как и всегда, был немногословен.
 Я опустила глаза и без особых эмоций сказала:
 — Тебе не нужно благодарить меня. Я не знаю, какие чувства ты испытывал к Маше, но я вижу, как ты любишь Любу. И для меня, впрочем как и для Маши, нет ничего дурного в том, что еще один человек будет любить нашу Любу.
 Я сказала все, что должна была сказать, и не собиралась больше его задерживать. Он, казалось, не обратил внимания на мою грубость и, немного помолчав, произнес:
 — Я хочу свозить Любу в Новосибирск. Не для того, чтобы познакомить с семьей, а для того, чтобы показать город и тем самым выполнить данное Маше обещание. Если можно, я свожу ее в Новосибирск.
 Я нахмурилась, на сердце стало тяжело, но я все же согласилась, кивнув головой.
 — Хорошо, только ненадолго.
 — Нет, всего на три дня.
 — Тогда сам выбери время.
 Действительно, я не могу вечно держать Любу рядом со мной. Рано или поздно она вырастет и уйдет от меня.
 Проводив Виктора, я вернулась в спальню Любы и с некоторым недоумением наблюдала за тем, как она