Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но Расти никогда не подавал попрошайкам.
– Нет, – бесстрастно загубил он остатки моей наивной веры. – Конечно, нет. И что ты вообще затеял? Подойдёшь к ней: «Привет, я Джейсон» и понесёшь всякую чушь про чувства и прочее? Да у неё таких неугомонных мечтателей в день по взводу. Повезёт, если она вежливо от тебя отвяжется.
Расти развозил красочную словесную тоску, а я слушал его очевидные благоразумные, но такие неутешительные доводы и грустил, расставаясь с иллюзиями пылкого, неосторожного, неопытного сердца.
– Да уж… до неё как до неба. В общем-то, в буквальном понимании.
Но Расти вдруг засмеялся – весело и хитро, – словно утаивал до сих пор некий праздничный сюрприз, и вот именно сейчас, после моего унылого заявления и пришла пора забросать друг друга конфетти.
– Ну, не всё так трагично. Вот смотри – девочка растёт в тени своего славного отца. Ордена, медали, армия кругом и всюду. Полагаешь, куклы у неё в детстве были? Или сплошь самолётики с пистолетами? Может, она вовсе и не хотела в армию идти. Но при такой наследственности разве куда свернёшь? Вот почему, например, она в пилоты вертолётов подалась? Блистательный папа – лётчик-истребитель, а она ближе к обычным смертным решила быть? А теперь ответь на простой вопрос: чего такой девушке не хватает?
Расти победно уставился на меня, затягивая паузу, как докладчик на вручении какой-нибудь вожделенной премии.
– Романтики, – сообразил я, радостно суетясь сердцем.
– Точно, – Расти заулыбался, словно всю жизнь ждал этого моего озарения. – Надо её заинтриговать. Любопытство у девушек, особенно таких амбициозных, просто никаких границ не знает. Вот и покоряй её романтичной загадочностью. Если не боишься. А то подумай ещё пару сотен раз – трибуналу ведь наплевать на твои там якобы объявившиеся чувства.
Но ни сотни, ни одного раза мне уже давно не требовалось.
– Никогда ничего подобного не испытывал, – вдруг сказал я, надеясь всё же растолковать ему важность этого потрясения своей души, убедить в чём-то или исповедаться. – С Венецией всё было совсем не так, хоть мне и почудилось однажды, что люблю её. Но это было не то… Просто тень, отголосок… Тоска расставания, привязанность. Что-то тёплое, но тем не менее расчётливое. Просто потому, что хорошо было быть с ней, не хотелось ничего менять. Теперь же что-то совершенно непостижимое. Я будто дышу вполсилы, боюсь спугнуть что-то… И ещё эта какая-то невероятная жажда видеть её – пусть издалека, тайком, – но быть с ней хотя бы так. Как призрак, слуга… Не знаю как это лучше объяснить…
Нелепо и многословно я всё старался передать то, что чувствую. Но оказалось, что любви нельзя обучить, нельзя даже примерно описать её кому-то другому, ещё не испытавшему это чувство, так, чтобы он понял. И Расти не понял. Но и не распознав всей причины стойкого, оголтелого упорства, так редко баловавшего мой характер, он всё же принял эту странную, загадочную для него одержимость. Просто поверил, что мне это нужно…
И вот теперь – запоздало и отчаянно – я вдруг понял то, что он так безуспешно пытался внушить моей сознательности тогда. Что подобная исступлённость, страстная порывистость – очень плохой союзник в мире, где властвует устав, где можно нарушать правила ровно до тех пор, пока никто не знает, что ты их нарушаешь.
– Ладно, Тейлор. Вечно ты тут не просидишь, – Расти решительно поднялся. – Лично я линяю. Говоришь, лица она твоего не рассмотрела? Значит, не паникуй, сделай вид, что турист, и рули на взлёт. Будет вопросами кидаться – всё отрицай. В особенности про меня.
Он ободряюще похлопал меня по плечу, стараясь хоть немного смирить моё мечущееся волнение. И я на мгновение вспомнил давние времена, эти его покровительственные жесты, приевшиеся мне почти сразу после нашего знакомства – старший брат, не иначе.
– Иди уже, – отпустил я его услужливую заботу. – Успокоительное только всё не съешь. Мне тоже понадобится…
В людском шуме – всех этих весёлых вскриках, звяканье бутылок и стаканов, – я бесполезно попытался уследить за шагами Расти, узнать, насколько благополучно миновал он любопытство или злость Мэрион. Помедлив, ловя ускользающую отвагу, нацепил маску скучающего равнодушия и сам наконец-то поплёлся к выходу.
– Простите, могу я кое-что спросить?
Я неосознанно, как-то автоматически обернулся на этот голос. Просто не мог не обернуться. Впервые я был к ней так близко, и, наверное, даже ценой возможного приговора не захотел отказаться от такого счастья. А теперь слишком поздно было делать вид, что эта фраза относилась не ко мне, что я её не заметил, не услышал.
– Вы мне? – я добросовестно сдерживал улыбку в рамках спасительной официальной вежливости. – Буду рад помочь, если смогу.
Мне хотелось смеяться, обнять её и закружить, сотворить какое-нибудь восторженное безумство, но приходилось следить, чтобы улыбка моя была не более чем приветливостью. Мэрион внимательно и абсолютно спокойно рассматривала меня, и я не знаю, что встревожило бы моё сердце больше – эта её неизвестно что таившая сосредоточенность или агрессия прямых, недвусмысленных обвинений.
– Что вы делали у меня в комнате? – как будто завершив опознание моей личности, окончательно утвердившись в подозрениях, вдруг без всяких предисловий спросила она.
И вот это было уже слишком похоже на обвинение. Трусливая, нервная изворотливость тут же укротила все любовные танцы моей души.
Глупо. Невероятно глупо. Попался как дурак. Сейчас мне стала непонятна сам идея забраться к ним в казарму, добровольно набрать охапку как минимум дисциплинарных взысканий. Но в тот день я будто бы заключил пари с каким-то нахальным, язвительным чёртом, и он легко приманил меня этой дерзостью. Я словно доказать захотел кому-то… Конечно, ещё вчера казалось таким романтичным оставить те цветы на её подушке, рискнуть если не всем, то очень многим ради дурного, вдохновенного желания сблизиться, пусть и так символически. И мой неуёмный авантюризм весело запрыгал вокруг этой идеи, едва лишь представился случай воплотить ту непозволительную шалость влюблённого сердца. Но сегодня за эти «подвиги» мне светили обвинения в преследовании и домогательстве, и кто его знает, какая уйма вердиктов помельче волоклась следом. Вплоть до кражи, если у кого-то из девушек затерялась какая-нибудь драгоценная мелочь. И вот теперь страх заработал вполне результативно, шустро затаптывая всю романтичность моей натуры.
– Простите? – максимально искренне глядя в глаза Мэрион, тщательно разыгрывая замешательство, я надеялся, что в своё время достаточно поднаторел в притворстве и пока ещё не растерял все эти полезные приютские навыки.
Строго сдвинув брови, Мэрион чётко и уверенно повторила:
– Вчера я застала вас у себя. Что вы там делали?
Я опешил. Это удивление мне совсем не пришлось разыгрывать. Значит, она всё-таки видела моё лицо, узнала меня? Тогда почему ни командование, ни военная полиция до сих пор про это не слышали? Теоретически я уже должен был рыдать и оправдываться, умоляя казнить не очень больно. А вместо этого она пришла одна…
– У вас? – на всякий случай сдержанно возмутился я, изнывая от любопытства, от почти детского, непреодолимого желания узнать, куда же заведёт нас этот разговор. – Извините, но вы, определённо, что-то путаете. Я даже не знаю, кто вы такая.
Мэрион исподлобья, как-то смешно насупившись, будто нахохлившись, недоверчиво смотрела на меня, молчала и, похоже, сомневалась уже в своей недавней убеждённости. А я с трудом сдерживался, чтобы не полезть обниматься. Моя радость, запертая в сердце, изводила моё суровое самообладание, выплёскивалась как вода сквозь пальцы.
– Может, объясните? – играя в деликатность, я пытался выведать тайны её расследования. – Кто-то забрался в ваш дом? Вор?
Я «наивно» заглядывал ей в глаза со всей участливой доброжелательностью случайного, но благородного прохожего, коверкал факты, собирая эти мелкие неточности в мозаику собственного алиби.
– Нет, не в дом. В казарму.
Мэрион всё ещё строго изучала эту мою готовность помочь. Но видимо, я был убедителен в своей роли больше, чем сам ожидал.
Она вдруг покраснела, как-то засуетилась, неловко теряясь в объяснениях:
– Извините… я ошиблась… Мне показалось… Простите… Все эти цветы, подарки – всё это сбило меня с толку. Хотела узнать, кто и зачем мне всё это присылал. Извините ещё раз.
Она развернулась, словно сорвавшись, быстро зашагала прочь.
– Эй, подождите! – почти выкрикнул я, испугавшись, что вот сейчас она уйдёт, и я больше никогда и никак не смогу доказать ей, что это всё-таки мои цветы каждое утро ждали её на проходной, присылались с почтой и курьерами. Что это всё же я так настойчиво и беззастенчиво терзал её любопытство.
- Свет юности [Ранняя лирика и пьесы] - Петр Киле - Драматургия
- Когда тонут корабли - Анна Мар - Драматургия
- Барышня из Такны - Марио Варгас Льоса - Драматургия
- О-Кичи – чужеземка (Печальный рассказ о женщине) - Юдзо Ямамото - Драматургия
- Виктор и пустота - Станислав Владимирович Тетерский - Драматургия
- Досыть - Сергей Николаевич Зеньков - Драматургия / О войне / Русская классическая проза
- Смерть Кухулина - Уильям Йейтс - Драматургия
- Самая настоящая любовь. Пьесы для больших и малых - Алексей Слаповский - Драматургия
- Изверг - Olesse Reznikova - Драматургия / Русская классическая проза
- История успеха - Давид Павельев - Драматургия