Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Под конец стали выкликать имена тех, кто мог бы войти в оргкомитет по созыву убедительной конференции республиканского "Мемориала", кто-то назвал меня. Я счел, что после публикации "Тайного советника" было бы нечестно отказываться...
... Нет, думал я, что ни говори, а мы уже не те мальчики, которых так запросто обвели вокруг пальца в шестидесятых. И опыт, и силы у нас - иные. И время, и страна — все, все иное. Сталинисты думают о реванше?.. Ну, что ж!..
10К нам приехала журналистка из редакции "Огней Алатау", молодая, красивая, резкая, с узким декадентским лицом во вкусе Модильяни, с маленьким капризным ртом, с большущими глазами, поблескивающими, как пронизанные солнцем прозрачные льдинки... Ее скепсис — в сущности, не ее, а всего ее поколения не щадил никого, а уж наше поколение — тем более.. Она взяла у меня интервью для праздничного номера газеты, близилось седьмое ноября... Согласно стандарту, в таких номерах всегда говорят только о вещах "просто приятных или приятных во всех отношениях". Я рассказал о недавней встрече с Жаиком Бектуровым — 25 лет назад мы работали в Караганде, в отделении Союза писателей, он секретарем, я литконсультантом, сидели в одной комнате,, разговоры наши вращались вокруг проблем, связанных с "культом личности", как это в ту пору называлось... Он писал мемуарный роман "Клеймо" — о лагере, годах заключения, которыми заменен был приговор иного порядка — расстрел, я — писал-дописывал роман "Кто, если не ты?.." Мне удалось напечататься, ему — нет: оттепель кончалась, да и в казахской литературе тех лет привыкли больше к одам, чем к инвективам... Но теперь "Клеймо" сдают в набор.
Я рассказал о Бектурове, о близком появлении его романа: "добрая примета времени..." Потом — о том, в каких условиях работали писатели прежде; вспомнил, как всю редакцию нашего журнала мобилизовали на то, чтобы из уже готового номера — двадцать тысяч номеров — таким тиражом выходил журнал — зыркать страницу со стихами Андрея Вознесенского и вклеить другую. В моем изображении получилось это, пожалуй и резковато, но в сочетании с первым эпизодом даже, пожалуй, и празднично: вот, мол, как скверно у нас было и как прекрасно стало... Разрешенная, поощряемая смелость... Я вполне удовлетворился собой, но просвеченные солнцем ледышки смотрели на меня, не принимая игры.
Им, тридцатилетним, наша осторожность кажется трусостью, наша деликатность — предательством, наша дальновидность — готовностью к сделке с совестью на любых условиях. А может быть, они правы?.. Им не до тонкостей. Мы оставляем в наследство им не страну — развалину, и что для них за важность — кто и в чем виноват?..
Но не так-то просто впервые решиться выступить против того, что столько лет старался беречь, защищать... Против своего — моего журнала... Впрочем, это уже не тот журнал, напротив — этот враждебен тому... Я решаюсь.
Через два дня газета выходит с моим интервью, в нем есть и такие строки:
"Меня огорчило и встревожило появление в журнале романа В.Успенского "Тайный советник вождя". В то время, когда по всей стране разворачивается очистительный процесс реабилитации жертв сталинских репрессий, когда вырисовывается, наконец, представление об истинных масштабах трагедии, В.Успенский стремится всячески реабилитировать Сталина — "вождя народов". Или, по крайней мере, объяснить его кровавые преступления плохим характером, неудачами в семейной жизни. И помогает ему в этом журнал, который в самые трудные времена имел мужество отстаивать передовые позиции, в литературном процессе. Я убежден, что публикация эта противоречит традициям, связанным в журнале с именем Ивана Шухова".
Первым на "Советника" две недели назад в тех же "Огнях" откликнулся Жовтис. Мой отклик был вторым.
Схватка началась.
11Чудеса в решете...
"Огни" осмеливаются подать голос — "Казахстанская правда" помалкивает. Редактор "Огней" — маленькая, изящная женщина, с первого взгляда похожая на фарфоровую статуэтку — Надежда Халиловна Гарифуллина (все называют ее Надя Гарифуллина — только так). Редактор "Казахстанской правды" Федор Федорович Игнатов... Я уже описывал его: грандиозного роста мужчина, крепкий, уверенный в себе... А вот поди ж!
Ай да Надя!.. Вот тебе и фарфоровая статуэтка!
Я позвонил ей, прочитал стихи Некрасова-Коржавина — про ту женщину, которая "коня остановит", и про избы, которые все "горят и горят"... Мы посмеялись.
А через день-другой приходит "Огонек" — как обычно, запаздывая, пока доберется до Алма-Аты, — и в нем, среди писем в редакцию, такое:
"Глубокоуважаемый литературный критик Татьяна Иванова!19
19Популярный в те годы обозреватель "Огонька".
Обязательно прочтите в журнале "Простор" в № 7-9 за нынешний год роман московского писателя Владимира Успенского "Тайный советник вождя", который, как сообщил по казахстанскому телевидению автор, не принял к публикации даже "Наш современник".
Такой апологетики Сталина, сталинизма мы еще нигде не читали. Видимо, не случайно этот роман был привезен именно в Казахстан, где так сильна кунаевщина, а с нею и сталинщина...
Т.Я.Ильина, И.И.Голяк, врачи, и еще пять подписей, Алма-Ата ".
Ну, вот и "Огонек" откликнулся!.. Забавно, правда, что и на сей раз храбрецами оказались женщины. Феминизация нашей общественной жизни — налицо...
12Десятого ноября вышел номер "Казахстанской правды" с откликами на "Советника". На полосе, озаглавленной "Кто есть кто", кирпичом внушительных размеров размещалась статья Володи Берденникова, ради которой он две недели читал, полосовал роман карандашом, грохотал на машинке... Статья называлась довольно старомодно: “Время определить позицию", но начиналась в совершенно не подобающем для органа ЦК тоне:
"Уже ползут, ползут слушки:
— Читали? Надежда-то Аллилуева спала, говорят, с Яковом Джугашвили, сыночком Сталина от первого брака...
— Да что вы! Это где же написано?
— Да то ли в "Известиях", то ли в "Правде" даже...
Но напрасно, уважаемые читатели, вы будете искать в "Правде" или в "Известиях" такого рода "клубничку". О ней с аппетитом рассказывает московский романист В.Успенский в литературном журнале, издающемся в нашей республике. И эти сенсационные открытия из области семейного быта Вождя и Учителя нужны В.Успенскому, конечно же, не сами по себе, а для куда более важных "открытий" в истории нашей страны. "Трудно, невозможно понять и объяснить перелом в психике Иосифа Виссарионовича, начавшийся к концу двадцатых годов и обостривший самые скверные черты его характера, если не учитывать те неприятности, которые обрушились на Сталина в личной жизни", — сообщается в романе.
Блистательно усвоив концепцию "Краткого курса", В.Успенский не может, однако, обойти кое-какие досадные мелочи, имевшие место при жизни "великого человека". Эти мелочи наконец-то нашли объяснение: оказывается, изничтожение крестьянства в конце двадцатых — начале тридцатых годов, страшная мясорубка тридцать седьмого, дальнейшие почти не прекращавшиеся репрессии — все объясняется повышенной сексуальностью Надежды Аллилуевой и Якова Джугашвили, а также характером сталинской тещи, начисто лишенной какого-либо понимания своего зятя...
Отдадим должное Б.Успенскому: он понимает, что в подобную трактовку истории, особенно в свете фактов, количество которых растет день ото дня, не поверит даже замшелая старуха из медвежьего угла, а потому в повествовании, кроме описанных выше морально неустойчивых фигур, сыгравших зловещую роль в жизни народов нашей страны, возникает сатанинская фигура Троцкого..."
Когда Володя писал свою статью, о Троцком еще не было принято говорить, его имя с опаской поминалось то там то сям в лучшем случае в нейтральном контексте. Швыряние же камней в него почиталось делом достойным и поощряемым сверху. Однако поощряемым-то поощряемым, а времена уже были не те, драгоценные для тайных и не тайных советников...
"В борьбе со Сталиным он не гнушался никакими средствами. Сегодня он мог вылить на Иосифа Виссарионовича ушат демагогических помоев, а завтра всенародно раскаяться, взять свои слова обратно... Это еще один из его грязных приемов ведения войны. И в этом отношении Сталин выглядел несравненно чище и принципиальней".
Тут, как и во многих других местах романа, автор рассчитывает на простодушного читателя, заглатывающего все, что ему не поднесут... Но к оценке политических деятелей мы стали теперь подходить куда осмотрительней. А потому возникают вопросы. Какие именно "демагогические помои" лил на Сталина Троцкий, какие слова брал обратно, какими средствами не гнушался? Кто кого в конце концов выставил за пределы страны, кто кого убил в далекой Мексике с помощью своих агентов, кто расстрелял ленинский ЦК, кто убил Кирова, а если вести речь о нашей республике, где появился роман, то кто истребил цвет нации, кто погубил сотни тысяч казахов во время сталинской коллективизации? Если все это было достигнуто чистыми средствами, как думает В.Успенский, то какие же средства, по его мнению, "грязные"?...
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Сердце-зверь - Герта Мюллер - Современная проза
- Небо падших - Юрий Поляков - Современная проза
- Солнце и кошка - Юрий Герт - Современная проза
- Человек в этом мире — большой фазан - Герта Мюллер - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Современная проза
- Мираж - Юрий Герт - Современная проза
- Из Фейсбука с любовью (Хроника протекших событий) - Михаил Липскеров - Современная проза
- Тимолеон Вьета. Сентиментальное путешествие - Дан Родес - Современная проза