Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Почти все рабочие отпуска, и по молодости, и после, он любил проводить у себя на малой родине, в замечательных Бондарях, в селе своего детства.
Отпускное время у них с женой редко совпадало, вот и повелось так, что в отпуск он уезжал не к морю и пальмам, как бывало с женой, а в привычную обстановку обжитого места.
Сядет, бывало, Иван у раскрытого окна, а там ночь – опустится с неба, припадёт теплой грудью к остывающей земле и задышит в лицо забытыми запахами детства: парного молока, перемешанного с горьковатыми нотами полыни, лебеды и пыли.
А из-за горизонта тяжело наползают груженые дождями тучи.
Сырая духота предвещает хороший ливень. И сидит Иван долго без огня, всматривается туда, где, как огненные ящерицы, снуют молнии. Пока еще беззвучные, они, извиваясь, тут же испуганно прячутся за нагромождениями темно-сизых облаков. Земля просит вернуть ей выпитую за день влагу. Теперь, на исходе лета, природа как бы спохватилась и снова спешит одарить распростертое чрево животворящей грозой.
Август.
Август – время отпускников, людей солидных, много повидавших на своем нелегком жизненном пути.
Молодежь – она больше рвется отдыхать в горячей спешке, лишь только начинает пригревать солнце. Им хочется порезвиться на молодой травке, поплескаться в еще не успевшей как следует прогреться воде, подставляя бока и спины обжигающему ультрафиолету.
Нет, солидный человек не такой – ему подавай умеренное тепло уходящего лета, когда солнечные лучи до самого дна прогреют речную воду, играя светлыми бликами с рыбной мелочью.
Солидный человек хочет, блаженно жмурясь и разминая затекшие суставы, полежать, как на русской печке, на горячем песочке, вкусно похрумкать яблочком или, выплевывая в кулак косточки, всасывать прохладную сиреневую мякоть слив.
Время зрелости и умиротворенного отдыха – август.
Время вечерних гуляний, непременно с собеседником, ну а если очень повезет, то и с собеседницей. Сетовать на недальновидность политиков, на дороговизну жизни или порицать молодежь за сексуальную распущенность и половую свободу. Одним словом – брюзжать.
Само это милое брюзжание повторяется веками, маскируя тайную зависть.
Видно, так уж устроен человек, что с возрастом, забывая самые тяжкие грехи своей молодости, он укоряет юных только за то, что они молоды и желанны.
Видно, буйное жизнелюбие на фоне прихваченной увяданием зрелости кажется всегда непристойным.
Притупленные временем чувства пресны и безвкусны. Краски как будто выцвели, и все многоцветье вытесняется черно-белым, переходящим в серый.
Но весна жизни полна благоухающей радости и утренней свежести. И надо ли корить молодежь за стремление самообнажаться, открывая миру прелести здорового чувственного тела и легкой эротики?
Добрые, хорошие люди! Будем же снисходительны к неумеренному жизнелюбию и беззаботности. Молодость еще наплачется в старости, и потому ей простительно все, даже глупость…
Иван любит август. Любит легкую горечь уходящего лета.
Тихая грусть утраченного заставляет острее воспринимать настоящее и ценить его за мимолетность.
Август – пора зрелых плодов земли.
Ночами по одному, по два, глухо ударяясь о землю, тяжело падают с яблонь белые наливы. Тугие и круглые, они светятся из травы, как обнаженные женские колени, пробуждая смутные желания.
По ночам дереву невмочь, и оно спешит освободиться от груза, а освободившись, с облегчением вскидывает вверх ветви. Кажется, что дерево хочет улететь…
Сладостно погружать в прохладную мякоть зубы, обливаясь пенистым соком божьего дара.
Август – время отпуска Ивана Метелкина, добросовестного прораба монтажного участка, не строящего себе карьеру, но и не последнего человека в управлении.
Уже порваны все веревки, связывающие его конторой. Получены отпускные. Временно погашены долги, и еще остается малая толика на самоудовлетворение. Эти деньги – святые, краткосрочные билеты в рай, они должны, хотя бы на время, дать ощущение полной свободы и независимости.
Каждому необходимо иногда почувствовать себя человеком, а не унылой, загнанной лошадью.
В августе прохладны и прозрачны рассветы.
Мокрая от росы трава обещает погожие дни, когда, захватив купальные принадлежности и что-нибудь поесть-выпить, можно будет уединиться на отшибе, на бережке затерянной среди полей речки, еще не заплеванной и не загаженной.
Хорошо бездумно перелистывать какое-нибудь чтиво или просто так, закинув за голову руки, полежать на песочке, наблюдая причудливые очертания облаков, находя в них отдаленное сходство с обнаженными женскими телесами и спальными интимными принадлежностями.
В отрыве от догляда жены такие образы часто приходят в голову.
Что же может быть лучше свободы и одиночества?..
И вот Иван уже лежит-полёживает на тихом бережке Ломовиса, вдалеке от всяческих забот и волнений. Одуревшая от жары муха назойливо вьется возле его лица, не давая сосредоточиться.
Послеполуденное солнце, скатываясь с вершины дня, погружает окружающий мир в сладкую дрему, а эта настырная зараза все никак не успокоится, норовя залезть отпускнику непременно или в ухо, или в ноздрю.
Он уже порядком отбил себе ладони, пытаясь ее прихлопнуть, но тщетно – тугая заноза сидит в раскаленном воздухе, и нет никакой возможности ее оттуда вытащить.
Греясь, как кот на солнышке, Иван не спеша перелистывает прихваченный в местном книготорге индийский трактат о любви «Камасутра», «Ветка персика».
«Камасутра» эта дает истинное толкование великого человеческого чувства. Древние знали толк в таком деле и охотно делились опытом.
Ватьсьяна – автор нетленных трактатов – написал великолепный самоучитель для начинающих. Жалко, что в пору юности Метелкина и его школьных товарищей таких рекомендаций не существовало, и они вынуждены были до всего доходить сами, эмпирическим, так сказать, путем – путем проб и ошибок. Что поделаешь?
Теперь вот Метелкину приходится заново восполнять пробелы в его сельском образовании.
Для наглядности древнее пособие по сексу было богато проиллюстрировано. Вместе с откровенными рисунками помещены фотографии с настенных барельефов и фресок многочисленных храмов любви.
Изображения настолько живописны, что Ивану иногда приходится откладывать эту Священную Книгу, чтобы немного придти в себя и отдышаться.
Жизнь отпускника располагает к излишествам в еде и неумеренным возлияниям с бесчисленными родственниками и друзьями.
Вынужденное безделье и холостяцкое бытие сделали чувствительным индикатор на всякое внешнее воздействие такого рода, обострив безусловные рефлексы.
Стрелка «компаса» показывает только зенит.
Не имея купальных принадлежностей, Иван мучился комплексом неполноценности, загорая в своих семейных, сшитых из отходов швейного производства трусах.
Цветастые и яркие, они явно были рассчитаны на вкус аборигенов затерянной африканской сельвы. Фантастические цветы отдаленно напоминали огромные желтые подсолнухи на полотнах экспрессионистов и тем самым не раз привлекали насмешливые взгляды приезжих красавиц – студенток какого-то мединститута, нагрянувших для прохождения врачебной практики в местную райбольницу.
Студенток, поклонниц экспрессионизма, было много, а райбольница была маленькая и одна, поэтому они свободно проводили свою стажировку на зеленых берегах Ломовиса, рядом с тем местом, где обычно загорал Иван.
Девицы эти, как и положено молодым, были веселы и нагловаты.
Метелкин располагался поодаль от их шумного лежбища и с легкой завистью поглядывал на чужое беззаботное существование, на чужой праздник.
Студентки частенько приходили сюда с туго накачанным волейбольным мячом, от черно-белых шашечек которого рябило в глазах.
Исподтишка он с наслаждением разглядывал упругие и ладные изгибы молодых женских тел, стремительно летящих навстречу мячу. Смотрел, как при этом вскидываются их груди с маленькими розовыми сосками, которых еще не трогали детские губы. Вблизи соски были похожи на только что сорванные ягоды малины и сами просились в рот.
Будучи медиками, студентки, забыв условности, наиболее рациональным способом поглощали солнечную энергию, используя почти всю площадь своего тела. Они настолько привыкли к Ивану, что иногда просили подать им мяч, если он летел в его сторону, или принять участие в игре.
Ивану льстило такое внимание и в то же время раздражало. Он смущенно кидал им мяч и опять ложился на песок в гордом одиночестве.
Черт бы побрал эту швейную промышленность! Негде было достать приличные плавки: толкучки в райцентре тогда не было, а в магазинах, как известно, – голяк!
Студентки, будущие медики, известное дело, – без комплексов, и выставляли напоказ все свои прелести. Из-под ярких шнурочков, заменяющих им трусики, нет-нет да и выглянут пугливые черные мышки, выглянут и тут же быстро шмыгнут обратно.
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Ступени - Ежи Косински - Современная проза
- Он, Она и интернет - Валерий Рыжков - Современная проза
- ВЗГЛЯД, или СТОЛЕТИЕ СО ДНЯ СМЕРТИ ПУШКИНА - Дан Цалка - Современная проза
- Ложится мгла на старые ступени - Александр Чудаков - Современная проза
- Гроб Хрустальный. Версия 2. 0 - Сергей Кузнецов - Современная проза
- Дневник заштатной звезды - Пол Хенди - Современная проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Современная проза
- Остров Невезения - Сергей Иванов - Современная проза
- Голем, русская версия - Андрей Левкин - Современная проза