Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я еще принесу воды, а ты пока подкинь в печь дрова.
Набрав еще два ведра воды, я оставил их у входа в баню и сбегал в дом за едой и вином. По пути осмотрел подступы к нашей крепости и, не обнаружив никаких приготовлений к штурму, вернулся к своей смущенной красавице. Даша опять была в платье и вела себя церемонно и сдержано.
— Тебе так идет красивое белье, — коварно сказал я, показывая, что оценил ее недавний легкий наряд.
— Ты это говоришь просто так, — ответила она, однако, приняла впечатляюще изящную позу. — Я совсем не красивая. Вот Капитолина — очень интересная барышня.
— Как?! — даже испугался я такой профанации женской красоты. — Ты еще скажешь, что и Алена красавица!
— А что, нет?! Алена тоже очень интересная девушка, только у нее жидкие волосы и слишком курносый нос, ну и еще неприятно прозрачные глаза. Но если брать в целом…
— А Капитолина чем тебе так понравилась? — спросил я, чисто умозрительно интересуясь, сколько достоинств, которые сродни уродству, найдет у поповны Ордынцева.
— У нее красивые, — сказала Даша и надолго задумалась, пытаясь вспомнить, что ей понравилось у Капы, однако, ничего путного ей не припомнилась, — красивые руки, правда, немного грубоватые. У тебя с ней что-нибудь было?
— Шутишь, мы с ней до последнего оставались на «вы».
Ордынцева проницательно посмотрела мне в глаза, но они были так бесхитростны и правдивы, что она почти поверила и смягчилась:
— Ты принес еду?
— Да, давай хотя бы нормально пообедаем, — предложил я, — а то когда еще выпадет такая возможность.
Мы разложили припасы на скамье и, не торопясь, ели, запивая деликатесы терпким вином. Постепенно обстановка согревалась не только внешне, но и внутренне. Дальше все пошло накатанным путем: откровенные взгляды, случайные касания, потом рука, задержанная в ладони…
Когда мы с Дашей лежали рядом все на той же широкой деревянной скамье, соприкасаясь разгоряченным телами, я подумал, что совсем непонятно, кто кого обыграл в этом извечном соревновании женщины и мужчины.
— Ты меня хоть немного любишь? — неожиданно спросила она.
— Да, — вполне искренне ответил я.
— А за что?
— Разве любят за что-то? Мне хорошо с тобой и хочется тебя защищать. Мне нравится, как ты говоришь и как смущаешься. Мне приятно смотреть на тебя, особенно когда ты, как сейчас, без одежды.
— А вот я не знаю, что мне нравится в тебе, — задумчиво сказала она. — Ты какой-то не такой, как все, кого я до этого знала. Что-то в тебе есть странное.
— Это хорошо или плохо?
— Ни то, ни другое. С одной стороны, с тобой проще, не нужно все время притворяться, и мне даже иногда кажется, что ты все правильно понимаешь, как будто ты не мужчина, а женщина. С другой стороны, — она села и посмотрела на меня внимательно и оценивающе, — приходится все время быть настороже, а это утомляет. Те мужчины, которые у меня были, с которыми я была знакома, — поправилась она, чтобы ее слова не звучали слишком двусмысленно и откровенно, — относились ко мне совсем по-другому. Между нами все время чувствовалась дистанция, которую невозможно было преодолеть, А с тобой я ее не чувствую. Иногда ты бываешь очень нежен и внимателен, а иногда так циничен и насмешлив…
Ордынцева замолчала и легла на спину, закинув руку за голову, потом, не поворачивая лица, глядя в низкий дощатый потолок, заговорила о другом:
— Ты можешь сказать правду, откуда ты взялся?
Она поменяла позу, повернулась на бок и, подняв голову, подперла подбородок рукой, смотрела близко в глаза, выжидающе и серьезно. Я молчал, не зная, что ей ответить.
— Ведь ты никакой не революционер и не большевик, — продолжила она. — Иногда мне кажется, что ты вообще против революции.
— Разве я когда-нибудь это скрывал? Мы, кажется, достаточно говорили на тему революции тогда, когда только встретились в коммуне. Да, мне не нравится эта революция, но мне не нравился и царский режим. Мне вообще не нравится никакое насилие. Но без него, как видно, тоже не обойтись.
— А какая форма власти тебе больше подходит? Анархия?
— Нет, анархия, как безвластие и торжество равенства и терпимости, всего лишь красивая выдумка. Если говорить серьезно, то из всего, что люди придумали до сих пор, мне ничего не нравится. И Бог, и царь, и герой — всего лишь выдумка нужная слабым для утешения и надежды.
— Но ведь так нельзя жить! Каждый человек должен, во что-то верить!
— Я верю в то, что сейчас хочу обладать тобой, и мне приятно будет слышать твои стоны и держать тебя в своих объятиях. Мне приятно ощущать твое тело, целовать губы и грудь, смотреть в твои глаза. И я совсем не хочу сейчас думать о том, что идеи одного так называемого великого человека правильнее идей другого.
— Но, как я поняла, тебе не нравятся ничьи идеи!
— У меня и своих достаточно, — ответил я, — и что такое вся мировая философия, когда мы не знаем, что с нами будет через час…
Через два часа оказалось, что ошибся я совсем немного. Не успели мы толком закрепить наши обновленные отношения, как грянул ружейный залп, потом затарахтела длинная пулеметная очередь, и шальные пули, застучали по стенам бани.
Кто стреляет и откуда, догадаться было совсем несложно. Сначала я не понял, зачем, но когда, кое-как одевшись, добежал до дома и влетел на чердак, понял и это. Это нас перед началом штурма подавляли огнем. Стреляли из винтовок и ручного пулемета с опушки леса перед островом. Я скорчился в бревенчатом пулеметном гнезде и наблюдал за действиями противника в прорезь пулеметного щитка. Нос новой штурмовой шлюпки торчал из леса, и за деревьями и кустарником мелькали люди.
Во время, пока я наблюдал за противоположным берегом, несколько пуль влетело и на чердак. Одна даже царапнула по пулеметному шитику и, срикошетив, пробила дырку в крыше. Однако, обстрел велся в основном самого дома и двора.
Пока ничего особенного опасного для нас не происходило, я приготовил несколько оснащенных пулеметных лент и выглядывая из своего укрытия, ждал начала атаки. Большого страха не было. Наоборот, теперь, когда все как бы встало на свои места, сделалось даже спокойно на душе. Правда, когда стрельба внезапно, как по команде, прекратилась, и из леса выскочили люди в военной форме с винтовками в руках, во рту появился кисловатый привкус, и похолодело внизу живота.
Штурмовой отряд подхватил шлюпку, приподнял ее над землей и бегом потащил ее к воде. Я припал к прицелу и навел его на днище лодки. Спустя несколько мгновений суденышко уже колыхалось на воде. Шестеро красноармейцев запрыгнули внутрь, и лодка ощетинились штыками. Зачем они примкнули к винтовкам штыки, я не понял, атаковать им пока было некого. Оставшаяся команда оттолкнула шлюпку шестами от берега, и та по инерции проплыла несколько метров в нашу сторону. Больше праздно наблюдать за развитием событий я не мог и выпустил первую короткую очередь, целясь не в солдат, а ниже ватерлинии глубоко осевшего плавсредства. Пули вздыбили воду в пяти метрах перед носом, но я слегка повел стволом вперед, нажал гашетку, и красноармейцы начали выскакивать в воду из тонущей шлюпки. Шестьсот выстрелов в минуту, мощными винтовочными 7,62 миллиметровыми пулями, с одной длинной очереди размолотили в щепу днище обычной рыбачьей посудины.
В ответ по моему чердаку ударил нестройный винтовочный залп, потом зачастили одиночные выстрелы. Я скорчился под прикрытием толстых бревен, которыми неведомые благодетели обложили пулеметное гнездо и сидел там, пока стрельба постепенно не прекратилась. Кажется, на ближайшее время желающих повторить атаку не нашлось и, когда я посмотрел в прорезь пулеметного щитка, на берегу уже никого не было.
Даша все это время просидела в бане. Когда я туда вошел, бросилась ко мне на грудь и так горячо поцеловала, что я едва не поддался на новый взрыв чувственности.
— Я так за тебя боялась! — воскликнула она, когда мы оба немного успокоились. — Много их там было? Когда ты начал стрелять, я чуть не выскочила наружу!
Я рассказал, как протекал бой, правда, не упомянув о том, как испугался во время начала атаки.
— А они не окружат остров со всех сторон? — спросила она, когда я рассказал, сколько человек участвует в нашей блокаде.
— Не знаю, с тыльной стороны раньше было настоящее болото, там они не усидят. Мы, когда раньше были здесь, едва смогли подобраться. И нам придется идти осторожно, возможно, даже ползти.
— Когда раньше? — уточнила она.
— Давно, — неопределенно ответил я.
— А что мы будем делать, если выберемся отсюда?
— У меня есть один план, но сначала нам нужно будет попасть в Троицк.
— Куда?! — удивилась она. — Но нас там сразу схватят!
— Придется рискнуть. К тому же, самое безопасное место всегда там, где тебя не ждут. Вряд ли комунякам придет в голову искать нас у себя под носом. Скорее всего, нас будут ловить на больших дорогах, на выезде из уезда и в самой губернии.
- Волчья сыть - Сергей Шхиян - Альтернативная история
- Противостояние - Сергей Шхиян - Альтернативная история
- В ту же реку 3 - Николай Дронт - Альтернативная история / Прочее / Периодические издания
- ПЕРЕКРЕСТОК - Петр Хомяков - Альтернативная история
- Тайная история сталинских преступлений - Александр Орлов - Альтернативная история
- В окопах времени - Борис Орлов - Альтернативная история
- Новый старый 1978-й. Книга четвертая (СИ) - Храмцов Андрей - Альтернативная история
- Боярская честь - Юрий Корчевский - Альтернативная история
- Земля предков - Алексей Живой - Альтернативная история
- Ведущий в погибель. - Надежда Попова - Альтернативная история