Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лишь бы не арестовали Билли! Где он может быть в данный момент?
— Ты выглядишь как генерал после проигранного сражения, — улыбнулась Джоан.
— А ты видела хоть раз генерала? — спросил я.
— Только в кино, — ответила она смеясь. — Но там они всегда побеждают.
— Зато они в кино смотрятся гораздо симпатичнее, — заметил я.
Индейка оказалась хорошо прожаренной и мягкой. Мы сидели напротив друг друга, улыбались и ели с аппетитом, чокались, произносили тосты и время от времени подходили к радиоприемнику, чтобы найти подходящую музыку. А пили мы рейнское вино, которое было еще в продаже в Нью-Йорке.
— Это вино как нельзя лучше подходит к кушанью, — сказал я.
— Да, — согласилась Джоан. — Каждый солдат сегодня должен получить индейку в качестве рождественского подарка.
— Однако триста тысяч тушек этих птиц оказались лишними: ведь ровно столько солдат унесла к нынешнему дню война. Триста тысяч только американских, а сколько еще английских, французских, немецких, итальянских…
— Давай переменим тему.
Джоан встала, сделала несколько шагов по комнате, выключила потолочное освещение и включила настенную лампу.
— Двоих солдат, которые не получили индеек, я знала очень хорошо, — продолжила она. — Один из них был мой брат.
Я кивнул. Внезапно волшебство вечера, праздничное настроение и чувство безопасности исчезли.
— А ты не хочешь знать, кем был другой? — спросила она.
— Хочу.
— Это был Боб, — стала Джоан рассказывать дальше. — Он был того же роста и таким же подтянутым и худощавым, как и ты. И волосы у него были тоже как у тебя… Я собиралась выйти за него замуж. Мы были знакомы три года. Он был лейтенантом. В прошлом году мы вместе с ним отмечали Рождество. Можешь представить, как мне не хочется идти в свою квартиру? Как не хочется быть одной?
Я, ничего не ответив, встал и принялся ходить по комнате взад и вперед.
— Я слишком глупа, — сказала Джоан. — И только порчу праздничное настроение. Но в такой вечер, как сегодня, все всплывает наверх… Он погиб в марте. На Тихом океане. При высадке на один из этих идиотских коралловых островов, которые и цента не стоят. Посмертно он был награжден орденом.
— В таких случаях всегда получают орден, — промолвил я. — И уже не имеет смысла ломать себе по этому поводу голову.
Она улыбнулась. Глаза ее блестели. Подойдя к елке, она зажгла первую свечку. Повернувшись ко мне, произнесла:
— Другую зажигай ты.
— Зажги и все остальные, — произнес я. — Мне кажется, что они у тебя горят ярче.
— Ты говоришь комплименты, но это мне нравится. Знаешь, я представляла себе этот вечер просто ужасным, но получается все по-иному. Я упрекаю себя, что так скоро обо всем забыла, что снова могу радоваться жизни и твоему обществу. Я имею в виду, что это мне непозволительно.
Я положил руку на ее плечо, затем вышел в коридор и принес свой пакет с покупками.
— Вполне возможно, что я сделал все не так, как нужно, — сказал я.
— А твои цветы я уже поставила в вазу.
— Сумочка определенно тебе не понравится, — продолжил я. — У меня нет никакого опыта в таких делах.
— Что ты, она просто прелестна! — возразила Джоан. — И если бы у тебя было больше опыта в таких делах, ты стал бы менее симпатичным в моих глазах. Впрочем, все это чепуха. Конечно, у тебя есть определенный опыт, да какая разница. — Из своей сумочки она достала маленькую коробочку. — А это тебе.
В коробочке лежали золотые запонки. Они сохранились у меня до сих пор. Мерцающий свет свечей отражался на ее лице, освещая лоб, глаза и нос. Я не мог отвести от нее взгляда. Это длилось, как мне показалось, целую вечность. Ей нравилось, что я смотрю на нее с восхищением. Со мной она вела себя просто, не кокетничая и не пытаясь подражать кому-то, кем в действительности она не была.
Мы сидели рядышком на диване. Музыка легко лилась из приемника, вновь создавая волшебную обстановку, словно и не было никакой войны, не слышалось выстрелов и разрывов снарядов и женщинам не приходилось беспокоиться о своих сыновьях, мужьях или женихах. Казалось, что даже самые воинственные и кровожадные, а также тупые политики восприняли вифлеемское послание Господа. Для нас в тот момент не было никаких театров военных действий, а существовала только восхитительная квартирка на одиннадцатом этаже. Я больше не был немцем, а она — американкой. Мы нравились друг другу, и не было необходимости выражать это состояние словами.
Не знаю, как долго мы сидели молча, наслаждаясь выпавшим на нашу долю счастьем. От свечей остались лишь огарки, и их пришлось потушить. Свет их более не освещал лицо Джоан, но волшебство и нежный запах ее духов продолжали витать в помещении.
— Странно, — произнесла Джоан, — мы ведь почти ничего не знаем друг о друге. Но еще более странно то, что никто из нас даже не спросил другого, кто он, чем занимается, откуда взялся. Думаю, пусть все так и остается. — На ее лбу образовались две небольшие складочки. — У меня такое ощущение, будто я знаю тебя целую вечность, — продолжила она.
— Я чувствую то же самое, — промолвил я.
Мы поцеловались. И я забыл обо всем — о времени, обстоятельствах, своем задании, об охоте, ведущейся за мной. Человек-машина, агент абвера под номером 146, лицо, выполнявшее любые задания, не спрашивая, для чего они, для кого и против кого направлены, на несколько часов умер. Я прочувствовал, что являюсь таким же человеком, как и другие, человеком со своими радостями и заботами, собственным сердцем и правом на жизнь, которое у меня не смогли отнять никакая власть, никакая система, никакое государство.
Именно это я понял тогда в Нью-Йорке, одном из самых больших городов мира, в котором меня разыскивали. В рождественский вечер 1944 года в объятиях Джоан…
— Ты останешься со мной? — спросила она.
— Я этого еще не знаю, — ответил я.
— Ты меня скоро забудешь?
— Нет, и это я знаю совершенно определенно, тебя я никогда не забуду.
— Любопытно, — проговорила она, — с тобой я знаю заранее, что ты скажешь.
Наступила полночь. По радио передавали звон колоколов, потом зазвучали хоралы.
Мы сидели, тесно прижавшись друг к другу. Я был счастлив, что так все случилось. Что я держал в своих руках Джоан, а не гонялся в Голландии за британским агентом и не лежал полупьяный на уже нечистом ковре среди подвыпившей братии в Испании.
Ночь предъявила к нам свои права. На столике тикали часы. Звук этот отдавался во мне болью: как было бы хорошо, если часов не было бы вообще. Счастье, которое я испытывал, стало болезненно давить на меня.
Джоан уснула. Она улыбалась, лежа совсем тихо и повернув лицо ко мне. Я открыл окна, и в комнату стал поступать прохладный воздух. Я прикрыл девушку одеялом, чтобы она не простудилась.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Солдаты без формы - Джованни Пеше - Биографии и Мемуары
- "Скажи мне, что ты меня любишь..." - Эрих Ремарк - Биографии и Мемуары
- Белые призраки Арктики - Валентин Аккуратов - Биографии и Мемуары
- Морские волки. Германские подводные лодки во Второй мировой войне - Вольфганг Франк - Биографии и Мемуары
- Утерянные победы - Эрих Манштейн - Биографии и Мемуары
- Война Германии в воздухе - Эрих Гёпнер - Биографии и Мемуары
- Ганнибал у ворот! - Ганнибал Барка - Биографии и Мемуары
- Дональд Трамп. Роль и маска. От ведущего реалити-шоу до хозяина Белого дома - Леонид Млечин - Биографии и Мемуары
- Десять лет и двадцать дней. Воспоминания главнокомандующего военно-морскими силами Германии. 1935–1945 гг. - Карл Дениц - Биографии и Мемуары
- Подводные мастера - Константин Золотовский - Биографии и Мемуары