Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Метернагель молчал целых три дня. Три ночи Куль и Ган вставляли по четырнадцать рам за смену. Три дня остальные выдавали по десять рам.
Оказалось, что у Рольфа Метернагеля больше выдержки, чем у Герберта Куля. На четвертое утро, когда бригада собралась, как всегда, пройти, не поздоровавшись, мимо Куля и Гана — тоже еще, нормы ломают! — Герберт Куль встал прямо перед Метернагелем. Остальные не могли протиснуться в узком проходе между вагоном и стеной и сгрудились позади.
— Ну так что? — вызывающе спросил Куль.
— Как что? — приветливо переспросил Метернагель.
— И завтра и послезавтра я тоже буду вставлять по четырнадцать рам, в любую смену, — объявил Куль.
— Молодец! — похвалил Метернагель.
— Тебе, верно, не по душе, что первым этого добился именно я? — спросил Герберт Куль.
— Ну и чудак же ты! — ответил Метернагель настороженно, но все еще приветливо. — Мне только хочется знать, зачем ты это делаешь?
Казалось, Куль сейчас накинется на Метернагеля с кулаками. Возможно, до этого бы и дошло, если бы Метернагель хоть на миг отвел от Куля свой спокойный приветливый взгляд. Но этим неотступным взглядом он держал в узде Куля, которого никто еще не видел до такой степени возбужденным.
— Еще бы! — зловещим полушепотом начал Куль. — Другой сделает гораздо меньше, и его сейчас же объявят героем. А у меня только спрашивают: зачем ты это делаешь? Почему именно у меня? Потому что я был лейтенантом? Да, и был предан своему делу. Я никогда ничего не делал вполовину. Да, да, если желаете знать, передо мной тогда могли поставить сколько угодно людей и приказать: стреляй! И я бы расстрелял их. Только я это открыто говорю, а вы предпочитаете молчать, вот и вся разница между мной и прочими. Да, повторяю: любого человека можно превратить в подлеца. Ну что? Чего вы на меня уставились?
— Эх ты! — самым обычным голосом сказал Метернагель. — Перестань беситься. Ты противоречишь самому себе. Шестнадцать лет пытался убедить себя, что ты подлец, и вдруг сам же это опроверг… — Он негромко засмеялся, чтобы отвлечь общее внимание на себя.
Все старались теперь не смотреть Кулю в глаза. Он внезапно обессилел, словно проделал тяжелейшую работу. Видно было, как подрагивают мускулы его щек. Он еще не мог переварить свое поражение и упорно молчал… Рита не была уверена, понимает ли он вообще, о чем говорят остальные. А тут вдруг вскипел Хорст Рудольф — первый красавец в бригаде, на глазах у Риты вставивший раму за четырнадцать минут и копивший деньги на машину.
— У нас каждый получает, что положено, — начал он. — А почему? Потому что мы не желаем подводить товарищей. А с теми, кто нам ножку подставляет, я работать не буду. Выбирайте: они или я!
— Смотри, пожалеешь, — мягко предостерег его Метернагель.
— Как же так, шли-шли в гору, а теперь изволь пятиться назад?! — растерянно сказал старик Карсувейт. — Нет уж, верьте мне, когда столько пройдено, назад ходу нет. — Он крепко запомнил службу у помещика.
Все молчали. Каждый задавал себе вопрос: неужели нам возвращаться назад, к эрмишевским фокусам с нарядами?
Метернагель сделал вид, что не понимает, о чем они задумались.
— Не знаю, как вы, а я чувствую, что в воздухе пахнет гарью. Что-то надвигается на нас… А что, если, перевыполняя норму, мы поможем потушить пожар? Не так это нелепо, как вам кажется. Вдруг от нас этого даже потребуют? А мы возьмем да и скажем: оставьте нас в покое, у нас каждый получает, что положено.
Он открыто, в упор посмотрел на Гюнтера Эрмиша. Эрмиш давно уже ждал этого взгляда и теперь густо покраснел.
— За кого ты нас считаешь? — задыхаясь от волнения, проговорил он. — Ты думаешь, один раз обманули, значит, всегда будем обманывать? Да, верно! Мы тебя тогда нагрели на три тысячи марок. Конечно, я отлично знал, что вписываю в наряды несуществующие операции. Почти все это знали. А ты за это слетел с места. Ну и что ж? По-твоему, мы теперь всю жизнь должны ходить в жуликах?
Метернагель так побледнел, что Рите стало страшно за него. Ему вовсе не хотелось затягивать эту паузу. Даже самым ответственным в жизни минутам он не привык уделять много внимания.
Нагнувшись за своим истрепанным портфелем, он сказал:
— Собрания никогда не следует затягивать зря.
Когда уже все стали расходиться, подоспел Эрнст Вендланд.
— Нам до зарезу нужны еще столяры, — обратился он к Эрмишу. — Вы собираетесь наконец давать больше рам?
— Все может быть, — сказал Эрмиш.
Этот день доконал его.
— «Может быть» отвечают в романах, — возразил директор.
— Вовсе нет, — перебил Метернагель и предостерегающе посмотрел на Вендланда. — Ты же знаешь, когда девушка говорит «может быть»…
Вендланд рассмеялся и угостил всех сигаретами.
— Тебе хорошо, — обратился он к Эрмишу. — Стать прославленным бригадиром куда легче, чем прославленным директором.
— Но сохранить славу не так-то легко, — возразил Эрмиш.
Все засмеялись и похлопали его по плечу: что правда, то правда!
У Риты сжимается сердце, когда она подходит к двери Метернагелей. Сильно ли может человек измениться за два месяца?
Как всегда, дверь открывает его жена. При виде Риты лицо ее проясняется.
— Он спит, но ради такой гостьи я могу его разбудить, — говорит она.
У двери в спальню она еще раз оборачивается.
— Если вы испугаетесь, не показывайте вида…
Предупреждение было не лишним.
Войдя, Рита маскирует испуг улыбкой.
— Кто тебе велел меня сменить? — говорит она.
Он понимает, что она не ожидала увидеть тяжко больного человека, но притворяется, будто не заметил этого. Он может делать что-нибудь одно: поворачивать голову, или улыбаться, или говорить — все это по очереди. Улыбка — единственное, что не изменилось в его лице, и от этого оно кажется еще более чужим.
— Садись, дочка, — говорит он. Да, его порядком скрутило, и сердце, и нервы, и кровообращение нарушено, — словом, все никуда. Придется ехать на курорт. Пусть немного подлатают.
— А кого временно, вместо тебя, назначили мастером? — спрашивает Рита.
Не временно, нет, говорит Рольф, зачем обольщаться? Мастером ему уже не быть. Его преемник — Эрмиш.
Что тут скажешь? Их взгляды встречаются. Рита перестала притворяться. Оба чувствуют, что достаточно давно знают друг друга и могут начистоту говорить обо всем. А между тем, казалось бы, так недавно — каких-нибудь полтора года назад — она неопытной девчонкой робко семенила за ним по заводу и больше всего на свете боялась осрамиться в его глазах.
— Знать бы заранее, что тебе еще свалится на голову, — говорит Рольф. — Было время, когда мне казалось: хуже некуда. Отныне мне никакой черт не страшен.
— Вот и отлично, — подхватывает Рита, — тебе и правда никакой черт не страшен.
Оба смеются. Фрау Метернагель, явно довольная, просовывает голову в дверь. Недаром она сразу решила, что от этого визита может быть только польза. Она приглашает Риту в столовую выпить чашку кофе.
Всякий раз, когда Рита бывала в этой комнате, Метернагель сидел на своем излюбленном месте у окна. Без него и без дыма его сигареты ей здесь неуютно.
Бросается в глаза, что диван обветшал, что ковра нет. Линолеум натерт до блеска, но ковра нет.
Фрау Метернагель рада, что есть с кем отвести душу. Мужу она давно не поверяет своих забот.
— Что поделаешь, он не такой, как все, — с грустью говорит она. — Я ведь видела, что он себя губит. Другие и телевизором и холодильником обзавелись, и стиральную машину жене купили. А знаете, что он делает с деньгами с тех пор, как дочки стали самостоятельными? Он копит. И думает, я не знаю на что. А я отлично знаю: он хочет вернуть те три тысячи, которые переплатил когда-то. Он сумасшедший, говорю вам, сумасшедший. Подумаешь, нужны заводу три тысячи марок! Вот мне они действительно нужны.
Рита пьет жиденький кофе, съедает ломтик хлеба.
Он женился на этой женщине, когда она была горничной, а он — подмастерьем. Они еще ребятишками играли вместе во дворе. Дом, в котором они выросли, до сих пор цел. Рита его видела.
«Где такая чистота, там бедности быть не может», — заявила попечительница и оставила мать Метернагеля с пятью детьми без пособия.
Девочка — впоследствии жена Рольфа — часто наведывалась к ним и прибирала комнату, когда мать уходила стирать. У них все были мальчики, Рольф — самый старший.
Эта женщина состарилась бок о бок с мужем. Видимо, она была в свое время недурна собой. Муж всегда требовал от нее бережливости. Теперь лицо у нее дряблое, покорное. А платье — пятилетней давности.
Да, он и жену воспитал по-своему. Но никогда не говорил об этом. А насколько может хватить сил человеческих?
— Вы даже себе не представляете, какую работу проворачивает ваш муж, — говорит Рита, не в силах подыскать слова ободрения. — Как его все ценят. Без него вообще нельзя обойтись.
- Граждане - Казимеж Брандыс - Роман
- Бабур (Звездные ночи) - Пиримкул Кадыров - Роман
- Фортуна - Александр Хьелланн - Роман
- На краю моей жизни (СИ) - Николь Рейш - Роман
- Судьба (книга первая) - Хидыр Дерьяев - Роман
- Ночное солнце - Александр Кулешов - Роман
- Призрак Белой страны - Александр Владимиров - Роман
- Хроника семьи Паскье: Гаврский нотариус. Наставники. Битва с тенями. - Жорж Дюамель - Роман
- Марш Акпарса - Аркадий Крупняков - Роман
- Аниран расправляет плечи (СИ) - Селютин Алексей Викторович - Роман