Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И я отправился в пещеру. Пошел, как был, прямо с озера. Не надевал ни шлема, ни панциря, наоборот — разделся совсем. Я хотел быть проворным, как зверь, как гибкая пантера, ощущать легкость в руках. Ведь Дракон — большой, а я — маленький... Мускулы мои напряжены, я готов к бою. Каждое мгновение жду встречи с Драконом. Меч в руке преобразил меня. Я — сильный, я — мужественный. Я одолею Дракона.
А вот и он!
Большой и безобразный, в лапе меч, совсем такой, как у меня. Надо же!
Я бросаюсь вперед, пока он не развернулся, и достаю мечом его левую лапу. Р-раз — и отсек. Везет! Вперед!
Дракон охнул и взмахнул мечом, я отбил удар легко, даже удивительно, и снова ударил его!
Бой идет, и я побеждаю. Дракон стар, бессилен, неспособен к схватке. Еще удар — и я убью его. Он охает и покорно подставляет голову под мой меч, выронив свой. Странно! Что-то здесь не так! И я спрашиваю:
— Ты ли это, Дракон? Что с тобой?
— Я ждал, когда ты спросишь об этом, — отвечает Дракон. — Все спрашивали. Так вот. Каждый, кто приходил сюда, побеждал Дракона, потому что тот уже был стар и бессилен. Но зато сам победитель превращался в Дракона. Ну кто способен устоять перед богатством, кто способен не соблазниться такой властью — держать всю страну в страхе и покорности? Кто? Я ждал нового героя, потому что сам уже немощен и слаб. Я отжил свое. А теперь Драконом станешь ты! Ха-ха-ха-ха! Посмотри на себя: ты уже почувствовал силу, почувствовал власть, увидел свое богатство, посмотри на свои руки — они покрываются чешуей, посмотри на свое лицо — оно вот-вот превратится в пасть Дракона. Ну, руби же меня, руби! Но кожа твоя уже — ха-ха-ха! — зеленеет...
Я ударил его, испытывая страх и злобу, и он залился кровью. Я отбросил меч и посмотрел, на свои руки. Они покрывались на моих глазах зеленой чешуей; я посмотрел на отражение своего лица в золотом кувшине возле мертвого Дракона и увидел, что изо рта моего вырастают клыки.
— Нет, — закричал я, — нет, нет, нет! Я не буду Драконом, ни за что на свете! Никогда! Не буду! — Я сдирал с себя отвратительную зеленую чешую, кромсая свое тело и истекая кровью, сдирал до последнего клочка, с собственной кожей, было больно, я почти плакал от боли, но рвал изо всех сил. — Нет, нет, нет! Никогда я не буду Драконом, не для этого вышел я на поединок со злом, не за это я боролся... — Боль пронзила все мое тело, кровь струилась из ран, а я срывал с себя, уничтожал малейшие следы страшного дыхания Дракона...
— Боже мой! Что с тобой, Андрий! Ты переутомился, так нельзя! — Голос жены разбудил меня. Она стояла босая возле моей кровати, в ночной сорочке. Голос ее дрожал.
— Ничего, Оля, я сейчас. Прости, — сказал я.
Я сидел в кровати голый, как любил спать издавна, и лицо мое было в слезах, а руки изодраны в кровь.
...Что это со мной? Что за странный сон? Что это со мной? Вчера дети крутили диафильм, какая-то восточная сказка. Вьетнамская, кажется... О драконе. И о молодом рыбаке... о черепахе...
Плохи, видно, мои дела, если таковы сны! Но я же всегда по справедливости, всегда для всех... Подожди минутку! Всегда ли?
Кто-то сказал — обладание властью портит человека! Ганнуся как-то напомнила мне из Горького: если хочешь проверить человека, дай ему власть.
А ведь это так! Может, сестра что-то имела в виду?
Мне трудно иногда разговаривать с людьми, быть близким для них, это правда. Надо учиться, надо заставить себя побороть, внутреннюю замкнутость. Когда руковожу, когда работа — все в порядке. И я на месте, и люди довольны. А если кто-то один говорит со мной, мне трудно. Часто не получается разговор. Почему? Люди, наверное, обижаются, Ольга не раз намекала. Вот Пако — этот в селе любимец! Нет, все равно — умеет с людьми! Хотя я знаю, что и он, как я. Замкнутый круг. Но никто о нем ничего такого не скажет. Душа-человек. А я не могу даже с Ольгой. Она знает уже обо мне все, ну почти все. Поняла, поверила, приняла. Пережила все мое и уважает сейчас мое прошлое, мою жизнь — какая она есть.
И все же — каждая женщина хочет видеть в своем муже героя. Так или иначе, она его создает, она придумает недостающее, но для нее мужчина должен быть героем. Хотя бы в чем-нибудь.
А каждый герой еще и не герой, а просто человек, уязвимое существо, которое не всегда укладывается в рамки представлений о нём. Но как трудно сказать об этом кому бы то ни было. И как это нужно — хотя бы иногда. Иначе нервы, усталость, непокой...
Ольга видит меня лидером — сегодня, героем Испании и войны — в прошлом. И нужен ли я ей другим? И все же...
Глупые мысли. Дети, семья. Что за сомнения? Что со мной, черт побери? Который час? Пять. Надо переговорить с Пако. Он поймет, что произошло. Он-то знает меня всякого, с моих восемнадцати лет — и потом всю жизнь. А кроме того — он слышит. Всегда. Потому что слушает. Одна длина волны. Ну, и все такое. А может, сначала «и все такое». Через два часа пойду к нему. Он поднимается в семь. Но сон! Ну и сон!
XXIII
Когда ты постиг, Андрий, что такое любовь? Что такое эта непреодолимая тяга к другому человеку? Где граница между любовью и привязанностью, по привычке называемой любовью? Любить можно и друга, и милого соседа... Сколько значений у слова, которое мы произносим иногда с такой легкостью.
Она копилась в тебе всю жизнь — с детства, с первых симпатий несмышленыша, с первых влюбленностей ребенка, с первых желаний подростка, с первых страстей юноши, — чтобы ты мог встретить то, что вдруг стало существовать одно во всем свете, единственно настоящее, единственно возможное, как воздух, как солнце, как Мария-Тереза.
Мария-Тереза... все, что было связано с ней, продолжало свое существование во времени и пространстве, ее глаза и улыбка, перешедшие к брату, ее прикосновение, которое в твоей памяти до конца, до забытья, до самой смерти.
Последние годы ты шел сквозь войну, как ветер, как меч, как Омбре. Теперь это прозвище перестало быть шуткой, теперь за голову Омбре франкисты предлагали награду, потому что действия твоего отряда становились все смелее, все чувствительнее для врага. Тебя уже знали, висели объявления: за голову Омбре десять тысяч песет. Мальчик с Украины, похоже, ты очень дорого обошелся врагам. А ты постепенно терял разговорчивость, если говорил — по необходимости, по делу, а больше молчал. Товарищи отметили: с тех пор как ты стал руководить отрядом, потери у вас уменьшились. Ты воспринял это как факт, один из фактов войны, и по-прежнему шел первым, ведь судьба благоволила к тебе всегда, о самых головоломных операциях.
Тогда и появился у вас в отряде Санчес, высокий худой Диего Санчес, пастух, неуклюжий на вид, но удивительно сильный и ловкий. Семья расстреляна фашистами. За голову Санчеса тоже обещано немало — пять тысяч песет, хороший напарник тебе, Омбре, еще один ценный для фашистов человек. Ну-ка, смотри веселей...
У Санчеса всегда оказывались какие-то замыслы, этот человек был напичкан разными планами, и, что удивительно, они удавались. Отряд окреп, вас бросали на самые ответственные операции, воевать рядом с Санчесом было сплошным удовольствием, если вообще это дело может доставить удовольствие.
Ветераны держались спаянно, они составляли неделимое ядро нашей разношерстной команды... Збышек Янишевский, Антонио, Пако, серб Тодор Петрович, двое мексиканцев, Пауль Вернер, бывший студент-философ из Австрии, японец Сато. Не обходилось без потерь, приходило пополнение, а ядро ветеранов держалось. Что-то берегло их — тех, кто столько прошел. Ты уже привык к постоянному напряжению, к ночным размышлениям, когда все спали. К необходимости взвешивать каждый шаг перед тем, как идти на риск.
Ты не мог спать ночами, потому что боялся снов. Боялся, что снова проснешься от обжигающей боли, хватая воздух руками, пытаясь удержать тень, привидение, ее тень, ее привидение. И, проснувшись, поймешь: никогда больше...
Поэтому ты привык падать в постель только под гнетом свинцовой усталости, измотанный до предела, неспособный ни вспоминать, ни чувствовать. Ты спасался действием. И заботой о других.
Пако спал в твоей комнате с тех пор, как ты, командир отряда, привел его под добродушно скептическими, а в общем-то сочувственными взглядами товарищей. Прошло около полугода. Парень доказал, что он мало что не лишний — необходимый всем человек. Он всегда, почти всегда шел вместе с тобой. Ты привык к этому, привыкли и другие.
Но ты не выдержал его взгляда, когда однажды вечером перед сном он сказал:
— Андрес, если ты погибнешь, я тоже не буду жить, помни об этом. У меня больше никого и ничего нет!
— Это разговор не для взрослых, не для солдат, — сказал ты, — а Испания?
— Я умру за Испанию, если нужно! За нее легко умереть, но ты... Ты знаешь, о чем я говорю... Не ищи смерти, Андрес, потому что это будет и моя смерть, вот и все! Доброй ночи!
Что-то ты говорил ему, хотел возразить, но он так смотрел на тебя, что слова застряли у тебя в горле и ты замолчал и очень скоро, не выдержав его взгляда, отвернулся. Потому что вдруг понял, что малыш сказал правду. Ты не думал об этом, никогда не думал, но шел на риск, поневоле играя со смертью. Пако это увидел.
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- ПРАЗДНИК ПОХОРОН - Михаил Чулаки - Современная проза
- Бабло пожаловать! Или крик на суку - Виталий Вир - Современная проза
- Истории про еду. С рисунками и рецептами автора - Андрей Бильжо - Современная проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Современная проза
- Экватор. Черный цвет & Белый цвет - Андрей Цаплиенко - Современная проза
- Тихий уголок - Питер Бигл - Современная проза
- Девушка без прошлого. История украденного детства - Даймонд Шерил - Современная проза
- Москва-Поднебесная, или Твоя стена - твое сознание - Михаил Бочкарев - Современная проза