Рейтинговые книги
Читем онлайн История ислама. Т. 3, 4. С основания до новейших времен - Август Мюллер

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 42 43 44 45 46 47 48 49 50 ... 228
почтение и располагала к нему сердца; будучи общителен и приветлив, он находил самое большое удовольствие в том, чтобы одарять. Когда он умер, печаль народа была так велика, как будто бы он лишился пророка; никогда еще не испытывали такого горя при смерти царя, ибо он был любим, любим как благородными, так и преступниками, как мусульманами, так и неверными»[121]. Даже мы до сих пор почти любим Саладина, мы, для которых, вместо действительной личности, восстает прекрасный образ, созданный Лессингом; стремление наше к идеалу истинной свободы совести делает нас склонными почитать султана, который до такой степени воодушевлялся нашими собственными мечтами о будущем.

Между тем, как это часто бывает, история должна значительно изменить образ, начертанный поэтом. Прежде всего заметим, что если бы даже Саладин пустился в более или менее долгий разговор с одним из презираемых евреев, то едва ли одобрил бы аллегорический рассказ о трех кольцах. Если Саладин всю свою жизнь обращался с такой изумительной благодетельной мягкостью с иноверными, особенно с попавшими в его власть христианами, то это объясняется главным образом великодушием его сердца. Саладин был такой рьяный суннит, каким едва ли был кто-нибудь из курдов. Его особенно хвалят за заботы о теологических интересах в духе правой веры; о свободе совести он думал так мало, что велел немедленно казнить суфия Сухраверди, философия которого отличалась несколько пантеистической окраской, когда благочестивые доносчики сообщили ему, что он поселился у Мелик Захира Халебского, одного из сыновей Саладина, и угрожает отравить своими ересями душу молодого князя. Размеры, в которых «царь-защитник» изъявлял притязания на усердие мусульманских князей и подданных, ни на волос не отличались от способа действий Нуреддина, хотя, благодаря приветливости внешнего обращения и тонкости натуры, он мог казаться мягче и доступнее. Между тем, совсем не руководствуясь позволительной для поэта свободой, мы должны еще немного затмить блеск его красок.

Не очень-то красив способ, каким Саладин устранил[122] несчастных Фатимидов: один из наиболее заслуживающих доверия мусульманских историков, который всюду превозносит его, нисколько не утаивает, что смертоносный кинжал, возможно не без ведома султана, прервал жизненную нить Конрада Монферратского. Тяжел упрек, который, именно с мусульманской точки зрения, мог быть сделан ему относительно его поведения с Нуреддином. А именно: вскоре по принятии правления в Египте он стал держать себя более независимо, чем подобало простому управителю народа. Под предлогом нужды в некоторых подкреплениях он еще в 564 (1169) г. сумел выманить у Нуреддина присылки в Египет отца своего, Эйюба с его подчиненными, и часть войск. Тогда ему не нужно было так боязливо считаться со своим властелином; и когда последний, желая восстановить безопасное сообщение между Дамаском и Каиром, предпринял завоевание Карака и Шаубека и требовал при этом помощи египтян, Саладин не раз под очень незначительными предлогами держался вдали или прямо удалялся в решительный момент. Ему было очень с руки, что доступ из сирийских владений в Египет был труден; но так как Нуреддин не хотел, да и не мог допускать непокорность в своих эмирах, то вместе с возможностью полного разрыва возникла опасность: как раз в тот момент, когда великий сын Зенги думал достичь цели двадцатипятилетней непрестанной работы на пользу веры, спасение магометан опять сделалось вопросом, благодаря самолюбивым стремлениям к обособлению.

Из различных указаний можно заключить, что на этот раз и Саладин чувствовал себя не совсем уверенно. Когда только было возможно, он кривил душой и при случае выказывал себя умышленно покорным подданным; но человек, подобный Нуреддину, не довольствовался долго одними словами. В 569 (1173/74) г. в Каире узнали, что в Сирии ведутся обширные военные приготовления; нельзя было сомневаться в цели предстоящего похода, и нечистая совесть управителя Египта выдала себя тем, что он, желая на всякий случай обеспечить себе убежище, велел одному из своих братьев взять северную Нубию, а затем, смелым скачком через Красное море, Йемен. Но дело не зашло так далеко, как можно было опасаться. Быть может, сам эмир, как это бывает у натур, отваживающихся на великое, полагался на свое счастье, – во всяком случае, в среду 11 шавваля 569 г. (15 мая 1174 г.) от быстро развившейся болезни умер Нуреддин, едва достигши 58 лет; теперь Эйюбид – так называют Саладина, как и впоследствии его потомков, по имени отца – мог дать полный простор своему честолюбию, не уничтожая успехов своего великого предшественника.

Что бы мы ни думали о его поведении в отношении к последнему, но в отношении к малым людям, оставшимся после смерти Нуреддина, Саладин мог без угрызений совести проявить права прирожденного государственного человека. С этого момента он действительно тот несравненный герой, которым мы привыкли в нем восхищаться. Его отвага, соединенная с осторожностью и умом, даже с хитростью, его личная храбрость, которые он проявлял в течение своей жизни, едва ли заслуживают такого большого удивления, как его поистине мужественное терпение в несчастье. Он делается нам всего дороже, когда после великой победы при Хиттине[123] и завоевания Иерусалима, равно как после потери Аккона и последовавшего за ней тяжелого времени, выказывает постоянно равномерное самообладание и терпение, с которым он, в по-видимому, самом отчаянном положении все-таки не покидал ни надежды, ни того полудобродушного, слегка иронического снисхождения к слабостям других людей, которые Лессинг сумел так тонко схватить. В этом человеке нет ничего мелкого; его многохвалимая преувеличенная щедрость была лишь выражением его высокого образа мыслей, по которому он не мог отказать взрослым детям в игрушке, в которой они странным образом находят удовольствие. Из сообщенного выше эпизода между Нуреддином и его женой и рассказа, по которому Саладин велел однажды выплатить одному бессовестному лейб-медику 30 тысяч драхм, лишь бы не видеть более его кривой физиономии[124], ясно выступает все различие между этими натурами, в своем роде одинаково высоко одаренными.

Государственной деятельности египетского владыки (569–589 = 1174–1193 гг.), самостоятельность которого была теперь признана без всякого сопротивления, предстояло отчасти еще раз осуществить двойную цель Нуреддина, отчасти пойти дальше достигнутого им. Смерть князя Дамаска и Халеба немедленно сделала опять спорным вопросом соединение сирийских и месопотамских мелких владений, которое было достигнуто с таким трудом. Сын Нуреддина, Измаил, с прозвищем аль-Мелик ас-Салих[125], был еще слишком молод, чтобы не быть игрушкою в руках эмиров; когда он, по совету одного из них, перенес свою резиденцию из Дамаска в Халеб, то тотчас порвалась связь между обеими частями Азии; а так как Месопотамией, немедленно по получении известия о смерти государя, которого все боялись, завладел Сейф ад-дин II,

1 ... 42 43 44 45 46 47 48 49 50 ... 228
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу История ислама. Т. 3, 4. С основания до новейших времен - Август Мюллер бесплатно.
Похожие на История ислама. Т. 3, 4. С основания до новейших времен - Август Мюллер книги

Оставить комментарий