ко мне была отражением чувств её отца по отношению ко всему Оленьему замку. Я радовался, что Целерити избегает меня, и в то же время это ранило меня, потому что я не заслужил её гнева. Когда приглашение наконец поступило и Браунди поспешил к королю, я стал надеяться, что это затруднительное положение изменится. Уверен, не я один отметил, что королева Кетриккен не была приглашена на Совет. Меня, конечно, тоже не пригласили. Но нечасто королеву ставят на ту же доску, что и незаконного племянника. Кетриккен сохраняла хладнокровие и продолжала показывать Шелле и дочерям Браунди горские способы вышивки бисером. Я держался неподалеку от стола, но сомневался, что они думают об этой работе больше, чем я.
Ждать нам пришлось недолго. Меньше чем через час герцог Браунди появился в Большом зале яростный и холодный, как штормовой ветер. Он сказал Фейт:
— Собери наши вещи. — И потом обратился к Целерити: — Скажи страже, чтобы были готовы выйти в течение часа. — Затем он очень сдержанно поклонился королеве Кетриккен: — Моя королева, прошу разрешения отбыть, поскольку Дом Видящих не собирается предложить никакой помощи и Бернс теперь должен сам заботиться о себе.
— Разумеется. Я вижу, что вам нужно спешить, — серьезно ответила Кетриккен, — но я все-таки предлагаю вам пожертвовать своим временем ещё для одной трапезы. Нехорошо пускаться в такое путешествие на пустой желудок. Скажите, вы любите сады? — Её вопрос был обращен не только к Браунди, но и к его дочерям.
Они посмотрели на своего отца. Через мгновение он вежливо кивнул.
Его дочери осторожно сказали Кетриккен, что любят сады, но выглядели явно озадаченными. Сад? Зимой? Под воющим штормом? Я разделял их недоумение, но в этот момент Кетриккен обратилась ко мне:
— Фитц Чивэл, выслушай мои пожелания. Розмари, пойди с лордом Фитцем Чивэлом на кухню. Приготовь еду, какую он укажет, и принеси её в Сад Королевы, а потом проводи туда наших гостей.
При этих словах я вытаращил глаза. Нет. Не туда. Взобраться на башню и так стоило немалых трудов, не говоря уж о том, чтобы выносить чашки с чаем на исхлестанную бурей площадку наверху. О чем она только думает? Улыбка, которой Кетриккен ответила на мой тревожный взгляд, была, как всегда, открытой и спокойной. Взяв под руку герцога Браунди, будущая королева вывела его из Большого зала. Его дочери вместе с наперсницами королевы шли следом. Я повернулся к Розмари и изменил распоряжения Кетриккен.
— Пойди найди теплую одежду и догони их. Я сам позабочусь о еде.
Девочка весело убежала, а я поспешил на кухню. Я коротко сообщил Саре о нашей нужде, и она быстро уложила на поднос подогретые булочки и добавила стакан теплого вина для меня.
— Отнеси это сам, а я пришлю ещё с мальчиком.
Я улыбнулся про себя, когда взял поднос и поспешил к Саду Королевы. Сама королева может называть меня лордом Фитцем Чивэлом, но повариха Сара ни на минугу не задумается, прежде чем послать меня отнести поднос с едой. Как ни странно, в этом было что-то утешительное.
Я взобрался по лестнице быстро, как мог, и остановился отдышаться на верхней площадке. Я закутался, чтобы укрыться от дождя и ветра, и распахнул дверь. На башне было холодно и мерзко, как я и ожидал. Наперсницы королевы, Шелле и дочери герцога Браунди столпились под жалким укрытием двух соединенных стен и куска парусины, который был растянут прошлым летом в качестве защиты от солнца. Под ним ветер был не таким сильным, кроме того, навес спасал от ледяного дождя. Там стоял маленький стол, на который я водрузил поднос с теплой едой. Уютно закутанная Розмари стащила булочку с края подноса. Леди Модести принялась хлопотать, раздавая еду. Королева и герцог стояли у самого края парапета, глядя поверх зубчатой стены на открытое море. Ветер взбивал белую пену и так швырял чаек, что они не могли взлететь. Я подошел ближе. Кетриккен и Браунди тихо разговаривали, но рев ветра сделал безнадежной мою попытку подслушать их беседу. Я пожалел, что не догадался взять плащ для себя. Почти мгновенно я промок насквозь, зубы мои стучали, но я пытался улыбаться, когда передавал вино королеве и герцогу.
— Вы знакомы с лордом Фитцем Чивэлом? — спросила Кетриккен у Браунди, принимая вино.
— Конечно. Я имел удовольствие видеть его у себя за столом, — заверил её герцог. Капли дождя повисли на его кустистых бровях, ветер трепал плащ.
— Значит, вы не будете возражать, если я попрошу его присоединиться к нам? — Несмотря на дождь и ветер, королева разговаривала спокойно, как будто мы грелись на весеннем солнце.
Я подумал, понимает ли Кетриккен, что Браунди примет её вопрос как завуалированный приказ.
— Я приветствовал бы его советы, если вы считаете, что у него достаточно мудрости, — неохотно кивнул Браунди.
— Я надеялась, что вы согласитесь. Фитц Чивэл, возьми себе немного вина и присоединяйся к нам, пожалуйста.
— Как пожелаете, моя королева.
Я низко поклонился и поспешил исполнить повеление. Мой контакт с Верити становился все более хрупким по мере того, как время шло и принц уезжал все дальше, но сейчас я ощущал его жгучее, нетерпеливое любопытство. Я поторопился к своей королеве.
— Нельзя исправить то, что уже сделано, — говорила Кетриккен, когда я вернулся. — Я скорблю, что мы оказались неспособны защитить наш народ. Однако хотя я не могу исправить то, что уже сделали пираты, я, возможно, сумею защитить людей от наступающих штормов. Я прошу вас отвезти им это — с руки и от сердца их королевы.
Я заметил, что Кетриккен не упомянула о бездействии короля Шрюда. Я наблюдал за ней. Она двигалась одновременно неторопливо и целеустремленно. Засучив свободный белый рукав, который уже промок от дождя, она обнажила белую руку и вьющуюся по этой руке золотую змейку с вплетенными в неё темными опалами. Я и прежде видел темное сияние горных опалов, но никогда — таких огромных. Тем не менее она протянула мне руку, чтобы я расстегнул замок, и без промедления сняла с себя драгоценность. Из другого рукава она вынула маленький бархатный мешочек. Я раскрыл его, и Кетриккен опустила туда браслеты. Она тепло улыбнулась герцогу Браунди и вложила мешочек ему в руку.
— От вашего будущего короля Верити и от меня, — сказала она тихо.
Я почувствовал побуждение Верити в моем сознании броситься к ногам этой женщины и заявить, что она слишком царственна для его простой любви. Браунди изумленно бормотал слова благодарности и клялся ей, что ни пенни из этого состояния не
