Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Идите! – небрежно приказала она будущему супругу. – Я вас сейчас догоню!
Гренер церемонно со мной раскланялся, я проводил его до дверей.
– Так внезапно? – обратился я к Янковской, когда мы остались один. – Что это значит?
– Ах, Андрей Семенович, я загадывала иначе, – грустно ответила она. – Увы! Я ведь знаю, как много вы работали в последнее время. Для кого, вы думаете, старается Польман? Почему он вас щадил? Как только вы передадите свою сеть, вас отправят обратно в Россию. А я – я устала уже рисковать….
Она протянула мне руку, и я задержал ее пальцы.
– Мы еще увидимся? – спросил я.
– Конечно!
– Вы у меня в долгу, – упрекнул я ее. – Вы не открыли мне всех тайн, связанных с нашим знакомством.
– Вы их узнаете, – пообещала она. – Это еще не последний наш разговор.
Она задумчиво посмотрела на меня:
– Поцеловать вас?
Я покачал головой.
Она вырвала свою руку из моей:
– Как хотите…
Она переступила порог и, не дав мне выйти на лестницу, резким толчком захлопнула за собой дверь.
Не успел я вернуться в столовую, как передо мной появился Железнов.
– Что это все значит? – нетерпеливо спросил он.
– Очередная лирическая сцена, – пошутил я. – Госпожа Янковская в одной из многочисленных ролей своего репертуара!
– Марта сказала, что они уезжают?
– Совершенно верно, – подтвердил я. – Господина Гренера сманили за океан жареным пирогом!
– Каким еще там пирогом? – с досадой отозвался Железнов. – Сейчас не время шутить.
– А я не шучу. Повторяется старая история. Совесть можно продать лишь один раз, а затем сколько ни одолжаться, придется рассчитываться.
Действительно, подумал я, куда делись все патриотические речи Гренера, как только он услышал хозяйский оклик?!
Но Железнов не склонен был заниматься отвлеченными рассуждениями.
– Неужели ты не понимаешь, как осложнится твое положение после отъезда Янковской? – с упреком сказал он. – Оберегая себя, она в какой-то степени вынуждена была оберегать и тебя. Ты был ширмой, за которой ей удобно было прятаться. Один ты вряд ли сможешь нейтрализовать Польмана и попадешься как кур в ощип…
– Мне кажется, ты сгущаешь краски. В конце концов я могу рискнуть…
– Мы можем рисковать собой, но не вправе рисковать делом! – резко оборвал меня Железнов. – Свое поручение ты, можно сказать, выполнил. Мы обязаны спасти тебя, но, признаться, очень жаль детей. Их тоже хотелось бы спасти. А кроме того, есть, кажется, еще одно немаловажное обстоятельство, которое может ускорить твое возвращение домой.
– Что же ты собираешься делать? – спросил я.
– Говорить с Прониным, – ответил он. – На этот раз он очень-очень нам нужен!
17. «У Лукоморья дуб зеленый…»
Через день или два после визита Янковской и Гренера в тех кругах Риги, где волею судеб и своего начальства пришлось мне вращаться весь последний год, заговорили о предстоящем отъезде профессора в Испанию. Его научные исследования, которые он не прекращал, даже находясь, как выражался он сам, на аванпостах германского духа, вступили в такую фазу, что потребовали всех сил ученого. Поэтому он решил на некоторое время уехать в далекую от войны страну, которая на самом деле являлась как бы испытательным полигоном для ученых гитлеровского рейха. Такова была официальная версия. А неофициально в Риге, посмеиваясь, говорили, что просто-напросто Гренер решил провести свой медовый месяц в Мадриде.
Истину знали немногие, знали, разумеется, в Берлине и два–три человека в Риге, мне о ней стало известно только в силу особых отношений, сложившихся между мной и Янковской.
Что касается Железнова, он был озабочен предстоящим отъездом новоиспеченной четы, по-моему, больше самого Гренера.
– В связи с этим отъездом ухудшается ваше положение, – говорил мне Железнов, – и очень хотелось бы как-нибудь помочь ребятишкам…
Железнов находился на опаснейшей работе, приходилось все время думать, как бы сохранить на плечах собственную голову, но этот удивительный человек меньше всего думал о себе.
– Пронин встретится сегодня с нами, – сказал мне через несколько дней Железнов. – Не уходите никуда, я слетаю в одно местечко…
Он исчез и сравнительно скоро явился обратно.
– Знаете Промышленную улицу? – спросил он меня. – По-латышски называется Рупниецибас. Запомните: Рупниецибас, дом 7, квартира 14.
– А что дальше? – спросил я.
– Сейчас запоминайте, а завтра забудьте. Ровно через час приходите по этому адресу. «Руслан и Людмилу» проходили в школе?
– Разумеется…
– Начало помните? – спросил Железнов.
– Там, кажется, посвящение есть, – неуверенно произнес я. – Посвящения не помню.
– Нет-нет! – нетерпеливо перебил меня Железнов. – То, что в школе учили: «У лукоморья дуб зеленый…»?
– «… Златая цепь на дубе том…»?
– Вот и хорошо! – облегченно сказал Железнов. – А то сейчас было бы некогда заучивать стихи. Я уже условился. Вы позвоните и скажете первую строку, вам ответят второй, дальше вы – третью, вам – четвертую, вы – пятую, а вам… Понятно?
– Понятно, – ответил я.
– Вот и ладно, – сказал он. – Помните: ровно через час! А я побегу…
И он опять исчез.
Ровно через час я поднимался по тихой и чистой лестнице дома № 7, а спустя минуту стоял у дверей квартиры № 14 и нажимал кнопку звонка.
Дверь мне открыла пожилая, неплохо одетая и представительная дама.
Она ничего не сказала и только вопросительно поглядела на меня. Я неуверенно посмотрел на нее и с довольно-таки глуповатым видом произнес:
– «У лукоморья дуб зеленый…»
Дама слегка улыбнулась и тихо ответила:
– «… Златая цепь на дубе том…»
Затем открыла дверь пошире и пригласила:
– Заходите, пожалуйста.
Я очутился в просторной передней. Дама тотчас закрыла за мной дверь и повела меня по коридору в кухню, там у плиты возилась какая-то женщина, одетая попроще.
– Эльза, – сказала дама, – проводите этого господина…
Эльза тотчас вытерла передником руки и, не говоря ни слова и не оглядываясь, открыла выходную дверь. Мы оказались на черной лестнице, спустились на улицу, миновали несколько домов, вошли в какие-то ворота и завернули за угол. Моя провожатая остановилась перед входом в какую-то полуподвальную квартиру, указала на дверь и пошла прочь, даже не поглядев на меня.
Я секунду постоял перед дверью, дернул ручку звонка и услышал дребезжание колокольчика.
Дверь тотчас отворилась, передо мной появился юноша, скорее даже подросток, в серой рабочей блузе.
– Вы к кому? – спросил он довольно недружелюбно, готовый вот-вот захлопнуть передо мной дверь.
– «…. И днем и ночью кот ученый…» – твердо сказал я. Подросток окинул меня внимательным взглядом и быстро пробормотал:
– «… Все ходит по цепи кругом».
Он выскочил во двор и, полуобернувшись в мою сторону, небрежно кинул:
– Пошли!
По черной лестнице этого же дома мы поднялась на второй этаж, паренек, не стучась и не звоня, решительно открыл незапертую дверь чьей-то квартиры, миновал кухню, в которой у окна, спиной к нам, стоял какой-то мужчина, не обративший на нас никакого внимания, остановился перед закрытой дверью, сказал: «Стучите», – и сразу покинул меня.
Дверь приоткрылась, из-за нее выглянула голубоглазая девушка.
– Вам кого? – спросила она.
– «Идет направо – песнь заводит…», – сказал я. Но она не успела мне ответить.
– «… Налево – сказку говорит…», – услышал я из-за двери знакомый голос.
Девушка выскользнула в коридор, я вошел в комнату и увидел… Пронина!
Неподалеку от него стоял Железнов.
– Здравствуйте, – сказал Пронин, при встречах в Риге он никогда не называл меня по имени.
– Прибыл в ваше распоряжение, – сказал я.
– Ну как дела? – спросил Пронин. – Рассказывайте скорее.
– Вероятно, вам уже докладывал товарищ Железнов. Можно сказать, успешно. С девятнадцатью познакомились лично, лицом к лицу, троих нет, исчезли неизвестно куда, с четырьмя еще не встречались.
– Значит, можно домой? – спросил Пронин.
– Это зависит от вас, товарищ майор, – сдержанно произнес я, хотя мое сердце сжалось от радостного предчувствия.
– Да, домой, – повторил Пронин. – Вы сделали большое дело. И, кроме того…
– Ну, без Железнова я бы ничего не добился, – убежденно ответил я. – Он многому меня научил.
– А ему и карты в руки, он специалист, – сказал Пронин, усмехнулся и кивнул в сторону Железнова. – Знаете, о чем он просит?
- Мэр Кэстербриджа - Томас Гарди - Классическая проза
- Собрание сочинений. Т. 22. Истина - Эмиль Золя - Классическая проза
- Том 2. Тайна семьи Фронтенак. Дорога в никуда. Фарисейка - Франсуа Шарль Мориак - Классическая проза
- Рассказы - Лев Успенский - Классическая проза
- Бен-Гур - Льюис Уоллес - Классическая проза
- Испанский садовник. Древо Иуды - Арчибальд Джозеф Кронин - Классическая проза / Русская классическая проза
- Скотский хутор - Джордж Оруэлл - Классическая проза
- Том 24. Наш общий друг. Книги 1 и 2 - Чарльз Диккенс - Классическая проза
- Том 25. Наш общий друг. Книги 3 и 4 - Чарльз Диккенс - Классическая проза
- Духовидец. Гений. Абеллино, великий разбойник - Фридрих Шиллер - Классическая проза