Форма входа
Читем онлайн Каменный пояс, 1976 - Александр Коваленко
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Но вот, будто устав от единоборства со скалами, река затихает в низких илистых берегах, образуя сазы. Здесь она разливается на множество рукавов, тихо струящихся в широкой заболоченной пойме, покрытой сочной зеленью травушки-муравушки. Так и тянет прилечь в эту мягкость и, прищурив глаза, смотреть, как в небе шевелятся тучки, переваливая через гребни гор. Почему-то при виде молодой травки, сплошь закрывающей землю, всегда манит в далекое детство.
А река снова уже ускоряет свой бег и снова срывается в ревун, чтобы успокоиться в следующем сазе, где она так напоминает наши тихие равнинные речушки.
Сказочно красивы эти горные реки, обрамленные убегающими вверх по склонам вековыми елями, барбарисом, шиповником, смородиной и множеством незнакомых кустарников, трав и цветов.
Но все это антураж — внешнее оформление. И воспринимается не как реально существующее, а как декорация к спектаклю, в котором мы-то выступаем реальными действующими лицами. Не актерами, сумевшими прекрасно перевоплотиться, а именно действующими лицами.
Отвесные скалы северной стены Джигита, по которой мы совершаем восхождение, не оставляют надежды на удобную ночевку. Уже четверо суток шаг за шагом карабкаемся через снега, льды и скалы этой стены, а до вершины…
Придется организовывать сидячую. А вдруг непогода? Хотя новолуние уж прошло. Да и среди ночи редко начинает крутить. Что ж, другого выхода нет. А если все-таки — вдруг? Нет, рисковать нельзя! — мысли, мысли, мысли…
— Володя, Валя! Веревки не снимать! — кричу я Самохвалову и Маковецкому, идущим последними.
По навешенным веревкам в крайнем случае мы за час спустимся до места, где стояла наша палатка в предыдущую ночь. Площадка, вырубленная в ледовом гребешке не ахти какая хорошая, но все-таки площадка. Конечно, не паркет во дворце каких-нибудь там Шереметьевых. Целый день мы поднимались от нее. Пройдено 140 метров. День тяжелой и опасной работы. И всего 140 метров! Насколько ж относительны наши понятия о расстоянии. Говорим: «Прошли маршрут: два километра в 8 дней». Выходит: «Что ж мы делали 8 дней, если всего-то два километра?»
Действительно, что же мы делаем, если иногда за день проходим всего 100—150 метров.
Отвесная стена, гладкая, трещин мало, метров 30—40. И надо ее пройти. А почему надо? Тут-то и вспоминаются строки из песни:
…Отыщешь ты в горахПобеду над собой!
А вот и Валентин пробирается ко мне. Здесь узенькая короткая полочка, а рядом большой ледовый натек. Ольга Трубникова — четвертый участник — уже устроилась на полочке: повесила рюкзак на забитый в трещину титановый крюк, разложила поролоновые коврики — мой и свой — мягко и тепло. В общем, готовится к сидячей неудобной ночевке. Она — мастер спорта — сильная и мужественная. За свою альпинистскую жизнь ей не раз приходилось сидеть на древках ледорубок, и понимает, что на полочке, хоть и узкой, все-таки лучше.
Володя до нас так и не дошел. Остался метров на 30 ниже — отыскал там откол скалы и примостился в нем. Вытянул конец веревки, сплел из нее сетку и улегся, как в гамаке. Хорошо, что лег — завтра ему работать первым вместе с Валентином.
Маковецкий рубит лед, делая себе площадку, я, как могу, помогаю — вдвоем не очень-то развернешься: тесновато.
В памяти всплывают другие ночевки, другие горы. Видения сменяются. А мы все рубим и рубим лед, чтоб можно было Валентину поудобней сесть. Лед-то натечный — скалывается линзами — и никак из него не удается смастерить что-нибудь вроде если уж не кресла, то хоть табуретки.
Сел отдохнуть, и снова видения. Идем мы траверс двух вершин Скрябина и Семенова-Тян-Шанского. Острый изрезанный гребень — сплошные жандармы — отдельно стоящие крутые скальные ребра. День вот так же клонился к закату, темнело. Где тут поставишь палатку? Сесть-то негде. И вдруг из-за очередного жандарма крикнул Герка:
— Ребята! Роскошь! Идите веселей, посмотрите, какая ночевка!
За день мы устали и шли, естественно, медленно. Но Геркин крик прибавил нам сил — откуда только взялись? Обхожу жандармов — и действительно чудо! Замерзшее озерко! Да на нем десять таких палаток поставить можно! Быстро устроились. А Гэро, этакий мужичок невысокого роста, но широкий, как молодой кедр, крепыш с серо-голубыми глазами и слегка волнистой шапкой густых волос, тем временем в сторонке по льду ледорубом тюк да тюк, тюк да тюк. Открывает палатку и подает кастрюлю воды, осторожно держа ее в медвежьих лапах.
— Вот держите, чтоб не замерзла. Сейчас раскочегарю примусок и такой чаище заделаем!..
Это он «дотюкался» до воды. Пока я расстилал свои спальные принадлежности, он уже успел разжечь примусок и пристроить его в палатке. Сразу стало уютно, почти по-домашнему.
— Чай, даже если без заварки, великую силу имеет, — серьезно сказал Гэро, улыбаясь одними глазами сквозь очки.
— Даже без заварки? Но это уже не чай.
— Все равно чай — он людей в одну кучу собирает. А когда люди рядом — это великая сила.
— Философ ты, Герка. Мы ведь не из-за чая здесь в куче, как ты говоришь. Чай можно и дома, там к удобств побольше.
— В том-то и дело, что удобств побольше. Захотел чаю, пожалуйста. А этого чая могло и не быть. И этой шикарной ночевки могло не быть. Вот и думай: прав я или нет.
Мы с Гэро Робертовичем Бартини пять лет назад закончили один институт, и дружба наша была уже давнишней. Он всегда казался старше своих лет. На все имел свое суждение и редко отступался от него. Упрямый. Принципиальные, честные, открытые и всегда страстные высказывания Герки привлекали. Иных озлобляли. Во всяком случае, недоброжелателей у него было не меньше, чем друзей. Подкупало в нем бескорыстие и широта натуры. Как говорят, последнюю рубаху снимет и отдаст. Я не переставал удивляться его воинствующему жизнелюбию и неутомимости. Хорошо, когда рядом с тобой есть такой друг. От него и сам становишься сильнее…
— Оленька, а не заняться ли тебе примусочком?
— Не надо, — говорит Валя, — сейчас кончу и сам займусь.
— Пока ты кончишь — чаек уже будет готов, — отвечает Ольга.
— А чаек, как ты помнишь, великую силу имеет, — вторю ей я.
Валентин всю стену утыкал уже крючьями и развесил на них свою амуницию: рюкзак, ботинки, кошки, ледоруб — все висит на страховке. Вот он с ожесточением забивает в трещину еще один титановый клин.
— Этот мертвый, пристегнитесь к нему. На всякий случаи.
— А помнишь, Валька, как было у Гэро?
Забитый намертво крюкДа петля сгнившей веревки —Вот все, что оставил мой другНа месте последней ночевки.
— Потому я их и бью намертво, что он сам-то последнего крюка не оставил.
— А кто это Гэро, он что, погиб? — спрашивает Ольга.
Мы с Валей молча набили кастрюлю льдом. Примус уже гудел у Ольги на коленях. Маковецкий удобно устроился, забрал у нее примус, поставил рядом с собой, на него — кастрюльку. Застраховал и их репшнуром. Все-таки не зря мы его прозвали в шутку «Пахарь!» — все он делает основательно, капитально, бережливо. Чего только не найдешь в его загашниках!
Помню, спустились с пика Ленина, раскрыли уже на леднике его рюкзак и ввосьмером пообедали досыта. А ведь он носил все это на вершину! Тут были и мясные и рыбные консервы, и несколько головок лука и чеснока, и сухари с сахаром, и даже добрый шмат сала. И ответ у него один — а вдруг?.. Действительно, в горах случаются всякие «вдруг».
Так было и с Гэро — не знал он, что вдруг предательский снег имеете с ним сойдет по крутому ледовому склону.
— Вон видишь, Оля, фигурной скобкой вверх смотрит пик Тельмана? Шесть лет назад там, на крутом ледовом гребне, прикрытом мелким снегом, Гэро на спуске поторопился. Дело уже шло к вечеру. Крюк забивать не стал. Он был руководителем восхождения. Троих спустил вниз с верхней страховкой. Пошел последним. И сорвался. А ниже — скалы. Ну, вот со всего маха об них. Ребята удержали… но уже только тело. Так вот и погиб граф Гэро Робертович.
— А почему граф?
— Да, так мы его звали — граф Гэро Робертович. Отец его — известный конструктор — эмигрировал из Италии в двадцатых годах, как мне рассказывали ребята. Талантливый был человек. Автор многих интересных решений. Говорили, что он был графом. Может быть, и не был. Но Гэро мы все равно звали графом. Здоров был — двух-пудовиком играл, именно играл. И добрый. Песни и стихи любил. Да и сам писал. Вот, что написал своей жене:
Я знаю, ты будешь меня упрекать,Что, отпуск ценить не умея,Я еду не в Адлер с тобой отдыхать,А в горы суровые Цея,Что рад променять и покой, и уютШезлонгов приморского садаНа край, где восточные ветры ревутИ глухо гремят камнепады,Что снова придется нам спать на камнях,Жевать концентрат всухомятку,Вставать до рассвета и ставить впотьмахНад краем провала палатку…Что, взяв, наконец, Заромаг иль БжедухЦеной беспредельных усилий,Прочесть на вершине заснеженной вслухНеровные строчки фамилий.И, помня все то, что пришлось испытать:И срыв и ночевок невзгоды,К измятой записке своей приписатьДва слова: «Хорошей погоды!»Пусть отдых недолог, пусть дыбится ледПод нами за дымкою мглистой,Прекрасное чувство победы поетВ душе у бродяг-альпинистов…
— Похоронили мы Гэро в Пржевальске. И когда возвращаемся с гор — приходим к его могиле. Как с отчетом: что нового сделали, какие хорошие дела совершили. Может быть, это глупо, а может быть, хорошая традиция. И в этот раз после восхождения пойдем к нему «держать ответ за все содеянное», как говорят.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Каменный пояс, 1976 - Александр Коваленко бесплатно.
Похожие на Каменный пояс, 1976 - Александр Коваленко книги
- Люди молчаливого подвига - Александр Василевский - Шпионский детектив
- Медная пуговица - Лев Овалов - Шпионский детектив
- Учебная поездка - Владимир Быстров - Шпионский детектив
- Сам без оружия - Алексей Фомичев - Шпионский детектив
- Амалия и Белое видение - Мастер Чэнь - Шпионский детектив
- Восток — дело тонкое: Исповедь разведчика - Вадим Сопряков - Шпионский детектив
- Эскорт для предателя - Дэвид Игнатиус - Шпионский детектив
- Venceremos - Виктор Державин - Биографии и Мемуары / Периодические издания / Шпионский детектив
- Рассудок маньяка - Чингиз Абдуллаев - Шпионский детектив
- Рассудок маньяка - Чингиз Абдуллаев - Шпионский детектив
