тех местах, куда угодили пули. 
— Мое зеркало, — рыдает Люсьена. — Ты мне жизнь сломал, а теперь вот и зеркало…
 — Зеркало целиком и полностью твоя заслуга, — парирует ее бывший муж. — Не пускай в дом кого попало! Ты что, не поняла, что они могли дочь твою забрать?
 — Зачем им моя дочь? — тупо спрашивает она. — Им нужна только эта дурацкая игрушка!
 — Ни черта ты не поняла, — отмахивается Философ. — Сейчас приедет милиция, объясняйся с ними сама.
 Он уходит. И вовремя. Как раз из-за поворота вылетает милицейский «ГАЗик». Философ нарочито неторопливым шагом проходит квартал и натыкается на «Победу», которая стоит с погашенными фарами. Из нее выскакивает Илга, бросается к нему:
 — Что с мамой⁈
 — С нею все в порядке. Пострадали только люстра и зеркало в гостиной. Сейчас там милиция.
 — Я пойду домой! — решительно заявляет девочка.
 — Мне не хочется объясняться с милицией, — отвечает Философ. — Ты можешь побыть с нами до утра.
 — Нет, я буду с мамой.
 — Вы не беспокойтесь, товарищ Третьяковский. — Я провожу Илгу, а домой доберусь сам. Вы поезжайте.
 — Спасибо, дружище! — Философ пожимает пацану руку и школьники удаляются.
 — Садись, поехали, — говорит Тельма.
 Философ садится в машину. Девушка заводит «Победу».
 — Что там произошло? — спрашивает Тельма, лихо вписываясь в многочисленные повороты кривых городских улиц.
 — Кайманы. Они искали «злой волчок». Я расколотил люстру. Кайманы пальнули пару раз и смылись.
 — Пальнули — это выстрелили? А смылись — сбежали? — на всякий случай уточняет девушка, которой не слишком дается русский уличный жаргон.
 — Так точно, — бурчит ее спутник. — Кстати, надо бы забрать из номера этот самый «волчок».
 — Он давно уже в багажнике моей машины.
 — Когда ты только успела?
 — У меня есть свои маленькие тайны.
 — Кстати, куда мы едем? — спрашивает Философ. — Гостиницу мы уже проехали, а к тебе домой — в другую сторону.
 — Ни к тебе, ни ко мне сейчас нельзя, — отвечает Тельма. — Кайманы вряд ли успокоятся. Едем в санаторий. Там, правда, тоже сейчас кайманы, но недаром ведь мелкие птички вьют свои гнездышки возле орлиного гнезда.
 — Что-то я не очень тебя понимаю.
 — Там сейчас гуляет Россохин, Павел Иванович, уроженец нашего города, депутат Верховного Совета республики. Пьяница, бабник, взяточник. Он крышевает местную популяцию.
 — Крышует, — машинально поправляет ее Философ.
 — Да, крышует, — соглашается девушка.
 — Откуда ты все это о нем знаешь?
 — Из самых первых рук. Я его секретарь.
 — Так вот значит в какой конторе ты служишь?
 — Представь себе!
 Тельма по своему обыкновению на полном ходу сворачивает с шоссе на второстепенную дорогу. Лучи фар на мгновение выхватывают указатель: «САНАТОРИЙ 5 КМ». Еще несколько минут сумасшедшей гонки и они подъезжают к воротам. Лихачка сигналит и створки начинают расходиться в стороны. Впереди виднеется помпезное двухэтажное здание, которое ярко освещено. Со всех сторон его окружает раскисший от сырости сад.
 В глубине его белеют статуи античных богов и нимф. На широкой площадке перед парадным крыльцом стоит несколько легковых автомобилей. Из открытых окон второго этажа выплывают клубы дыма, но это не пожар. Даже в сыром воздухе ночи чувствуется запах табака. Философ и Тельма поднимаются к входной двери, откуда на них вываливается толстяк в белой, расстегнутой рубашке и сползающих с брюха штанах. Философ едва успевает его подхватить.
 — Пьян до положения риз, — бормочет он, прислоняя толстяка к колонне.
 — Скорее уж — до потери вдохновения. Это — Аксель Саар — известный эстонский прозаик.
 — Что здесь у вас сегодня, съезд ценителей изящной словесности?
 — Я же говорю — Россохин гуляет, — отзывается его спутница мрачно. — А он полагает себя покровителем творческой интеллигенции.
 — И красивых девушек? — спрашивает Философ.
 — Да уж… — отмахивается Тельма.
 Философ настораживается.
 — Слушай, а он… не того? — осторожно спросил он. — Не пристает?
 Тельма злорадно усмехается.
 — Куда ему… Я перед ним в конторе хожу в блузке с вырезом, в мини и вот на таких каблуках.
 Девушка пальцами показывает — на каких?
 — И?
 — И — ничего. На полшестого.
 Пьяный снова валится на Философа, но тот подхватывает того за подмышки и усаживает на скамейку сбоку от двери, и только тогда они с Тельмой входят в вестибюль. Дорогу им преграждает громила, чья нижняя, непрерывно жующая челюсть, кажется, могла бы перемолоть булыжник. Сразу понятно, что это охранник. Тельму он явно узнал, а вот на Философа смотрит угрожающе.
 — Это со мной! — напряженно произносит девушка.
 Громила не обращает на нее ни малейшего внимания, продолжая ощупывать равнодушным оловянным взором лицо Философа. Тогда тот поднимает левую руку, опускает манжет рукава и демонстрирует охраннику татуировку на внутренней стороне запястья. Те самые неправильной формы треугольники, напоминающие клыки хищника, средний — со стертым острием. Охранник кивает в знак узнавания и задвигается обратно в тень.
 — Теперь я понимаю, почему тебя так тянет в этот пансионат, — говорю я, прерывая рассказ напарника. — Теплые воспоминания…
 — Не спеши с выводами, — бормочет Граф.
 — Да нет, — хмыкаю я, — просто со мною было тоже самое — пьяный на крылечке, охранник, девушка… Правда, наколки козырной у меня нет, пришлось сунуть громиле пятерку…
 — Думаю и дальше будут совпадения, — проговорил рассказчик, — ибо гулянки советской элиты — не важно номенклатура это, передовики или — писатели с композиторами, похожи одна на другую… Слушай дальше… Философ с Тельмой спускаются в полуподвал, по дороге расшвыривая пустые бутылки. Сверху низвергается жизнерадостная музыка, и слышны возбужденные мужские и женские голоса.
 Тельма протягивает своему спутнику ключ и говорит:
 — Тринадцатый номер. Можешь без меня выпить, кайман.
 — С удовольствием! — отвечает Философ, беря ключ. — А ты куда?
 — Пойду покажусь боссу.
 — Это надолго?
 — Не настолько, чтобы ты успел без меня напиться. Мне не нужен сегодня мужик, у которого стрелки жизни сошлись в самом низу циферблата.
 — Нет, похоже, все-таки сегодня съезд ценителей изящной словесности, — бормочет Философ и отправляется на поиски двери с номером тринадцать.
 Войдя, зажигает свет. Апартаменты оказываются вполне шикарными. Альков с двухспальной кроватью. В остальной части помещения обтянутый черной кожей диван, два кресла, торшер, телевизор, телефон. И самое ценное —