Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От такой мысли в голове я понял, что у меня-то не было проблемы вообще. Проблема была у той женщины, с которой я провел некоторое время, и у того несчастного ребенка. Я удивился и уже был готов рассмеяться. Очевидно, все встало на свои места. Единственное, что мне нужно было сделать как можно скорее, так это встретиться с надвигающимися последствиями. Я пойду к этому ребенку и скажу ему на глазах его же матери, что не являюсь его отцом, а затем пусть она делает то, что захочет. Если суд признает меня отцом и обяжет выплачивать алименты, то что с того? Я буду платить — это наименьшее из зол. Я не провожу времени за стойкой бара, у меня нет машины, так что мне, в отличие от моих друзей, не приходится платить за бензин или за ремонт. Одно было ясно: мне нужно было чему-то научиться. Это был тот самый урок из школы жизни, о котором я столько рассказывал людям. И теперь проповеднику нужно было самому отведать каши, которую он так долго раздавал другим.
Я был уверен, что через пару часов на меня снизойдет озарение. Я встал, поднял с травы одежду и пошел в город.
В кондитерском магазине я купил Лидии ее любимую коробку конфет, на которой была изображена девушка с лютней. Я сказал продавщице, что это подарок, так что она завернула коробку в декоративную бумагу и обвязала ее красочной лентой. Я дошел до «Златника» и зарезервировал столик на двоих, за которым мы с Лидией провели пару приятных вечеров. Она будет счастлива, когда узнает, куда мы с ней собираемся, и в тот же момент, когда она меня увидит, она поймет, что я нашел правильное решение, и что кризис позади.
Ирена с ребенком жила в доме у мужа в районе «Красного Креста». Ворота во внутренний двор были отворены. Это был старинный, просторный и в то же время хорошо сохранившийся дом с покрытым мхом черепичной крышей. Я прошел через двор, вымощенный неровными камешками, постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, вошел внутрь. Я оказался в просторной гостиной, уставленной старой мебелью, потрепанными ковриками и хрустальной люстрой. На стене, украшенной обоями с красными рисунками, висели несколько масляных картин в позолоченной рамке. Ирены не было видно, вместо нее я увидел мужа, сидящего в кресле за газетами. Перед ним на столе стояли чашка кофе и уже наполовину пустой стакан воды.
Он приподнял свои выпуклые глаза чуть выше очков, что были у него на носу, и на его лице проступило удивление. Я не был заинтересован в долгих разговорах, просто хотел сказать мальчику правду на глазах у матери и уйти. Но старик перехитрил меня. Его губы сжались в улыбку, он взглянул на открытую дверь, ведущую в следующую комнату, и с юношеским задором в голосе прокричал: «Стевича! Иди сюда! К тебе папа пришел».
Такой поворот событий выбил меня из колеи. Я уже хотел было сказать ему, что он поступил неправильно, но в этот момент в дверях появился мальчишка. Ему было около пяти или шести лет, маленькая голова, хрупкое тело. Локон волос, упавший на его бледный лобик, соприкоснулся с его большими карими глазами.
У него был маленький полуоткрытый ротик с выступающими вперед между губами верхними зубками. Волосы закрывали ушки, так что их не было видно. На нем была полосатая морская рубашка, короткие штанишки на подтяжках, которые выставляли напоказ его оцарапанные коленки.
Взгляд его больших карих глаз поразил меня, как резкий удар кулаком в солнечное сплетение, от которого я не мог вздохнуть. Никто и никогда не смотрел на меня таким образом. В этом взгляде было и удивление, и изумление, и возбуждение. Его лицо светилось от счастья так сильно, что я мог чувствовать ту волну тепла, что окатила меня. Он выпустил из рук маленькую металлическую машинку, которая упала ему на ноги. У меня возникло странное желание поднять эту машинку и отдать ему в руки, но я не мог оторваться от этих глаз, от этого выражения лица.
Мальчишка сжал руки в кулачки, прижал их к груди и звонко произнес:
— Папочка, я ждал тебя! Я знал, что ты придешь когда-нибудь!
У меня потемнело в глазах, я не видел ничего, кроме этого маленького лица с большими глазами. Я почувствовал слабость в коленях и думал, что сейчас упаду. Я подготовился ко всему, но не к этому. Это событие все резко изменило, будто невидимый волшебник взмахнул рукой и поменял огни на сцене: все стало совершенно иным, будто за завесой иллюзии показалась скрытая истина. От моего первоначального решения не осталось и следа. Никто и никогда так на меня не глядел. Никто не называл меня Папочкой. Никто, и я был в этом уверен, не любил меня так.
Я свалился в кресло, коробка конфет выскользнула у меня из рук и упала на пол. Я понимал, что я приму этого ребенка, так как он любил меня, а не того носителя семени, что породил его. Мальчишка дополнял бы меня до конца моей жизни, и я знал, что ничто и никто не могли бы выгнать его из моей судьбы. Я уже хотел произнести: «Да, вот и я», — но возникший спазм в горле не позволил мне проронить и слова.
Вместо этого старый адвокат сказал:
— Давай, Стевича, подойди к своему отцу, не стесняйся.
Мальчишка быстро улыбнулся и медленно начал подходить ко мне. В нем было что-то знакомое, будто я встречал его во сне, в моих грезах или в малоизвестной прошлой жизни. Он был чем-то похож на меня, но я никак не мог понять, чем.
Он не был красив, однако я чувствовал, что растаю от счастья, если прижму его голову к груди, обниму его маленькое тело, вдохну аромат его волос. Что-то похожее на острый кинжал пронзило мою грудь. Я понял, чем же мы были похожи. Он, как и я, искал истинную любовь и, наконец, нашел ее. И в тот же момент нашел ее и я. Любовь — безоговорочная, недостижимая, за которую не нужно бороться, снизошла на нас как небесная благодать. Она могла бы сломить меня перед мальчиком, если бы я ей уступил. Я едва сдерживал себя от возгласов приветствия, мой рот съежился, а по лицу покатились слезы. Мальчишка подошел поближе и, вытянув свое тело и положив голову на мою, обнял меня.
— Не плачь, папочка, я самый счастливый.
Нос зашмыгал, по моему лицу градом посыпались слезы. Я был не в состоянии ни сделать, ни сказать чего-нибудь вразумительного. Я потянулся за коробкой конфет и, передавая ее ему, в первый раз заговорил с ним:
— Держи, Стевича, это для тебя.
Он нерешительно взял коробку обеими руками, так как для одной она была тяжеловата.
— Не нужно было тратиться, папочка.
— Да ничего страшного, Стевича. Я куплю тебе что-нибудь поинтереснее этого. Скажи мне, чего ты хочешь? — Судороги в горле почти сошли на нет, так что я мог отчетливо произносить короткие предложения. Он отступил чуточку назад и опустил глаза. Казалось, он раздумывал над тем, что бы попросить, но так и не решался начать.
— Скажи мне, Стевича, давай.
— Не нужно мне ничего покупать, папочка, — ответил он, и в тот же миг я почувствовал, как к горлу опять начало подступать напряжение.
— Я бы хотел тебе с чем-нибудь помочь. Просто скажи, с чем.
— Ну, знаешь, каждое утро, в воскресенья, я наблюдаю за тобой в Калемегдане, как ты стреляешь из лука. Я прячусь в кустах около замка и смотрю за тобой, как ты натягиваешь лук, а потом идешь собирать стрелы. Я бы хотел собирать за тебя эти стрелы. Это было бы... ну... как отец с сыном.
Я обнял его, чтобы он не заметил моих слез, скапливающихся в уголках глаз. Будто через легкую дымку, я увидел, как старый адвокат молча вытирал слезы ладонью и медленно кивал головой.
— Конечно, сынишка, мы всегда будем ходить туда вместе.
Стевича проводил меня до садовой калитки. Я положил руку ему на узкие, тощие плечи. Он нежно сжимал мою руку, словно прятал ее от кого-то.
— Приходи еще, — прошептал он.
— Я приду, не бойся.
Той ночью мы с Лидией долго разговаривали в постели. И снова я был удивлен ее добродушием. Она восприняла этот неожиданный поворот событий как самое наилучшее возможное решение для нас обоих. Она плакала, когда я рассказывал ей о моей встрече со Стевичем.
— Этому мальчишке действительно повезло. Я всегда мечтала о том, чтобы кто-нибудь меня так полюбил.
— Я люблю тебя, как никогда раньше, — произнес я и поцеловал ее в лоб. — Этот мальчишка принес мне столько любви, что я теперь чувствую, что могу полюбить весь мир. — Я обнял ее и прижал к себе... Мы заснули с первыми лучами солнца. Мой нос был наполнен успокаивающим, как теплое прикосновение матери, ароматом ее кожи. В тишине я чувствовал спокойствие, ласковую утомленность и переполняющую меня радость.
Вы, наверное, догадались. Через девять месяцев Лидия родила мне ребенка, и так у нас появился Ненад, мой сын.
– 10 –
Следующие несколько лет растаяли в моей памяти, как караван из плотных картинок. Мой образ жизни отец скорее всего назвал бы нормальным, за исключением того, что у меня не было постоянной работы. Я зарабатывал больше, чем Лидия на полной ставке, и это вводило его в ступор. Для него работа считалась чем-то твердым, как религия. И когда его друзья интересовались, где и кем я работаю, то он нервно отвечал, что я был «фрилансером». Однажды мать мне рассказала об этом.
- Азбука осознанности - Бхагван Раджниш - Эзотерика
- На одном дыхании. Самоучитель по медитации в современном мире - Тит Хан - Эзотерика
- Движение к свободе: путь к просветлению - Дон Меллоушип - Эзотерика
- Секретные денежные талисманы Рокфеллера, Форда и еще 38 миллионеров - Ярослав Чорных - Эзотерика
- Крайон. 11 задач, чтобы впустить в себя свет - Тамара Шмидт - Эзотерика
- Так родилась Душа - Кристина Колегина - Прочая детская литература / Прочее / Эзотерика
- Путешествия в поисках смысла жизни. Истории тех, кто его нашел - Рами Блект - Эзотерика
- Путешествие в поисках смысла жизни. Истории тех, кто его нашел - Рами Блект - Эзотерика
- Ленивая магия. Практическое пособие для быстрой материализации желаний - Lazy Lady - Менеджмент и кадры / Эзотерика
- Как видеть и читать ауру - Тэд Эндрюс - Эзотерика